Кнут Гамсун - Дети времени (Дети века)
Чего еще можно было желать? Наконец в местечке поселился даже адвокат, молодой человек, такой законник, что народ начал сдерживать как руки, так и языки. Теперь уже не надо было ездить, Бог знает как далеко, или ждать сессии суда, чтобы добиться правды: адвокат быстро давал совет тут же на месте.
Все были довольны, что он приехал, а Хольменгро выстроил ему домик.
Господин Раш собирался нанести визит владельцу поместья, но Хольменгро устроил так, что встреча с поручиком и его женой произошла под открытым небом. Это была прекрасная выдумка, и обе стороны были благодарны за нее.
Случилось это так:
Весенним напором воды прорвало плотину поручика и снесло мельницу. Это не имело значения, так как маленькая мельница молчала уже несколько лет с тех пор, как Хольменгро открыл свою мельницу. Но, пока она стояла, все же она придавала некоторое величие поместью, а теперь и это исчезло. А лесопилка? Разве там была и лесопилка? И ее не стало. Казалось, будто мельница и лесопилка уступили реку всецело Хольменгро, согласно его желанию. Это было замечательно, очень замечательно: эти два здания в сущности мешали осуществлению нового проекта Хольменгро; и вот их унесла река.
Хольменгро и не думал скрывать, что он виноват в этом несчастье: он слишком сильно запрудил реку для сплава бревен из леса поручика.
Когда поручик пошел на реку, чтобы посмотреть на разрушение, фру Адельгейд от души пожалела его, так тяжело ему было исчезновение мельницы и лесопилки, выстроенных отцом и дедом. Он вернулся домой к обеду, но затем опять хотел идти на место несчастья. Фру Адельгейд предложила сопровождать его, что сначала изумило его, но потом он сказал:
– Благодарю вас за участие. Наденьте высокие башмаки.
Хольменгро же в это время шел с адвокатом Рашем к поручику. Таким образом, произошла встреча.
Река шумела. Они обменялись поклонами, но слов невозможно было расслышать; Хольменгро пришлось говорить очень громко, представляя господина Раша. Было странно видеть, как молодой человек только наклонил голову, кланяясь молча, среди гула.
Все шли медленно к месту катастрофы, – поручик впереди. Когда он остановился, Хольменгро сказал:
– Вот какое несчастье может вызвать невежество! Человек понимающий никогда не запрудил бы реку ради сплавки леса.
Поручик навострил уши.
– Разве вы запрудили реку? Зачем?
– По глупости, к сожалению. Я в отчаянии и прошу теперь только дать мне время, чтобы исправить причиненный вред.
– Что вы намерены сделать?
– Тут была плотина, стояла мельница и лесопилка, я хочу восстановить все это.
Молчание.
– В сущности, это были старые постройки, стоявшие здесь без употребления, – вступился поручик.– Нет, вы не должны тратиться на это.
Ожидал ли Хольменгро такого ответа? Кто знает; сам он ни словом не обмолвился. Он только взглянул на поручика с большим почтением.
– В таком случае, есть другое средство. Мне кажется, что ваша половина реки уже не нужна вам; я заплачу по стоимости.
Молчание.
Поручик соображает что-то и приходит к решению.
– Вы желаете владеть всей рекой?
– Если вы не имеете ничего против.
Поручик идет дальше; все следуют за ним. На перекрестке он останавливается и начинает говорить, – довольно долго он раздумывал:
– Нет, я не продам больше ни кусочка реки. Ожидал ли Хольменгро подобного ответа? Он не удивился и сказал с обычной готовностью идти навстречу желаниям поручика.
– Есть еще третий исход. Я предлагаю вам возместить убытки по стоимости.
Несколько дней спустя Хольменгро шел вдоль реки по своей стороне. Вероятно, у него созрел новый план в голове; он измерял берег глазами, шагал взад и вперед, что-то рассчитывая. Новый план? Да, новый проект.
Часом позднее той же самой дорогой шел поручик. Он шел пешком. Так как он направился на сторону Хольменгро, и никогда ничего не делал тайком, то следовало предположить, что он ищет самого Хольменгро. Время от времени он останавливался, размышляя.
Все эти два дня он думал и думал, и все еще не додумался ни до чего. Казалось, что отказывая Хольменгро в его предположении купить остаток реки, он руководствовался только капризом, или он сразу не понял выгоды; но поручик про себя знал, что он имел веские основания: банк пожелал обеспечить себя и по совещании с бергенскими поручителями предложил ему воздержаться от дальнейшей продажи сегельфосских угодий.
