Халлдор Лакснесс - Свет мира

Глава двадцать четвертая

Когда разговор между гостем и хозяином дошел до этой главы в плаче Иеремии, дверь широко распахнулась и на пороге появились три прекрасные молодые девушки в ярких цветных платьях. С веселой улыбкой они подошли к великому скальду, ласково поздоровались с ним и пригласили войти в дом, хозяин исчез, точно сквозь землю провалился. Оулавюр Каурасон Льоусвикинг никогда не мог бы предположить, что в дверях столь убогого домишки могут появиться три такие обходительные девушки. Одна была одета в красное, другая — в голубое, третья — в зеленое. Их сердечные приветствия прибавили очарования позднему весеннему закату, в их радостных улыбках не было ничего напускного. Конечно, юноша на носилках был не в силах составить себе ясное представление о каждой в отдельности, они произвели на него ошеломляющее впечатление цветущей вечной женственности, и различить лица и фигуры он не мог, ведь когда глядишь на солнце, не различаешь отдельных лучей. Зато скальд Реймар оказался воплощением галантности, он выпустил из рук уздечку, повернулся к красавицам, обнял и расцеловал их по очереди, вся церемония сопровождалась бесчисленными благословениями, причитаниями, призывами к Господу Богу и взвизгиваниями.

— Господи! — воскликнули девушки, заметив носилки. — Ты, кажется, привез с собой покойника?

— Нет, — ответил скальд Реймар, — он еще жив, хотя и очень измучен дорогой. Меня попросили перевезти его сюда с западного края нагорья. Он лежит за счет прихода уже чуть не восемь лет. А не так давно ему пришла в голову блажь посвататься к одной девице, поэтому люди, у которых он жил, не захотели дальше нести за него ответственность перед приходскими властями и попросили забрать его. Вообще-то он очень толковый парнишка. Тота, дорогая, ты уже смекнула, в чем дело? Мы часто нуждаемся в твоей помощи, но на этот раз просто необходимо освободить приход от столь тяжкого бремени.

— Добро пожаловать, входи, — сказала одна.

— Добро пожаловать, оставайся у нас на ночлег, — сказала другая.

— Добро пожаловать, и расскажи нам что-нибудь интересное, — сказала третья.

Но юноше послышалось, что одна из них прибавила беззаботно, так, словно это не имело никакого отношения к делу:

— Вылечить больного? На это много времени не потребуется.

— Я выгоню наших лошадей за ограду, чтоб не попортили траву на покосе, ведь не сегодня-завтра косить, — сказал скальд Реймар.

— Да что ты! — с хохотом возразили девушки. — Оставь ты в покое своих кляч, по этому покосу и так бродит столько всякой скотины. Если нужно, отец сам выгонит их завтра утром. Тащи сюда своего покойника. У нас он мигом воскреснет. Сейчас и блинчики поспеют.

Лошадей выпустили на луг, а больного внесли в дом и положили на лавку. Стены, выкрашенные в светло-голубой цвет, портрет английского короля, надпись: «Боже, благослови этот дом», Дева Мария с приклеенным сверху сердечком, фарфоровая собачка. Девушки по очереди склонялись над юношей, разглядывая его внимательно, но без особого любопытства, и гладили его по волосам — очень уж рыжие и шелковистые были эти волосы.

Потом начался веселый разговор с Реймаром, смешные истории про незнакомых людей, про их любовные похождения и пьянство, стихи о последних событиях в Свидинсвике. Реймар от смеха даже побагровел. Оулавюр Каурасон и не подозревал, что люди могут так веселиться.

— Ну, хватит, девочки, уходите отсюда и заберите с собой Реймара туда, где ему больше нравится.

Внезапно наступила полная тишина, больной остался в голубой комнате наедине с Тоурунн из Камбара, Девой Марией, английским королем и красивой фарфоровой собачкой. Тоурунн стояла у окна и смотрела на призрачную весеннюю ночь, она вдруг сделалась серьезной, он почувствовал, что все это время она видела только его одного, хотя и смотрела совсем в противоположную сторону. Она молчала. Этот юноша был такой странный, он не походил ни на кого ни в Свидинсвике, ни в окрестностях, встречаются же еще в Исландии такие немыслимые люди. Брюки его были сплошь в заплатах, словно в течение двухсот лет они переходили по наследству от одного подопечного прихода к другому На нем была старая вылинявшая куртка, под которой он был обвязан платком, шея была обмотана грубым шарфом. Между этой жалкой одеждой и тем, кто ее носил, было вопиющее несоответствие, эта одежда свидетельствовала о сердце и образе мыслей не ее владельца, а совсем других людей. Сам юноша был красив, казалось, он излучал сияние, словно зябкий росточек; каждая линия его тела свидетельствовала о глубокой духовной жизни, каждый жест был выразителен, каждая пропорция — гармонична, кожа была такая нежная и светлая, что любое прикосновение грозило оставить на ней следы и пятна, черты лица были тонкие и правильные, рыжие волосы крупными завитками падали на уши и щеки, и от этого жаркого рыжего цвета глаза казались еще синее, они были глубокие, чистые, серьезные и вопрошающие.

