Марк Твен - Собрание сочинений в 12 томах. Том 3
Этот способ ведения работ позволял Гарри, как он сам говорил, изучать проектирование железных дорог на практике, а Филиппу предоставлялся случай осмотреть новые места и выяснить, что они ему сулят. Оба они успели заручиться гарантиями на покупку нескольких плантаций, и оба тут же написали своим восточным корреспондентам о красотах облюбованных ими земель и о том, что стоимость участков учетверится, как только трасса будет окончательно проложена. Им казалось очень странным, что люди с капиталом не бросаются сюда, чтобы захватить участки.
Друзья не успели провести в лагере и двух недель, как Гарри написал своему приятелю, полковнику Селлерсу, чтобы тот поторапливался, так как дорога наверняка подойдет к Пристани Стоуна. Глядя на план трассы, трудно было предугадать, куда она направится дальше, поскольку каждый день в ней происходили изменения; но Джефф провозгласил, что, по его мнению, от той точки, где они находятся, единственный целесообразный маршрут пролегает по водоразделу к Пристани Стоуна; и всем стало ясно, что пункт, обозначенный на карте как «Пристань Стоуна», явится очередным объектом, куда устремится трасса дороги.
— Ребята, — сказал начальник партии, — мы доберемся туда, даже если нам придется лететь на воздушном шаре.
И они добрались. Не прошло и недели, как этот неукротимый инженер вывел свой караван по холмам и лощинам, через ручьи и заводи к Пристани Стоуна и стал лагерем в самом сердце города.
— Разрази меня гром! — раздался на следующее утро жизнерадостный голос мистера Томпсона, только что вышедшего из палатки. — Разрази меня гром, если я что-нибудь понимаю! Эй, Грейсон, возьми-ка свою астролябию и посмотри, где здесь городишко старого Селлерса. Черт меня побери! Ведь если бы вчера сумерки наступили чуть позднее, мы бы проскочили мимо. Эй, Стерлинг, Брайерли, вставайте и полюбуйтесь на эту столицу. Сейчас к ней вон из-за того мыса подойдет пароход! — И Джефф громко расхохотался. — А мэр города уже спешит к нам завтракать!
Молодые люди выбрались из палатки и, протирая глаза, огляделись вокруг. Лагерь стоял на прибрежной отмели извилистой, лениво несущей свои воды речки, ширина которой даже при теперешнем высоком уровне воды была не больше двадцати пяти метров. Перед ними стояло около десятка рубленых лачуг с глинобитными печными трубами, разбросанных как попало по обеим сторонам не очень ясно очерченной дороги, которая, не зная, видимо, сама, куда ей направиться, нерешительно петляла сквозь «город» и вилась по холмистым просторам прерии; казалось, что, начавшись, она двинулась в пустоту и скорее всего туда и придет. Однако на самой черте города ее немного ободрял и поддерживал дорожный указатель с надписью: «До Хоукая 10 миль».
Дорогу эту никто никогда не строил — ее просто наездили; сейчас, в дождливую июньскую пору, она представляла собой ряд прорезанных в черноземе рытвин и бездонных колдобин. В центре города дорога, несомненно, пользовалась большим вниманием, ибо здесь в ней рылись и копошились свиньи и поросята, превратившие ее в жидкую топь, которую можно было перейти только по брошенным кое-где доскам.
Вокруг главного домика, служившего этому торговому центру универсальным магазином, грязь была еще жиже, и все местные бездельники сходились на грубо сколоченной перед домом площадке, где и коротали время, сидя на ящиках из-под бакалейных товаров. У самой реки виднелась полуразвалившаяся постройка — склад для хранения конопли, и шаткие мостки вели от него в воду. К пристани была пришвартована плоскодонка, у которой весла были вынуты из воды и лежали поперек. Выше по течению через реку был переброшен шаткий деревянный мост: опоры его вкривь и вкось уходили в размокшую землю; в некоторых местах не хватало досок, и представители закона могли не беспокоиться о том, что кто-нибудь нарушит правила, проезжая через мост на слишком большой скорости.
— А это, джентльмены, — продолжал Джефф, — река Колумба, она же Гусиная Протока. Если ее расширить, углубить, выпрямить и удлинить, то на всем Западе не сыщешь лучшей реки.
Взошло солнце, и его лучи постепенно разогнали малярийные миазмы и слой колыхавшегося над рекой реденького тумана; но даже солнечный свет не смог оживить тусклые, безжизненные воды или проникнуть в них настолько, чтобы казавшиеся бездонными глубины раскрыли свои тайны. Речные черепахи почтенного возраста вылезали из грязи и грелись на старых корягах посреди реки; солнце поблескивало на спинах этих столичных жителей, первыми начавших активную трудовую деятельность.