То был долготерпеливый банк, что ждал так долго. Но, во всяком случае, владелец Сегельфосса получил первое напоминание и сильно опечалился. Перед ним в эти дни предстала ужасная перспектива, что он может лишиться всего. Какое же оправдание он найдет перед династией Виллацев Хольмсенов? Все его раздумывание ни к чему не привело, может быть, это еще было не последнее затруднение.
Да, это являлось только началом, пробой. Он сравнивал себя с курами на птичьем дворе: когда курице что-нибудь приходит на ум, она мечется, сломя голову, то в одну, то в другую сторону, и не знает, куда броситься. Это совершенно подходит к его образу действий. Так она хлопочет понапрасну и останавливается, только чтобы сделать еще новую глупость.
Но ничто на свете не заставит ее отказаться от ее воли: она может уклоняться, может ослабевать, но не оглядывается назад.
Зачем поручику оглядываться? Разве он прожил жизнь? Даже органа не купил. Нет, он еще не был разорен; он, а никто другой, владел Сегельфоссом, ему, а не кому иному, принадлежал большой дом с массой драгоценностей; но его владения обременены долгами, а долги – самая невыносимая вещь. Он мог убедить себя принять предложение Хольменгро о возмещении убытков, но насколько это улучшит положение? Даже банку нельзя будет замазать рот, а чем же самому жить дальше? Он не искал извинения себе, единственное, в чем он виноват, – что он не понимал, что тут вмешался рок. Он мог сказать себе, что ничего не выходит, если сорить деньгами, не имея дохода, но ведь он этого не делал.
Конечно, он не скаредничал до того, чтобы употреблять для пасьянса игранные карты, – это было бы смешно, – и, собственно говоря, уж не было такой неотложной надобности в дорогом мундире, который он сделал себе во время поездки в Англию. Это единственный непроизводительный расход, какой он мог упомнить. Теперь мундир висел без употребления: при дворе поручик не бывал, генералу нечего было делать в Нордланде, на что же мог пригодиться мундир? Конечно, если его ждет крушение, мундир, лежащий, как ненужная игрушка, в ящике шкапа, – не единственное, в чем может упрекнуть его жена, фру Адельгейд! И он мог бы сказать кое-что о фру Адельгейд, она не принесла ему счастья в супружестве, но это он мог сказать ей, пока знал себя безупречным. Что, если теперь она имеет право упрекнуть его? Уж так он был создан: он мог выносить незаслуженную обиду, а заслуженной не мог.
Он отправляется к Хольменгро, чтобы принести ему извинение. Тогда он облек свой отказ в резкую форму и хотел объяснить теперь, что некоторые обстоятельства мешают ему продавать еще часть реки. Он, вероятно, не ответил бы так коротко, если бы тут не присутствовала фру Адельгейд; из-за ее присутствия он отказал богачу-землевладельцу.
Он увидал шляпу и спину Хольменгро у реки; теперь тот его уже не станет просить ни о чем… однако, все возможно. Хольменгро! Этот человек глубоко врезался в его жизнь. Поручик во многих отношениях мог считать его себе равным, а во многих других даже стоящим выше себя. Но что такое Хольменгро? Антипод.
Вот он повернулся и идет поручику навстречу. Кто этот человек? Без роду, без племени, как бы вышедший из сказки; из всех стран, – может быть, символ, рок…
Хольменгро поклонился поручику и поручик ответил ему. Между ними все постарому, но богач-землевладелец теперь чувствует себя неуверенно. Не ходит ли Хольменгро здесь, поджидая его? Поручик, по своему обыкновению, начинает сразу.
– Если вы помните, мы говорили о трех выходах. Есть еще четвертый: оставим всякие разговоры об этом.
– Этого я не могу, – отвечает Хольменгро.
– Мне нельзя больше продавать часть реки или участки земли. Препятствуют некоторые обстоятельства, взятые на себя моим отцом.
– Разве это мешает принять от меня вознаграждение за причиненный вред?
– Хм. Это вовсе мне не по душе. Мой убыток ведь не принес вам выгоды.
– Я сейчас ходил туда снова. На реке для меня стояло два препятствия; теперь их нет. Это, может быть, странно слышать, но они мешали мне, а теперь они устранены.
Поручик не понимает и говорит:
– Право, не знаю… просто не понимаю, что вы говорите.
– Очень просто, – поясняет Хольменгро, – если бы мне удалось выстроить вашу плотину, здесь, на моей стороне реки, то она могла бы у меня двигать очень нужную машину. Если позволите обеспокоить вас, то попрошу последовать за мной, и я вам объясню.
Они пошли вверх по реке, разговаривая.
