Виктор Гюго - Труженики моря
Дело же было в том, что, пустившись сломя голову на предприятие почти невозможное и рискуя жизнью без малейшей надежды на успех, Жилльят боялся соперников.
На рассвете в беспредельном пространстве моря можно было видеть два предмета, расстояние между которыми все более и более уменьшалось. Одним из этих предметов была парусная лодка, а в ней Жилльят. Другой предмет, неподвижный, колоссальный, мрачный, походил на чудовищные ворота.
Утренний свет разливался все более и более на востоке, белизна горизонта увеличивала черноту моря. На другой стороне неба садилась луна.
Чудовищные ворота были скалы Дувра. Масса, которая торчала между ними, — была «Дюранда».
Скалы, еще мокрые от вчерашней бури, казались вспотевшими. Ветер стих, море слегка волновалось, кое-где из-под воды виднелись рифы, о которые живописно разбивались волны. С открытого океана доносились звуки, походившие на жужжание пчел.
Жилльят, быстро работая веслами, все плыл, на нем была его обыкновенная морская одежда — шерстяная рубашка, шерстяные чулки, башмаки с гвоздями, вязаная куртка, толстые штаны с карманами; а на голове красный колпак.
Было уже совершенно светло, когда он приплыл в воды рифа. Он входил сюда осторожно и часто бросал лот.
Ему нужно было найти удобное место, чтобы пристать и выгрузиться, так как с ним были мешок сухарей, мешок муки, корзинка с сушеной рыбой и копченой говядиной, большая манерка с пресной водой, норвежский пестрый ящик с несколькими рубашками, просмоленным верхним платьем и бараньей шкурой, служившей ему ночным одеялом.
Отправляясь из Бю-де-ла-Рю, он сложил все это на дно бота и прибавил еще свежеиспеченный хлеб. Торопясь в путь, он захватил с собою, для предстоящей ему тяжелой работы, только кузнечный молот, топор, топорик, пилу и веревку с узлами и крюком. С подобной веревочной лестницей и умением ею пользоваться искусный моряк взлезает на самые страшные крутизны.
Кроме всего этого на дне бота лежал рыболовный прибор.
В ту пору, когда Жилльят подходил к скалам Дувра, море убывало. Волны, отливая от скал, обнажали у подошвы Малого Дувра несколько уступов. Эти площадки были очень удобны для разгрузки. Но надо было торопиться, они находились над водой только до прилива.
Перед этими-то утесами Жилльят остановил свой бот, снял башмаки, выскочил босой на слизистые поросли и, привязав бот к выдающемуся острию скалы, полез по узкому гранитному карнизу, под самую «Дюранду». Взобравшись, он начал ее рассматривать.
«Дюранда» была втиснута между двумя скалами на высоте двадцати футов над морем.
Впрочем, на скалах Дувра была только половина «Дюранды».
Исторгнув судно из объятий волн, ураган как бы выдрал его с корнем из воды. Вихрь его рвал, водоворот удерживал, и влекомое таким образом в противоположные стороны грозными руками бури судно наконец переломилось, как щепка. Корма с машиной и колесами врезалась в скалы и остановилась, а нос, унесенный шквалом, разбился в щепы о камни.
Нижняя, грузовая часть корабля с вышибленным дном выбросила в море помещавшихся в ней быков, которые тут же и захлебнулись.
Часть носового борта еще не оторвалась от кормы и висела в воздухе, но так слабо, что ее можно было отбить одним ударом топора.
В далеких извилинах рифа плавали доски, балки, лохмотья парусов и куски цепей.
Жилльят смотрел со вниманием на «Дюранду», которую ему надо было снять и увезти одному.
XI
Дувры не похожи друг на друга: гранит Большого Дувра имеет закругленные очертания и нежен на ощупь, как пробирный камень, что, однако, не мешало ему быть весьма твердым. Малый Дувр на вершине заострен и походил на рог.
На Малый Дувр можно было взобраться, но не удержаться на нем; на Большом можно было удержаться, но зато на него нельзя взобраться.
Жилльят, осмотрев и сообразив все это, возвратился на бот, выгрузил из него вещи на первый уступ, выставляющийся из-под воды, сделал из них тюк и затем, работая ногами и руками, цепляясь за малейшие выпуклости скалы, взобрался до висевшей на воздухе «Дюранды».
Поравнявшись с кожухами, он вскочил на палубу.
Остатки корабля представляли изнутри самое грустное зрелище.
Повсюду виднелись самые ужасные следы разрушения. Железные болты и скобы — все это было самым странным образом исковеркано, казалось, что это как будто сделано нарочно. Так и хотелось сказать: экая злоба!
