Шарлотта Бронте - Эмма
Я была вне себя от ярости, прочитав эти претенциозные излияния, поскольку полагала, что они приведут к гораздо худшим последствиям, чем любые осмотрительно составленные объявления, которые рассылал по газетам мистер Эллин. Со стороны моей собственной семьи я не рассчитывала на сочувствие: все как один считали, что чем скорее я избавлюсь от своей невесть откуда взявшейся воспитанницы, тем лучше. Хотя те из них, кто видел Тину, были настроены менее воинственно, а Малтреверсы, Хью и Джулия, соглашались, что она довольно милая девочка, но слишком избалована мистером Эллином и мною, явно не имеющими понятия о том, как следует обращаться с детьми. Я чувствовала себя, как медведица, у которой хотят отнять детеныша, в еще большую ярость меня приводило то, что от мистера Эллина не приходилось ожидать никакого сочувствия. Он, подобно удалившемуся в шатер Ахиллу, предавался обиде в тот день, когда появилась статья мистера Уилкокса, поскольку в последней нашей словесной битве за Тину оказался побежденным. Более того, как я догадывалась, он нисколько не сожалел о злополучном опусе мистера Уилкокса и полагал, что методы газетчиков могут оказаться более действенными, чем его собственные сдержанные и вежливые обращения.
Они и оказались более действенными, но совсем иначе, чем полагали мы с мистером Эллином. Спустя несколько недель — по совпадению, в тот самый день, как я кончила записывать историю Мартины, — небольшая закрытая коляска подъехала к воротам дома ректора и кучер принес записку, адресованную гувернантке, якобы от меня. Не будет ли она так добра разрешить Мартине уйти с уроков пораньше, так как миссис Чалфонт хочет поехать с ней за покупками в Барлтон? Мисс Спиндлер дала разрешение, Тина радостно выбежала на улицу — и больше ее не видели.
До пяти часов вечера ее никто не хватился. Я с утра поехала навестить подругу, которая была одна, хоть тяжело болела, и оставалась с ней, пока ее замужняя дочь, уже извещенная о болезни матери, не приехала, проделав довольно долгий путь. Поскольку я не могла дать знать обо всем этом Джейн и Элизе, они были несколько удивлены, что ни я, ни Тина не вернулись домой к обеду. Увидев, что Элизабет и Анна рвут в саду зелень для кроликов, Джейн поинтересовалась, что случилось с Мартиной, не оставила ли ее гувернантка после уроков? Девочки объяснили, что Тину отпустили пораньше, и она, в радостном предвкушении поездки, убежала.
Джейн был хорошо известен мой образ жизни, она знала, что я не способна поехать развлекаться, не считаясь с чувствами тех, кто будет готовить и накрывать никому не нужный обед. И мой, как ей думалось, неожиданный каприз удивил ее, но не обеспокоил.
Но когда я вернулась домой от больной подруги, усталая и огорченная, — что за переполох поднялся в «Серебряном логе»! В мгновение ока смятение охватило дом ректора, а затем и всю деревню. Ректор, доктор Перси и мистер Сесил сошлись на том, что следует без промедления пуститься в погоню за закрытой коляской. Если Тину увезли родственники, имеющие на то полное право, мы будем не в силах избавить ее от их опеки, такой же гнусной и неблагородной, как и все их поведение. Но если это было преступное похищение, то закон на нашей стороне, и нам следует, если будет необходимо, вернуть девочку силой, — и как можно скорее.
В погоню пустились спустя полчаса. Мистер Рэндолф и мистер Сесил поскакали на собственных лошадях, доктор Перси отправил конюха, Ларри одолжил коня у фермера Джайлса, а будущие богословы, обрадованные передышкой в напряженных занятиях, взяли лошадей, у кого смогли. Прочие охотники присоединились к ним, и все помчались, по двое всадников вдоль каждой из шести дорог, отходящих от Клинтон-Сент-Джеймс. Такое разделение преследователей было необходимо, ибо как в свое время экипаж мистера Фицгиббона, так теперь коляска Мартины, появились неизвестно откуда и исчезли в неизвестном направлении. Лишь один свидетель мог бы пролить на это какой-то свет — мальчуган, получивший от кучера щедрое вознаграждение, в размере шести пенсов, за то, что показал дорогу к дому ректора. Но, поскольку будучи чревоугодником, парнишка тут же побежал набить живот анисовыми шариками мадам Петтигрю, он мог сказать о коляске не больше, чем если бы она «с неба свалилась».