Вскоре, однако, над городскими трубами взвились дымки; и не успели инженеры разделаться с завтраком, как уже стали объектом пристального внимания со стороны семи-восьми подростков и мужчин, которые не спеша подошли к лагерю и все как один с ленивым любопытством озирались по сторонам, невозмутимо заложив руки в карманы.
— Доброе утро, джентльмены! — приветствовал их из-за стола главный инженер.
— Доброе утро! — протянул представитель делегации. — Это, стало быть, и есть железная дорога? Был тут у нас про нее слух.
— Совершенно верно, железная дорога; не хватает только железного коня, рельсов да бревен для шпал.
— Бревен-то здесь сколько душе угодно, у меня вон целая роща белых дубов, — ответил все тот же оратор; он, по-видимому, был человеком с достатком и не прочь совершить выгодную сделку.
— О бревнах вам придется вести переговоры с подрядчиками, сэр, сказал Джефф. — Вот, например, с мистером Брайерли; я уверен, что со временем он не откажется закупить у вас лес.
— А я-то думал, что вы все привезете с собой. Но если нужны бревна, пожалуйста, у меня есть. Верно, Эф?
— Хоть завались, — ответствовал Эф, не сводя глаз с сидевших за столом.
— Итак, — проговорил Томпсон, вставая и направляясь к своей палатке, железная дорога прибыла на Пристань Стоуна. По этому поводу предлагаю всем выпить.
Предложение было встречено всеобщим одобрением.
Джефф провозгласил тост за процветание Пристани Стоуна и за развитие судоходства на Гусиной Протоке; гости с воодушевлением опрокинули по стопке простого кукурузного виски и в свою очередь похвалили железную дорогу и самого Джеффа Томпсона — «парня что надо».
Часов около десяти в прерии показался фургон, медленно двигавшийся к лагерю. Когда он подъехал поближе, стал виден сидевший в нем представительный джентльмен, который все время нетерпеливо наклонялся вперед и глядел в сторону палаток, подергивал вожжи и слегка подхлестывал лошадь, стараясь передать кипевшую в нем энергию заморенному животному. Когда же наконец фургон остановился у палатки мистера Томпсона, джентльмен осторожно сошел на землю, выпрямился, потер руки и, всем своим обликом излучая радость и довольство, направился к поджидавшей его группе людей, которые начали приветствовать его по имени, как только он очутился на достаточно близком расстоянии.
— Добро пожаловать в город Наполеон, джентльмены, добро пожаловать! Горжусь тем, что вижу вас здесь, мистер Томпсон. Вы прекрасно выглядите, мистер Стерлинг. Свежий воздух вам на пользу! Счастлив, счастлив видеть вас, мистер Брайерли. Вы получили ящик шампанского? Нет? Ах, эти проклятые речные воры! Ничего больше не стану посылать с ними. А ведь лучшей марки Редерер. Все, что оставалось в моем погребе от партии, присланной сэром Джорджем Гором[69]: я возил его охотиться на бизонов, когда он приезжал в Америку. Время от времени он посылает мне какой-нибудь пустячок. Вы еще не осмотрелись здесь, джентльмены? Тут все вчерне пока, все вчерне. Все эти здания придется снести. Вон там будет городская площадь, поблизости — суд, гостиницы, церкви, тюрьма и прочее. А примерно вот здесь, где мы стоим, вокзал! Как это на ваш инженерский взгляд, мистер Томпсон? Подальше деловые кварталы, спускающиеся к речным причалам. А университет — вон там, на высоком живописном холме, — реку с него видно на много миль. Это река Колумба, по ней всего сорок девять миль до Миссури. Поглядите на нее: спокойная, не капризная, течение слабое, никаких помех для судоходства; кое-где ее придется расширить и расчистить, углубить дно для пристани и построить набережную по фасаду города; сама природа уготовала здесь место для торгового центра. Взгляните вокруг: на десять миль никаких других построек и никакой другой судоходной реки, — ничего лучшего не придумаешь; пенька, табак, кукуруза — все устремится сюда. Дело только за железной дорогой; через год город Наполеон сам себя не узнает.
— Он и сейчас себя не узнает, — прошептал Филипп своему другу. — Вы уже позавтракали, полковник?
— На скорую руку. Выпил чашечку кофе. Выписываю его сам, другого не признаю. Но захватил с собой корзинку с провизией: жена настояла, дала с собой кое-какие деликатесы, — вы же знаете женщин, — и полдюжины того самого бургундского, о котором я вам говорил, мистер Брайерли. Кстати, вы так со мной ни разу и не отобедали. — И полковник решительно подошел к фургону и заглянул под сиденье.
