Виллем Элсхот - Избранное

Когда процедура закончилась, госпожа Шарль проводила Луизу до двери. Если через три дни не будет никаких изменений, то ей придется снова прийти сюда. И если мадам не будет дома, то Луизе поможет ее дочь, удивительно способная девушка для своих девятнадцати лет. На нее Луиза тоже может полностью положиться. На прощанье она попросила передать привет Алине и поблагодарить ее. И сказала Луизе, что если ее родные или знакомые окажутся в беде, то она может направлять их сюда и получит такие же комиссионные, как и Алина.

— Все в порядке? — спросила Алина.

— Пока не знаю, — ответила Луиза.

Четыре раза пришлось ей навестить госпожу Шарль, и с каждым разом та все менее дружелюбно спрашивала: «Все еще ничего?» Теперь Луиза жалела, что заплатила всю сумму вперед, надо было оставить хоть половину.

Слава богу, после пятого визита ей пришлось наконец лечь в постель…

За последнее время в «Вилле» произошли большие события.

Во-первых, по почте пришло какое-то официальное извещение, которое бросили на пол не читая, как все печатное. Когда оно через несколько дней случайно попало в руки госпожи Брюло, искавшей, на чем бы составить список белья, отдаваемого в стирку, то оказалось, что после тяжелой и продолжительной болезни в возрасте семидесяти четырех лет и шести месяцев скончался господин Морис Викторьен Дюпюи. Морис Дюпюи был владельцем дома, где помещалась «Вилла роз».

— Скажи, ты видел это? — спросила госпожа Брюло мужа.

— Так-так, — задумчиво произнес Брюло. — Старик Дюпюи умер. Чудесный возраст.

Госпожа Брюло тут же написала письмецо, выражавшее соболезнование семье, вскоре после чего к ней явился господин Бернар, управляющий покойного господина Дюпюи, приезжавший через каждые три месяца за арендной платой. Он надеялся, что дети Дюпюи оставят все без перемен и что они и впредь будут доверять ему, как доверял старый хозяин вот уже много лет. И они, конечно, именно так бы и поступили, ведь они выросли у него на руках, но младший сын, игрок и кутила, наделавший долгов, требовал немедленной выплаты своей доли наследства, и потому встал вопрос о том, чтобы срочно продать «Виллу» строительной компании. А та, несомненно, сломает «Виллу» и воздвигнет вместо нее доходный дом. Это будет выгодная спекуляция. Упомянутая строительная компания отлично понимала, что рано или поздно улицу Карно будут расширять, так что она захватит близлежащую узкую улочку д’Армайе, и через некоторое время все земельные участки на ней будут откуплены у владельцев. И уж конечно, на очень выгодных условиях. Если бы хозяева сохранили дом, то через десять лет, а то и раньше получили бы за него в три раза больше, чем сейчас. Он объяснил им все тонкости дела, но с этим ненормальным Жоржем совершенно невозможно разговаривать. Молокосос даже пригрозил ему, Бернару, сказав, чтобы он заткнул глотку или немедленно убирался. Это, конечно, означало, что его все равно долго не продержат, даже в том случае, если он заткнет глотку. Вот награда за многолетнюю верную службу семье Дюпюи!

Все действительно произошло именно так, как предсказал господин Бернар, и уже через две недели госпожу Брюло известили, что «Вилла роз» должна быть освобождена в течение года.

Это был тяжелый финансовый удар, ибо снять другой дом в этом районе за ту баснословно низкую цену, которую они платили господину Дюпюи, совершенно не представлялось возможным. Кроме того, еще не известно, захотят ли ее постояльцы переезжать с ней в другое место, ибо люди часто ведут себя очень глупо, так что положиться ни на кого нельзя. Но хуже всего было то, что никто не будет знать ее нового адреса, ведь до сих пор в «Виллу роз» всегда прибывали новые постояльцы, хотя госпожа Брюло не помещала объявлений в газетах и не предпринимала других шагов, чтобы заманить клиентов. Правда, их прибывало не так много, но все же они прибывали со всех сторон и по собственному побуждению. И если госпожа Брюло иногда спрашивала, откуда узнали ее адрес, то часто ссылались на людей, о которых она не имела ни малейшего представления. Так, Асгард приехал из Осло в Париж с клочком бумаги в кармане, где ясно было написано: «Вилла роз», улица д’Армайе. Его встретили на улице, когда он с бумажкой в руке разыскивал дом. Относительно происхождения записки он не мог дать точного ответа. Но из его слов можно было понять, что когда-то здесь останавливался его дядя и еще какие-то люди. И подобные скрытые контакты старая «Вилла» имела не только с крайним севером, но и со многими другими странами, даже с Перу и с государствами Балканского полуострова. Само собой разумеется, что благодаря этому ценность «Виллы» значительно повысилась по сравнению с тем временем, когда госпожа Брюло только арендовала ее.

