Дин Лин - Солнце над рекой Сангань
Старый Дун, всю жизнь проживший холостяком, даже смутился от такого предложения.
— Что за шутки! — только и сказал он брату. Но покой его был нарушен.
В тот же день деревенские власти объявили Дуну, что за революционные заслуги ему выделили виноградник в три му. Дун растерялся и промолчал. Он батрачил десятки лет. Собственный виноградник никогда ему и во сне не снился. А он, пожалуй, не против! «Побывать дома и обработать землю, время найдется, — думал он, — присмотреть за виноградником поможет брат. Но как отнесутся к этому товарищи в районе? А если не одобрят? Назовут его корыстным, отсталым?» — Но тут же одернул себя: «Что же, всю жизнь чужой хлеб есть? А будь у него земля, он ел бы свой. Какая же тут корысть? Он не разбогатеет, станет лишь трудиться на своей земле. Сказал же председатель Мао: «Каждому пахарю свое поле». Разве он, Дун, не проработал на земле десятки лет? Почему же не дать ему поля?» — И он в душе решил, что возьмет виноградник. А женится или нет — там видно будет.
Об этом он и хотел посоветоваться с Ян Ляном и Ху Ли-гуном. Но, не замечая его волнения, они продолжали свой разговор о работе актива, росте организации, об идейном воспитании, усилении вооружения… Наконец они все же обратили внимание на то, что Дуну не по себе, и, посоветовав ему отдохнуть, ушли на собрание.
Хотя на этом собрании присутствовало меньше народу, чем на первом, оно тоже затянулось до поздней ночи. Чтобы убедить крестьян в возможности реформы, Вэнь Цай дал подробный анализ современного положения. Он говорил о мощи Советского Союза, о демократическом движении в гоминдановских районах, о том, как гоминдановские солдаты устали от войны, рассказал о Гао Шу-сюне[38] и Лю Шань-бэне[39] и, наконец, сообщил об обороне Сыпингая и о Датуне. Восьмая армия уже окружила Датун и займет его не позже чем через две недели.
Стремясь как можно подробнее растолковать все крестьянам, Вэнь Цай говорил долго и часто прибегал к непонятным словам. И хотя речь его не была лишена интереса и затрагивала важные вопросы, многие не выдержали и задремали. Сам Вэнь Цай тоже изрядно утомился и, придя после собрания домой, сразу же лег и заснул.
Ян Ляну и Ху Ли-гуну пришлось снова отложить обсуждение своих планов. Не состоялось оно и на следующий день, — Вэнь Цай ушел в деревню Лиюй и отсутствовал целых два дня. Там он провел два собрания и повторил все, что говорил в Теплых Водах.
Тем временем Ян Лян и Ху Ли-гун, стараясь собрать как можно больше сведений, проверяли факты, сообщенные Чжан Юй-минем, чтобы понять наконец, как выполните свою основную задачу — зажечь огонь в крестьянских массах, разбудить их гнев против своих поработителей, феодальных помещиков.
ГЛАВА XXVII
Помещица
С приходом в деревню бригады районных работников среди школьников участились драки. «Долой помещичьих сынков!» — кричали ребята победней, и какой-нибудь мальчишка из богатой семьи поднимал рев. Во время игр озорники нарочно сбивали с ног детей, даже в будни одетых наряднее, чем остальные. Поднимался невообразимый шум, и учителям приходилось разнимать дерущихся.
После уроков школьники пели песню, которой обучил их Ху Ли-гун. Ее слова пришлись по душе детям бедняков. «Веками помещики нас угнетали. Восстанем же, рассчитаемся с ними…» — неслись звонкие детские голоса.
Учитель Лю никогда не наказывал детей бедняков и только ласково выговаривал им.
— Зачем вы их обижаете, — объяснял Лю драчунам. — Не могут они отвечать за отцов.
А помещичьих сынков, слабых и трусливых, которым теперь больно доставалось, он утешал:
— Вы должны будете работать и жить своим трудом, чтобы стать достойными гражданами. Потолкуйте со своими родителями. Пусть одумаются, не то рано или поздно им придет конец…
Учитель Жэнь вел себя иначе. Не смея выступить открыто, он грозно смотрел на детей в туфлях на босу ногу и злобно шипел:
— Рано обрадовались! Вот придет гоминдановская армия — всех вас, щенков, заберет!
Одни пугались и больше не озорничали, другие же потихоньку рассказывали об угрозах Жэня учителю Лю, а тот все запоминал, но до времени помалкивал.
Детей богатеев Жэнь пробирал слегка для вида, но всем своим поведением выказывал им сочувствие в надежде, что они сообщат об этом своим родителям. Он наведывался к помещикам как бы невзначай, мимоходом бросал туманные слова, сеявшие тревогу, а потом намеками пробуждал смутные надежды.
— При коммунистах, — говорил он, — богатых ждут нескончаемые обиды. Но, — добавлял он, — долго это не протянется. Где уж коммунистам справиться со старым Чан Кай-ши. А если бы и справились, с Америкой им не совладать. Рано или поздно, а коммунистов сметут с лица земли.
