Уильям Теккерей - Дени Дюваль
— Ну и врун же ты! — вскричал Арбин. — А куда ты девал те три гинеи, которыми хвастался в школе? Ты же их всем показывал. Может, это их и нашли во взломанном ящике?
Этот Сэмюел Арбин был одним из мальчишек, которые злорадно хихикали, когда констебль вел меня в суд, и я даже думаю, что он бы очень обрадовался, если б меня признали виновным. Боюсь, что я и в самом деле хвастался деньгами и показывал блестящие золотые монеты кой-кому из мальчиков в школе.
— Я знаю, что он сделал со своими деньгами! — вмешался мой верный друг Том Пэррот. — Он отдал все до последнего шиллинга беднякам, которые в них нуждались, а уж чтоб ты кому-нибудь дал хоть шиллинг, Сэмюел Арбин, этого еще никто не слыхивал.
— Если только он не мог содрать за это восемнадцать пенсов! — пропищал чей-то тоненький голосок.
— Не будь я Сэм Арбин, если я не переломаю тебе все кости, Томас Пэррот! — в ярости завопил Сэмюел.
— Сэм Арбин, после Тома тебе придется иметь дело со мной. Впрочем, если тебе угодно, мы можем заняться этим хоть сейчас.
По правде говоря, я давно уже мечтал вздуть Арбина. Он был мне плохим товарищем, всегда обижал маленьких и к тому же давал деньги в рост.
— На ринг! Пошли на лужайку! — закричали хором мальчишки, по молодости лет всегда готовые к драке.
Но этой драке не суждено было состояться, и (если не считать того дня много лет спустя, когда я вновь посетил родные края и отправился к Поукоку с просьбой отпустить после обеда моих юных преемников) мне не суждено было больше увидеть старую классную комнату. Когда мы, мальчишки, шумели на рыночной площади у дверей кондитерской, к нам подошел доктор Барнард, и все тотчас притихли.
— Как! Вы уже снова ссоритесь и деретесь? — строго спросил доктор.
— Денни не виноват, сэр! — закричали сразу несколько человек. — Арбин первый к нему пристал.
И в самом деле — во всех стычках, в которые мне доводилось вступать, а в жизни их у меня было немало, — я всегда оказывался прав.
— Пойдем, Денни, — сказал доктор и, взяв меня за РУКУ, увел с собой.
Мы отправились гулять по городу. Когда мы проходили мимо древней башни Ипр, по преданию построенной королем Стефаном, — в прежние времена она была крепостью, а теперь служила городскою тюрьмой, — доктор промолвил:
— Вообрази, Денни, что ты сидел бы здесь за решеткой, ожидая разбора своего дела на судебной сессии. Не очень это было бы приятно.
— Но ведь я ни в чем не виноват, сэр! Вы же сами знаете!
— Да, слава богу, это так. Но если б ты по воле провидения не смог доказать свою невиновность, если б ты и твой друг Пэррот случайно не заглянули в этот ящик, ты непременно угодил бы сюда. Чу! Колокола звонят к вечерне, которую служит мой добрый друг доктор Уинг. Как по-твоему, Денни… не пойти ли нам… и не возблагодарить ли господа… за то, что он избавил тебя… от страшной опасности?
Я помню, как дрожал голос моего дорогого друга, когда он произносил эти слова, и как две горячие капли упали из глаз его на мою руку, которую он держал в своей. Я последовал за ним в церковь. Да, я был преисполнен глубочайшей благодарности за избавление от страшной беды, но еще более был я благодарен за заботу и ласку этого истинного джентльмена, этого мудрого и доброго друга, который наставлял, ободрял и поддерживал меня. Когда мы прочитали последний псалом, выбранный для этой вечерни, доктор, как сейчас помню, склонил голову, положил свою руку на мою, и мы вместе вознесли благодарность всевышнему, который не оставляет малых сих, который простер десницу свою и избавил меня от неистовства моих врагов.
