Эдуард Вильде - В суровый край
Яан быстро шагал к дому. Теперь, когда все было позади, когда крупный куш благополучно лежал в кармане, Яан чувствовал себя счастливым, как ребенок. Впервые за всю жизнь у него было столько денег. Правда, это были не его деньги — он знал, что добрую половину их придется отдать… Но зато теперь он знал, как срывать большие куши для себя одного! Разве он обязан впредь за гроши продавать чужих лошадей, служить другим, вместо того чтобы самому быть хозяином и брать себе всю добычу? Яану вспомнилось, как недавно он бредил о больших деньгах. Теперь он знал, что и как надо делать. Пути, которые он искал, Отчетливо открывались перед ним… Не теряй времени, Яан, не сомневайся и не трусь! Смелость города берет. Ни о чем не думай, кроме как о добыче и о том, для чего она тебе нужна.
Яан был счастлив, прямо как дурачок, ощущая в кармане столько денег. Когда никого поблизости не было, он вытаскивал пачку бумажек, перебирал их, осматривал и снова и снова пересчитывал. Глаза у него от радости блестели, пальцы дрожали…
Он опять стал размышлять о своем будущем. Ведь это деньги за одну только лошадь. За двух лошадей можно получить вдвое больше — целую кипу. Если бы эти две лошади были его, только его, тогда вся эта огромная сумма принадлежала бы ему одному. А за трех лошадей можно было бы получить больше двухсот рублей! Больше двухсот рублей… Чего только не сделаешь на двести рублей! Заботы о переезде на новое место, о еде сразу отпали бы. Больше того: деньги дают человеку и положение. Разве с деньгами он остался бы бобылем, подневольным человеком, зависящим от милости и настроения других? Ничего подобного! Ведь он мог бы и сам стать хозяином, взять в аренду небольшой хутор. А если бы денег не хватило, каждый охотно дал бы ему взаймы — ведь тому, кто что-нибудь имеет, не отказывают в поддержке. Он мог бы и в город переселиться, открыть там лавку или трактир. В том и другом случае он уже не был бы захудалым бобылем из волости Лехтсоо, голодранцем, на которого каждый смотрит с презрением или высокомерной жалостью.
Были бы деньги, а уж тогда само собой придет и все остальное, чего только ни пожелаешь. Например, Анни. Если будет что показать хозяину, если Яан пойдет к нему как человек, который может не только просить, но и предложить кое-что, не только клянчить, но и требовать, как человек, который если и не возвысит жену, то, во всяком случае, не унизит ее сословно, — разве станет Андрес упорствовать? К тому же Анни и сама будет настаивать… Для отвода глаз Яан мог бы прикинуться последователем Андреса, «пробудившейся душой»… А приданое Анни — оно заложило бы прочный фундамент его будущего…
Но если спросят, откуда деньги? Так ведь не обязательно их сразу показывать; сначала надо переселиться на новое место, например в город, пожить там, а затем придумать историю о том, откуда взялись деньги. Ведь деньги можно раздобыть сотнями, тысячами способов — получить в наследство от родных, взять в долг у добрых людей, случайно выручить с помощью какого-нибудь удачного дела и т. д.
В мечтах Яан ворочал все более и более крупными суммами. Продавал все больше лошадей, загребал уйму денег. Он так увлекся, что уже верил в осуществимость своих замыслов. Он катался как сыр в масле. Выпитое вино ударило ему в голову.
Яан заходил чуть ли не в каждый встречавшийся по дороге трактир. Какое удовольствие испытывал он, когда дело доходило до расчетов за выпивку, — он вынимал из кармана толстую пачку ассигнаций и был счастлив. Наконец-то удалось избавиться от нищеты, сознание которой заставляет сердце бобыля горестно сжиматься каждый раз, когда приходится отдавать копейку. Так приятно было небрежно протянуть трактирщику пятирублевую ассигнацию и получить сдачи несколько рублей да еще пригоршню мелочи. Чувствуешь себя настоящим человеком! А в кармане еще много денег — несколько десятков рублей!..
К вечеру Яан дошел до трактира, стоявшего на перекрестке нескольких дорог, у самого леса. Он уже изрядно выпил и ощущал в себе избыток сил, смелость и решительность. Яан готов был совершить нечто значительное, только не знал — что именно.
Перед трактиром у привязи стояло несколько лошадей. Сумерки уже сгустились. Из трактира доносился шум голосов и смех. Дым и пар длинными языками тянулись из дверей к темно-серому небу. Яан решил зайти в трактир, но неожиданно для себя самого остановился на низком каменном пороге.
Осмотрелся, поглядел на лошадей. Они стояли с ряд, уткнув головы в торбы, или дремали. Кругом не было ни души. День был морозный, а в трактире тепло. Крестьяне, как видно, возвращались с ярмарки и были навеселе: из трактира доносился нестройный гул голосов, прерываемый пронзительными выкриками.