Когда стемнело, преследователи вернулись домой, не обнаружив и следа исчезнувшего экипажа. Да, результат — или его отсутствие — был именно таков, как я и ожидала, так как коляска опережала погоню на семь часов. На следующее утро поиски возобновились. И вновь не достигли цели. К ночи стало ясно, что преследователи сделали все, что было в их силах.
Вы спросите, где же был мистер Эллин, почему не принимал участия — и не играл главную роль — в происходящем. К сожалению, он поехал в Лондон с тем, чтобы возвратиться через Валинкур, где у него были дела, связанные с имением. Я отправила ему пламенные послания по обежим адресам, и он отозвался так скоро, как только возможно для человека, оказавшегося в совершенно недосягаемом уголке Англии между Лондоном и Валинкуром, куда он заехал навестить друзей. В «Серебряном логе» он появился лишь на шестой день. Наших недавних расхождений как не бывало, он тревожился о безопасности Тины не меньше моего. Даже, как я поняла впоследствии, — больше, поскольку ему было больше известно о мире и царящих в нем нравах.
Однако он свою тревогу ничем не выказал, не совершил ни одного опрометчивого поступка. Нет, он казался спокойным и неторопливым, как обычно. Поинтересовавшись, где именно побывали преследователи и уведомили ли о похищении полицию, он сказал, что хотел бы расспросить детей мистера Рэндолфа, не говорила ли когда с ними Тина о своем родном доме, поэтому мы отправились в дом ректора. На все вопросы Ансельм отрицательно качал головой. Элизабет только и сказала нам, что Тина не любила спать в комнате мисс Уилкокс в «Фуксии», потому что та храпела. При дальнейших расспросах она поведала, что Тина однажды описывала ей свои печальные прогулки с гувернанткой «в парке». Когда у гувернантки бывали выходные, Тина вырезала из бумаги и раскрашивала целые кукольные семейства. Она мастерила им одежду из маковых и розовых лепестков и устраивала им жилища под мощными корнями деревьев.
Хотя эти сведения чем-то дополнили наши представления об окружении, в котором выросла Тина, образ одинокого ребенка мало что прибавлял к уже известному. По счастью, Элизабет смогла рассказать еще кое-что:
«В последнее время мисс Спиндлер задавала нам писать сочинения на темы пословиц или поговорок, вроде: „Семь раз отмерь — один раз отрежь“, „Не зная броду, не суйся в воду“. Как-то раз нам нужно было написать историю на тему „Ссора до добра не доводит“. Тина написала о двух молодых дамах, которые влюбились в одного и того же молодого человека. Они так ревновали и так сердились друг на друга, что решили устроить дуэль на пистолетах, чтобы решить, кому он будет принадлежать. Они стрелялись, и та, что предложила дуэль, попала другой в мизинец. Узнав, что произошло, молодой человек не женился ни на одной из них. Он сказал, что скорее умрет, чем возьмет в жены такую воинственную девушку. Когда Тина прочла мне вслух сочинение, я пришла в ужас и сказала, что мисс Спиндлер ужаснется еще больше, оттого что Тина выдумала такую страшную историю. Тина ответила: „Я не выдумала ее, честное слово, не выдумала. Это случилось на самом деле. Я знала обеих этих молодых дам“. Но сочинение она порвала и написала другое, о двух птенцах, которые так ссорились в своем гнездышке, что оба выпали из него и достались на обед проходившей мимо кошке. И мисс Спиндлер, прочтя сочинение, сказала…»
Но мне не хватило терпения выслушать, что же именно сказала мисс Спиндлер о поведении птиц, столь очевидно расходившемся со всеми известными орнитологическими законами. Я прервала девочку вопросом:
— Назвала ли Тина имя хоть одной из этих молодых дам?
— Нет, не назвала. Я спрашивала ее, но она ответила, что забыла, как их зовут.
Вот все, что смогла рассказать Элизабет. На обратном пути в «Серебряный лог», где мы собирались обсудить дальнейшие шаги, мистер Эллин неожиданно спросил:
— Вы не слышали эту историю раньше? Не была ли она случайно достоянием публики? Это помогло бы нам узнать, кто же такие эти юные воительницы.
Я не кривя душой ответила, что история мне известна не была; но не отважилась сказать мистеру Эллину, что та из дуэлянток, что бросила вызов и победила, несомненно походит на мою падчерицу Эмму, чьи многочисленные выходки далеко не всегда были известны не только мне, но и ее отцу. Мистер Эллин не произнес больше ни слова, но когда мы оказались в маленькой гостиной, попросил принести книжечки Тины, которые она имела привычку составлять в назидание своим куклам.
— В какой-нибудь из них может обнаружиться что-нибудь полезное, — предположил он.