Когда служба окончилась, доктор Уинг узнал и приветствовал доктора Барнарда, и последний представил меня своему коллеге — тоже члену городского магистрата, присутствовавшему на моем допросе. Доктор Уинг пригласил нас к себе. В четыре часа был подан обед, и за столом, разумеется, снова завязался разговор об утренних событиях. По какой причине эти люди меня преследуют? Кто их подстрекает? С этим делом были связаны обстоятельства, о коих я не мог ничего сказать, не рискуя выдать чужие тайны, в которых был замешан бог знает кто и касательно которых мне следовало держать язык за зубами. Теперь никаких тайн больше нет. Старинное сообщество контрабандистов давно уже распалось, более того, я сейчас расскажу, как я сам помог его уничтожить. Мой дед; бакалейщик Радж, шевалье, джентльмены из Приората — все они были связаны с многочисленным сообществом контрабандистов, о котором я упоминал выше и которое имело склады по всему побережью и в глубине страны, а также пособников везде и всюду от Дюнкерка до Гавр-де-Грас. Я уже рассказывал, как мальчиком несколько раз ездил "на рыбную ловлю" и как, главным образом по совету моего дорогого доктора, перестал участвовать в этих беззаконных и. греховных делах. Когда я отказался отправиться с Бевилом в ночной поход и он обозвал меня трусом, между нами вспыхнула ссора, которая перешла в ту достославную битву, когда мы все трое, тузя друг друга кулаками и брыкаясь, валялись на полу в кухне. Что заставило милейшую мисс Сьюки возвести на меня поклеп — ярость по поводу выбитых мною зубов ее возлюбленного или же ненависть ко мне самому? Мой поступок едва ли мог вызвать столь смертельную вражду, о существовании которой говорило судебное преследование и лжесвидетельство. Между тем причина для гнева дочери бакалейщика и его приказчика все-таки существовала. Они готовы были навредить мне всеми возможными способами и (как в вышеупомянутом случае с раздувальными мехами) не брезговали никаким оружием.
Будучи членами магистрата графства и зная многое из того, что творилось вокруг, а также характер своих соседей и прихожан, оба джентльмена, разумеется, не могли слишком подробно меня расспрашивать. Контрабандный шелк, кружева, ром и коньяк? У кого из прибрежных жителей Кента и Сассекса не было таких вещей?
— И к тому же, Уинг, станете ли вы утверждать, что за все ленты, имеющиеся в вашем доме, была заплачена пошлина? — спросил один доктор у другого.
— Друг мой, — отвечал доктор Уинг, — хорошо, что моя жена ушла пить чай, а не то я не поручился бы за мир и покой в этом доме.
— Дорогой Уинг, — продолжал доктор Барнард, — этот пунш превосходен и стоит того, чтобы коньяк, из которого он приготовлен, провозили контрабандой. Тайно провезти бочонок коньяку не такой уж, страшный грех, но когда люди берутся за эти беззаконные дела, неизвестно, чем это может кончиться. Я покупаю десять бочонков коньяку с французской рыболовной шхуны, обманным путем выгружаю их на берег, переправляю куда-нибудь в глубь страны, хотя бы отсюда в Йорк, и все мои компаньоны тоже лгут и обманывают. Я выгружаю коньяк и обманываю таможенного чиновника. Обманным путем (то есть под строжайшим секретом) я продаю его, скажем, хозяину гостиницы "Колокол" в Мейдстоне, где наш с тобой общий друг, Денни, проверял свои пистолеты. Надеюсь, ты помнишь тот день, когда его братцу угодил в физиономию заряд дроби? Хозяин обманным путем сбывает этот коньяк клиенту. Мы все соучаствуем в преступлении, тайном сговоре и обмане; а если таможенникам вздумается последить за нами более пристально, мы тотчас хватаемся за пистолеты, и к преступному сговору добавляется еще и убийство. Уж не думаете ли вы, что люди, которые каждый день лгут, остановятся перед тем, чтобы дать ложные показания под присягой? Преступление порождает преступление, сэр. Мне известно, что вокруг нас гнездятся мошенничество, алчность и мятеж. Я не называю никаких имен, сэр. Боюсь, что люди, почитаемые в свете и щедро одаренные его богатствами, замешаны в этой безбожной контрабанде, и до чего только она их не довела? До обмана, беззакония, убийства, до…
— Осмелюсь доложить, что чай подан, сэр, — сказал Джон, входя в комнату. — Госпожа и барышни вас ждут.
Дамы уже слышали о допросе ни в чем не повинного Дени Дюваля и были очень с ним любезны. К тому времени, когда мы присоединились к ним после обеда, они успели переодеться, так как были приглашены на карты к соседям. Я знал, что миссис Уинг покупает у матушки кое-что из французских товаров, и при обычных обстоятельствах она едва ли пригласила бы к своему столу человека столь низкого происхождения, как сын скромной портнихи, но и она и барышни были очень добры, а ложное обвинение и доказательства моей невиновности расположили их в мою пользу.
— Вы долго беседовали, господа, — заметила миссис Уинг. — Наверное, речь шла о политике и о распре с Францией.
— Мы говорили о Франции и о французских товарах, дорогая, — сухо отозвался доктор Уинг.
— И о тяжком преступлении, которое совершают контрабандисты и те, кто поощряет контрабанду, любезная миссис Уинг! — воскликнул доктор Барнард.
— В самом деле, доктор?
Заметим кстати, что миссис Уинг и барышни были в новых щегольских шляпках с лентами, которыми снабдила их моя бедная матушка. Дамы покраснели, и я тоже покраснел, — совсем как ленты на шляпках, — когда поду-лал о том, откуда эти милые дамы их получили. Не удивительно, что миссис Уинг решила переменить тему разговора.