Тоурунн по-прежнему смотрела в окно. Все еще не было сказано ни слова. Когда она наконец взглянула на него, ему почудилась в ее взгляде враждебность, но чем дольше она вглядывалась в него, тем больше смягчалось выражение ее лица. Он улыбнулся ей открыто, благодарно, простодушно, как ребенок. В этой внезапной улыбке она увидела всю его душу: так молния, сверкнувшая ночью, озаряет окрестность и человек сразу видит, где он находится.

— Значит, ты приехал ко мне? — спросила она.

— Да, — прошептал он.

— Зачем?

— Чтобы ты меня вылечила.

— А ты веришь, что я могу тебя вылечить?

— Да.

— Я одна?

— Нет.

— А с кем же?

— С Фридриком.

— Ты веришь в это от всего сердца?

— Да.

— От всей души?

— Да.

— И всем телом?

— Да, насколько тело может верить.

— Почему же ты не приехал раньше?

— Я узнал о тебе только сегодня в горах. Мне рассказал скальд Реймар.

— Ах, это он тебе рассказал? — Было видно, что это ей не понравилось. — Воображаю, что он обо мне думает, болван проклятый. Никогда не верь ничему, что этот Реймар будет болтать обо мне. Обещаешь?

— Да, — прошептал больной.

— Теперь ты знаешь, чему ты должен верить и чему не должен.

К тону ее голоса примешивался какой-то посторонний призвук, и это придавало ему своеобразное очарование, которого лишен обычный чистый голос, его можно было сравнить с весенним растением, корни которого скрыты в грязной земле, а цветок купается в прозрачном воздухе. В ее присутствии юноша почувствовал, что все истины, царившие на восточной стороне нагорья, потеряли свою ценность и им на смену пришли новые. У Тоурунн были блестящие глаза, в них мелькали то красные, то зеленые искорки в зависимости от освещения, но, приглядевшись, он увидел, что они не были ни красными, ни зелеными, а скорее напоминали раскаленное добела железо при дневном свете. В очертаниях ее рта, в улыбке было что-то неопределенное и вместе с тем удивительно свое, нечто такое, что можно подметить и у людей и животных, даже у самого себя, но на что никто не обращает внимания. Это появлялось внезапно и так же внезапно исчезало. Но вот она перестала с ним разговаривать и о чем-то задумалась, рассеянно замурлыкала вальс и снова отвернулась к окну, мысли ее были очень далеко. Такая уж она была, в ней, очевидно, царил дух, принадлежавший двум мирам. Насмотревшись в окно и кончив петь, она снова вспомнила о юноше, бросила на него быстрый взгляд, подошла к нему и сжала его руку в знак того, что она снова с ним.

— Нужно быть зрелым, — сказала она, словно это было прямым продолжением вальса, — духовно зрелым. Что значит быть духовно зрелым? Это значит быть восприимчивым к тем токам, которые посылают добрые друзья, готовые прийти нам на помощь. Мы должны любить друг друга, как невидимые существа в небесных просторах. Бог — это любовь. Ты должен молиться за Исландию.

— Да, — сказал он.

— Весь воздух вокруг нас насыщен токами, — продолжала она. — Ты должен в это верить.

— Да.

— Но самое главное знаешь что?

— Нет.

— Самое главное — найти нужные токи, токи любви, токи духовной зрелости, токи совершенства, которые искоренят все низменное, земное, плотское. Именно эти вечные токи любви создали солнечную систему и поддерживают небесный свод, чтобы он не рухнул. Я вижу свет.

Она снова стала смотреть в окно, в ночь, забывшись, как раньше, напевая вальс, потом очнулась, взглянула на него, засмеялась низким смехом и спросила:

— Это правда, что ты сватался к какой-то женщине? Фу, как не стыдно!

Он сильно покраснел, другого ответа она не получила, язык его словно присох к гортани. Она откинула с его лба рыжие волосы и спросила:

— Сколько же тебе лет?

— Уже семнадцать.

— Ну, это неважно. Все равно нехорошо. Мы должны быть духовно зрелыми, чтобы войти в соприкосновение с истинными токами. Мы должны бороться за победу добра. Должны пожертвовать всем ради благородства нашей души. Мы должны молиться. Должны увидеть свет. Послушай, а что тебе Реймар рассказывал обо мне сегодня в горах?