Эрнест Хемингуэй - За рекой, в тени деревьев
– Будьте добры, соедините меня с ней поскорей, – сказал он портье.
Портье принялся набирать номер.
– Вы можете говорить отсюда, полковник, – сказал он. – Я вас уже соединил.
– Быстро!
– Пройдите в кабину, – сказал портье.
Войдя в кабину, полковник снял трубку и по привычке сказал:
– Полковник Кантуэлл слушает.
– Ричард, я звонила два раза. Но мне сказали, что ты ушел. Где ты был?
– На рынке. Ну, как ты, прелесть моя?
– Все еще спят, и нас никто не слышит. Поэтому – да, я твоя прелесть. Что бы это ни значило.
– Хорошо спала?
– Мне снилось, что я скольжу в темноте, как на лыжах. Может, и не на лыжах, но в темноте.
– Правильно, это и должно было тебе присниться. Почему ты так рано проснулась? Ты даже перепугала нашего портье.
– Наверно, это нескромно, но скоро я тебя увижу? И где?
– Когда и где хочешь.
– Камни еще у тебя? Приятно ты провел время с мисс Портрет?
– Да. И снова да. Камни у меня в верхнем левом кармане, а карман застегнут. С мисс Портрет мы болтали поздно ночью и рано утром, она очень скрасила мне жизнь.
– Ты ее теперь любишь больше, чем меня?
– По-моему, я пока еще человек нормальный. А может, это одно хвастовство. Она очень красивая.
– Где мы встретимся?
– Давай позавтракаем в кафе «Флориан», на правой стороне площади. Площадь, наверно, залило водой, интересно будет поглядеть.
– Хочешь, я приду туда через двадцать минут? – Хочу, – сказал полковник и повесил трубку.
Он вышел из будки, и вдруг ему стало плохо, а потом показалось, будто дьявол загнал его в железную клетку – и Железную Деву, а может, в Железное Легкое; лицо у него посерело, он еле доплелся до конторки портье и сказал ему по-итальянски:
– Доменико, будьте добры, дайте воды.
Портье ушел, а он привалился к конторке, с трудом переводя дух. Он стоял неподвижно, не теша себя никакими иллюзиями. Портье принес ему стакан воды, и полковник принял четыре таблетки вместо положенных двух, по-прежнему не шевелясь, как усталый ястреб.
– Доменико, – позвал он.
– Да?
– У меня тут в конверте одна вещь, прошу вас, положите ее в сейф. Ее могут потребовать у вас либо я сам, лично или письменно, либо та особа, с которой вы меня только что соединяли по телефону. Дать вам письменное распоряжение?
– Нет. Это ни к чему.
– Ну а если с вами что-нибудь приключится? Вы ведь тоже не бессмертны, а?
– Да, наверно, – сказал портье. – Но я все это запишу, а кроме меня, есть еще управляющий и его помощник.
– И оба люди хорошие, – признал полковник.
– Вы бы присели, полковник.
– Не хочу. Кто же позволяет себе рассиживаться, кроме никчемных старух и стариков в дешевых меблирашках? Вы разве сидите?
– Нет.
– Я могу передохнуть стоя или приткнувшись к любому вонючему дереву. Мои соотечественники вечно присаживаются или просто валяются. И чтобы заглушить свое нытье, жуют укрепляющие галеты.
Он говорил без умолку, стараясь поскорее прийти в себя.
– Неужели у вас продают такие галеты?
– Факт. В них кладут какое-то снадобье, чтоб вы не волновались. Вроде атомной бомбы обратного действия.
– Что-то не верится!
– Ну, у нас есть такие военные тайны, что о них только генеральские жены друг другу рассказывают! Укрепляющие галеты – это еще самая безвредная! Следующий раз мы засыплем всю Венецию бактериями с высоты в пятьдесят шесть тысяч футов. И ничего против этого не поделаешь, – сказал полковник. – Они тебе сибирскую язву, а ты им другую заразу!
– Но это ужасно!
– Просто кошмар, – заверил его полковник. – Невиданный и неслыханный. Об этом сообщали в печати. Но зато вы в это время сможете поймать по радио принцессу Маргарет, она вам споет американский гимн. Думаю, что это мы устроим. Голос у нее я бы не сказал, что большой. В свое время и не такие слыхали. Но теперь ведь кругом жульничество. Радио само делает голоса. А гимн «Звездное знамя» – он вас поддержит почти до самого конца.
– Вы думаете, они в самом деле на нас что-нибудь сбросят?
– Что вы! Когда они это делали?
От гнева, от боли, от чувства беспомощности полковник вел себя так, будто он генерал армии, но, приняв таблетки, почувствовал облегчение и сказал:
– Ciao, Доменико!
Выйдя из отеля, он подсчитал, что ему нужно двенадцать с половиной минут, чтобы добраться до кафе, где он встретится с Ренатой; впрочем, она, наверно, чуть опоздает. Он шел осторожно, не ускоряя шага. Но мосты ему все равно давались с трудом.