А теперь все это пошло насмарку, и надо было начинать все сначала, как шестнадцать лет назад, когда она приехали в Париж, ведя на буксире старого нотариуса.

После именин госпожи Дюмулен Мария и ее мать прожили в «Вилле» еще неделю, и все это время Луиза с разрешения хозяйки носила им часть объедков, поступавших из «залы» обратно в кухню. Первое время обе женщины боялись попадаться кому-либо на глаза, и, когда Мария уходила в город искать работу, мать сидела притаившись в комнате. Она выходила лишь за тем, чтобы забрать еду, которую Луиза деликатно ставила на пол у двери в комнату, или прокрадывалась в туалет в тихие утренние часы и поздно вечером, когда все спали. Если ей требовалось в туалет в другое время, то она терпела часами, выжидая возможности незаметно проскочить в уборную для прислуги.

Мария пробовала наниматься в курьеры, парикмахеры, педикюрши, статистки, компаньонки и натурщицы у фотографа. Однако для всех этих профессий она оказывалась то чересчур старой, то неповоротливой, то неквалифицированной, то слишком полной. К тому же у нее совсем не было рекомендаций.

Однажды ей показалось, что она встретила Мартена, но, вероятно, это был не он.

Наконец через неделю, когда мать снова набралась храбрости выходить в коридор и обе впервые после исчезновения Мартена опять проспали до обеда, госпожа Брюло послала Луизу сказать им, что комната сдана и что на следующий день до обеда они должны покинуть «Виллу». Действительно, не может же это продолжаться вечно! По предложению мадемуазель де Керро Кольбер спел за обедом песенку и устроил сбор пожертвований, давший одиннадцать франков двадцать центов.

И они ушли. Мария несла картонку из-под шляп и шубку на руке, мать — большой сверток. Сундук они оставили, так как бесплатно его никто бы не перевез.

Вскоре после Марии и ее матери съехала также младшая из венгерских дам — она решила поселиться у «дяди». Теперь она носила роскошные туалеты и ходила с маленькой собачонкой на поводке. Три или четыре раза в неделю она после обеда заезжала за сестрами на машине, и они все вместе ездили кататься.

Итак, с некоторых пор все пошло вкривь и вкось, и госпожа Брюло пребывала в унынии. Сначала бегство Мартена, затем трагическая гибель Чико, потом предписание освободить «Виллу», вдобавок еще отъезд младшей венгерки, которая теперь, конечно, позаботится о том, чтобы каждая из ее сестер тоже поскорее нашла себе «дядю». И все это уже четыре месяца не компенсировалось новыми денежными поступлениями, кроме взноса госпожи Уимхерст. Пустяковая сумма, так как американцы прожили на «Вилле» всего два дня. Позже, уже открыв свое новое заведение, госпожа Брюло охотно рассказывала, как к ней попала эта троица. В газете она прочла объявление одной американской дамы, которая доводила до сведения тех, кого это интересовало, что она со своим двухлетним сынишкой и няней, собирается провести шесть месяцев в Париже и снимет несколько комнат в «приличном» семейном пансионе. Госпожа Брюло, которой и в голову не приходило, что ее «Вилла» не в полной мере отвечает этому требованию, попросила Грюневальда, слывшего знатоком английского языка, написать письмо на лондонский адрес, указанный в объявлении. Грюневальд с помощью настоящего англичанина, работавшего с ним в конторе, составил великолепное письмо. Оно было любовно запечатано и отправлено по почте, а спустя несколько дней пришла телеграмма: «Arriving tonight ten o’clock prepare rooms Wimhurst»[15]. На радостях госпожа Брюло дала рассыльному королевские чаевые и попросила Грюневальда остаться в этот вечер дома, чтобы быть за переводчика.

Рихард, госпожа Брюло и ее супруг в черной шапочке и в сюртуке, на котором осталась еще шерсть Чико, ждали госпожу Уимхерст в «зале».

В половине одиннадцатого у двери остановилась машина и вошла американка. Маленький Уимхерст спал на руках у няни.

Мама Уимхерст была стройна и, насколько можно было рассмотреть в полутемном коридоре, очень хорошо одета. Рихард дал ей лет двадцать восемь.

Переступив порог, она как будто заколебалась, идти ли ей дальше. Затем вынула лорнет и осмотрела по очереди господина Брюло, госпожу Брюло и стены прихожей. Больше всего ее, кажется, заинтересовал старый нотариус.