Кровь горячей волной прилила к сердцу Яана. Одной рукой он схватился за косяк, другую прижал к сердцу. Головокружение скоро прошло, и мозг лихорадочно заработал.
Яан осторожно заглянул в трактир. Там, оживленно болтая, группами стояли и сидели люди, стаканы переходили из рук в руки.
Яан отошел к двери, спустился с крыльца. За лошадьми, как и прежде, никто не присматривал. Тут стояли все больше клячи, но две-три лошади были совсем не плохие. Хотя бы вот эта — добрая коняга!
Косясь на освещенное, но почти непроницаемое от копоти окно трактира, Яан торопливо подошел к чужой лошади. Он хотел только поглядеть, крепко ли она привязана… Но вдруг отпрянул — ему показалось, что скрипнула дверь. Прислушался… Померещилось!.. Никого нет.
Он опять подошел к лошади, протянул руку к вожжам, которыми лошадь была привязана к столбу, но, взглянув на освещенное окно, чего-то опять испугался и отошел от нее. Ему показалось, что кто-то следит за ним. Нет, он ошибся, это просто мелькнула тень…
Яан снова подошел к двери трактира и в щель стал наблюдать за людьми. Нет, как видно, никто из них не собирался выходить. В задней комнате, сбившись в кучу у стойки, крестьяне о чем-то горячо спорили.
Собравшись с духом, Яан быстрым шагом вернулся к сытой гнедой лошади. Ей, видно, хотелось пить, она жадно потянулась к Яану. Он торопливо стал развязывать узел. Сердце Яана готово было выскочить из груди.
В глазах помутилось. Дрожащие пальцы двигались быстро, он почувствовал, как узел ослабел, развязался, как вожжи повисли. Яан нагнулся за ними, но в испуге отскочил и спрятался за лошадь…
Кто-то шел! Но не с той стороны, откуда сперва показалось Яану. Скрипнула дверь гумна, и появился темный силуэт. Яан завозился у привязи, покачиваясь, словно пьяный. Потом медленно стал отходить от лошадей — все дальше и дальше, пока снова не дошел до двери трактира.
Вышедший с гумна человек, как видно, и не заметил его. Он не был хозяином гнедой лошади, он подошел к другим дровням, поискал чего-то, затем снова исчез на гумне.
Все это несколько отрезвило Яана. Размышляя о том, как теперь быть, он увидел серьезную помеху своему делу, которая ускользнула было от его внимания.
Лошадей перед трактиром стояло с полдюжины. Хозяева их, казалось, все были из одной местности, во всяком случае знакомые между собой. Если они на своих лошадях бросятся в погоню за вором, его не спасут ни развилки дорог, ни ближний лес — все равно его настигнут… От одной этой мысли Яана бросило в жар. Он понял, что чуть было не пустился в весьма опасное предприятие, и теперь благодарил судьбу за то, что ему вовремя помешали; он решил впредь быть осторожнее.
Яан колебался — зайти в трактир или отправиться дальше, как вдруг к дому подкатили новые сани, в которых сидела пожилая крестьянская чета. Сойдя с саней, женщина обратилась к мужу, привязывавшему лошадь:
— Спрячь покупку-то под сиденье.
Она вошла в трактир, муж, привязав лошадь, последовал за ней. Яан, не зная даже, для чего, спрятался в тени, за углом дома, так что его не заметили.
Он досадовал, что задуманное им дело сорвалось, и в то же время ощущал непреодолимое желание совершить какой-нибудь поступок, безразлично какой.
Когда супруги скрылись в трактире, Яан быстро вышел из-за угла, подошел к новым саням, сунул руку под сиденье и, впопыхах вытащив оттуда первое, что попалось под руку, помчался в лес.
Он бежал что было сил. Легкий узелок, который Яан сжимал в руках, не мешал ему. Вскоре пот заструился по его щекам, сердце готово было выскочить из груди. Тяжелое дыхание Яана и скрип снега эхом отдавались в лесу, до которого он успел уже добежать. На перекрестке Яан инстинктивно выбрал дорогу, уходившую в глубь леса, и лишь тогда перешел на шаг, когда не стало больше сил дышать и нестерпимо закололо в боку.
Ему казалось, что теперь он спасен. Вечер был темный, а в лесу еще темней. Если бы даже за ним пустились в погоню, здесь он смело мог бы спрятаться за любым деревом или кустом.
Только теперь Яан решился поглядеть на свою добычу: в рваном ситцевом платке оказалась пара новехоньких сапог… «Вот счастье — сапоги-то мне как раз и нужны! — подумал он, разглядывая и ощупывая их в темноте. — Матерьял хороший, работа чистая…»