ГЛАВА 24
Точно в назначенное время Рената сидела за столиком. В резком утреннем свете, который падал на залитую водой площадь, она была все такой же красивой. Она сказала:
– Ричард, сядь! Тебе нехорошо? А?
– Ну что ты! – сказал полковник. – Чудо ты мое!
– Ты обошел все наши любимые места на рынке?
– Не все. Я не ходил туда, где продают диких уток.
– Спасибо.
– Не за что, – сказал полковник. – Я никогда не хожу туда без тебя.
– Ты думаешь, мне не надо ехать на охоту?
– Нет. Безусловно, нет. Если бы Альварито хотел, он бы тебя пригласил.
– Он мог меня не пригласить именно потому, что этого хотел.
– Верно, – сказал полковник, обдумывая эту догадку. – Что будешь есть?
– Тут очень невкусно кормят утром, и потом я не люблю площадь, когда она затоплена. У нее такой унылый вид, и голубям некуда сесть. Весело бывает попозже, когда дети прибегают играть. Пойдем завтракать в «Гритти»?
– Тебе туда хочется?
– Да.
– Ладно. Позавтракаем там. Я, правда, уже поел.
– Да ну?
– Я выпью кофе с горячими слойками, а если есть не захочется, хотя бы в руках подержу. Ты очень голодна?
– Ужасно, – призналась она простодушно. – Тогда мы проделаем всю процедуру как следует. Тебе от одного слова «завтрак» станет противно.
Когда они шли, ветер дул им в спину и развевал ее волосы веселее, чем знамя; держа его крепко за руку, она спросила:
– А ты меня еще любишь при резком холодном свете венецианского утра? Он ведь правда такой резкий и холодный, да?
– Я люблю тебя, хотя он и резкий и холодный.
– Я любила тебя всю ночь, когда бежала в темноте на лыжах.
– Как это тебе удавалось?
– Лыжня была такая, как всегда, но только кругом темно и снег не светлый, а темный. А идешь на лыжах I обыкновенно: не торопясь, легко.
– И ты бежала на лыжах всю ночь? Сколько же ты прошла?
– Нет, не всю. Потом я крепко спала, а когда проснулась, мне было хорошо. Ты лежал рядом и спал, как ребенок.
– Я не был рядом с тобой, и я не спал.
– Но сейчас ты со мной, – сказала она и прижалась к нему еще крепче.
– И мы почти дошли.
– Да.
– А я тебе уже говорил, что я тебя люблю?
– Говорил, но скажи еще раз.
– Я люблю тебя, – сказал он. – Говорю тебе это прямо и официально.
– Говори как хочешь, если только это правда.
– Молодец, – сказал он. – Ты добрая, славная и красивая девушка. Повернись-ка на мосту в профиль, и пусть ветер треплет твои волосы.
– Ну, это легко, – сказала девушка. – Вот так? Он посмотрел, увидел ее профиль, утреннюю свежесть кожи, грудь, приподнимающую черный свитер, глаза, прищуренные от ветра, и сказал:
– Да, так.
– Ну и слава богу, – сказала она.
ГЛАВА 25
Gran Maestro посадил их за столик у окна, выходившего на Большой канал. В ресторане, кроме них, никого не было.
Вид у Gran Maestro с утра был здоровый и праздничный. По утрам он забывал о своей язве, да и о сердце так же. Когда у него ничего не болело, он старался не думать о боли.
– Мой товарищ рассказывает, что ваш рябой соотечественник завтракает в постели, – поведал он полковнику. – Сюда, правда, могут прийти несколько бельгийцев. «Храбрейшие из них были белги», – процитировал он. – Есть у нас тут и парочка pescecani; сами знаете, откуда их принесло. Но они переутомились и, по-видимому, будут есть, как свиньи, у себя в номере.
– Отлично доложили обстановку, – сказал полковник. – Проблема, которую нам надо решить, Gran Maestro, состоит в том, что я уже поел у себя в номере, как тот щербатый и ваши pescecani. А вот эта дама…
– Молодая девушка, – поправил его Gran Maestro, улыбаясь во весь рот. Настроение у него было хорошее, ибо день еще только начинался.
– Эта молодая девушка хочет так позавтракать, чтобы никогда уже больше к этому не возвращаться.
– Понятно, – сказал Gran Maestro; он поглядел на Ренату, и сердце у него в груди перекувырнулось, как морская черепаха в океане. Редкостное ощущение, мало кому на этом свете удается его пережить.
– Что ты будешь есть, дочка? – спросил полковник, любуясь ее утренней, ничем не прикрашенной красотой.
– Все подряд.
– Может, ты все-таки уточнишь?
– Чай вместо кофе и все, что Gran Maestro удалось для меня припасти.
– Старыми запасами, дочка, я вас кормить не буду.
– Дочкой зову ее только я.
– Я это сказал от души. Мы можем fabricar[49] rognons[50], зажаренные с шампиньонами. Грибы собрали люди, которых я хорошо знаю. Или вырастили у себя в сыром погребе Могу подать омлет с трюфелями – их вырыли очень благородные свиньи. И канадскую грудинку, полученную но случаю из самой Канады.