Учитель Жэнь был человек без средств; он происходил из обедневшей чиновничьей семьи. Все его сочувствие было на стороне богатых. Для них он старался, рассчитывая поживиться объедками с их стола. Он не любил бедняков, ненавидел активистов, лелеял в душе надежду на полный провал земельной реформы или по меньшей мере — на какие-нибудь беспорядки и волнения.
В день возвращения старого Дуна из деревни Лиюй учитель Жэнь отправился к помещику Ли Цзы-цзюню, который жил в последнем оставшемся у него доме. К высоким воротам вели каменные ступени. Тяжелые, обитые железом створки были только прикрыты.
Жэнь без стука вошел во двор и только успел свернуть налево, как из-под навеса на него бешено залаяли две собаки, привязанные к столбу длинной железной цепью. Отойдя в середину двора, Жэнь крикнул:
— Старший брат!
Долго никто не откликался. Наконец из дома вышла старшая дочь помещика, одиннадцатилетняя Ли Лань-ин. Девочка недавно вернулась из школы, лицо и руки ее еще были запачканы тушью. Увидев учителя, она степенно спросила:
— Вы к отцу? Его нет дома.
— А мать?
Жэнь Го-чжун огляделся вокруг. На проволоке висело белье — детские платья, штаны и передник из красного шелка. У восточного флигеля стояли два больших решета с мелко нарезанными для сушки фруктами.
— Мама на заднем дворе, — смущенно ответила девочка.
Жэнь Го-чжун догадался, что́ здесь происходит, но решил зайти в дом и собственными глазами убедиться в правильности своих предположений.
— Мама занята, — настойчиво повторила девочка и тут же громко крикнула:
— Мама, тебя спрашивает учитель Жэнь!
Полная женщина лет тридцати торопливо вышла из сарая; лицо ее выражало тревогу, но гостя она приветствовала с улыбкой:
— Ах, это ты? Заходи в дом, прошу!
К ее волосам, к цветной кофточке пристали соломинки.
— A-а, невестка Ли! Прячешь документы в соломе? Это не дело! — Жэнь Го-чжуну пришла на ум злая мысль подшутить над помещицей.
Она невольно вздрогнула от слов Жэня, но тут же взяла себя в руки:
— Документы на землю? Я давно уже собрала их и сложила в шкатулку. Ты за ними? Ну что ж, если Крестьянский союз даст тебе согласие…
— Нет, я не за документами. За ними рано или поздно явятся другие, — уклончиво ответил Жэнь Го-чжун.
Она повела его не в жилой дом, а в восточный флигель, где перед большим каном стояли два котла, а у стены напротив — два шкафа полных посуды; ярко сверкали тщательно начищенные металлические судки для масла, соли, сои и уксуса. Зачерпнув воды из чана блестящим медным ковшом, она налила ее в расписной фарфоровый таз и стала смывать глину с рук.
— Достается вам теперь, богатым женщинам, — улыбаясь, заметил Жэнь Го-чжун. — Просто мученицы стали!
Жена Ли Цзы-цзюня была с характером. Дочь первого богача в деревне Уцзябао, она не знала забот в родном доме, лишь забавы ради вышивала стебельки да цветочки. Первые годы замужества она прожила тоже в богатстве. Но Ли Цзы-цзюню, азартному игроку и курильщику опиума, не хватало даже его больших доходов, и он ежегодно продавал часть доставшейся ему от отца земли.
При японских властях Цянь Вэнь-гуй настоял на том, чтобы Ли Цзы-цзюнь пошел в старосты. Обычно старосты использовали служебное положение для наживы, но его, Ли Цзы-цзюня, обирали все, кто мог. Чтобы развязаться, наконец, со своей службой, он вынужден был продать сто му земли, дом и послать Цянь Вэнь-гую крупную сумму денег в виде отступного. После капитуляции Японии дела Ли Цзы-цзюня очень поправились. Он мог бы держать постоянных батраков и даже домашнего слугу, который бы стряпал, носил воду и бегал в город за покупками. Но жена сама отказалась от слуги. Поняв, что времена настали плохие, она уговаривала и своего мужа:
— Ведь у нас осталось не так много земли, а деньги у тебя не держатся… Вся деревня смотрит на тебя, поменьше бы бросался деньгами!
Она вместе с мужем принимала арендную плату, не давая ему забирать все себе. И ей удалось собрать немалые сбережения. Когда к власти пришли бедняки вроде Чжан Юй-миня, она поняла, что ее дело плохо, и стала прибедняться, скупясь даже на еду и одежду. Она приветливо встречала деревенские власти и активистов, жаловалась на плохое здоровье Ли Цзы-цзюня, хотя он и бросил курить опиум; плакалась, что у нее четверо детей и все малолетние, что на мужа надежда плохая и она не знает, что ее ждет в будущем.