«Дюранда» походила на человека, перерубленного пополам; из раны торчала целая масса обломков, похожих на внутренности трупа. Канаты развевались по ветру, цепи звякали, все волокна, все нервы корабля были напоказ. То, что не было изломано в щепы, было изуродовано. Все было разбито, расшатано, уничтожено; нигде никакой связи, целый поток брусьев, досок, болтов и канатов висел на воздухе, грозя ежеминутно рухнуться.
Пена моря презрительно плевала на всю эту безобразную груду.
XII
Жилльят не думал, что он найдет только половину судна. В рассказе капитана «Шильтьеля» ничто не давало основания на это рассчитывать. Разрушение, вероятно, и сопровождалось тем «чертовским треском», о котором упоминал капитан. То, что он принял за морской вал, был, по всей вероятности, смерч. Затем, приблизившись, он мог видеть судно только с носовой стороны, так как оно было защемлено между скалами, а потому моряк и не подозревал, что корма судна была уже разрушена.
Затем рассказ капитана «Шильтьеля» был верен. Корпус судна был потерян, машина невредима, — даже труба не погнулась. Чугунная платформа, на которой помещалась машина, и ее сберегла в целости.
Как и за что тут было приняться?
XIII
Жилльят с первого шага был осажден множеством нужд, между которыми самыми настоятельными были убежище для бота и уголок, где самому укрыться от непогоды.
Так как «Дюранда» висела немного на боку, то правый кожух был выше левого.
Жилльят взобрался на него и начал отсюда своей осмотр и соображения.
Вся группа скал, взятая в целом, представляла две громадные гранитные стены, выступавшие из воды и составлявшие острый гребень подводной гряды. Переулок, в который буря забросила «Дюранду», был именно промежуток между этими стенами.
XIV
Жилльят знал толк в подводных камнях, чтоб отнестись к обоим Дуврам не шутя. Прежде всего, как мы уже сказали, надо было найти безопасное место для бота.
Двойной кряж рифов, тянувшийся извилистой траншеей за Дуврами, местами сам соединялся с другими скалами, и там можно было предполагать закоулки и провалы, впадавшие в ущелье и соединенные с главным каналом, как ветви с деревом.
Нижняя часть подводных камней была выстлана водорослями, а верхняя — мхом. Одинаковый уровень водорослей на всех скалах обозначал линию воды во время полного прилива и неизменной высоты. Отроги, недосягаемые для воды, имели тот серебристый и золотистый оттенок, который придают морским гранитам мхи белый и желтый.
Скалы были покрыты в некоторых местах болячками из конических раковин.
В уступах, мало обдаваемых пеной, виднелись норки, высверленные морским ежом. Этот еж-раковина, который, как живой шар, катится на своих остриях и которого броня состоит с лишком из десяти тысяч игл, искусно подобранных и укрепленных, морской еж, которого рот неизвестно почему называется фонарем Аристотеля; он прорывает гранит своими пятью зубами и поселяется в высверленном отверстии. В этих-то норках и находят его охотники. Они режут его на четыре части и едят сырым, как устрицу. Иные макают хлеб в его мягкое мясо. Отсюда он имеет еще одно название — морское яйцо.
Дальние вершины подводных скал, обнаженные отливом, оканчивались под самым утесом чем-то вроде бухточки. Жилльят исследовал эту бухточку и нашел, что она годится для его бота. Тогда он слез, обулся, отвязал лодку, сел в нее и отчалил. Он обогнул утес снаружи на веслах, потом несколько подался в море, чтобы ловчее было повернуть, и живо, одним взмахом весел, вошел в бухту.
Пристань была, в самом деле, превосходная.
Лодка могла быть там в безопасности почти от всех непогод.
Жилльят поместил свою лодку в таком расстоянии, чтобы она не билась килем о банку, и закинул оба якоря.
Сделав это, он скрестил руки и стал советоваться сам с собой.
Лодка находилась в безопасном месте, эта задача была решена; являлась другая. Где приютиться ему самому?
Представлялись два помещения: самая лодка, с довольно удобной каютой, и площадка скалы, куда легко было взобраться.
Из обоих этих помещений можно было во время отлива, перескакивая со скалы на скалу, почти как посуху, достигнуть до промежутка между Дуврами, где была «Дюранда».
Но отлив — дело минутное, а во все остальное время он был бы отделен или от своего ночлега, или от остова «Дюранды» с лишком двумястами сажен. Плавать между подводными камнями трудно; а если неспокойное море, то и вовсе невозможно.
