Чарльз Диккенс - Лавка древностей. Часть 1

XIV

Киту ужасно хотѣлось еще разъ взглянуть, что дѣлается въ старомъ домѣ, и ему не трудно было убѣдить себя, что путъ его лежитъ именно въ ту сторону и что, стало быть, волей-неволей, онъ его увидитъ. Ужъ такъ созданъ человѣкъ: люди и поразвитѣе Кита, и далеко не съ такимъ тощимъ желудкомъ, какъ у него, поступаютъ точно также: даже въ серьезныхъ обстоятельствахъ они дѣлаютъ все, что хотятъ, стараясь увѣрить себя, что исполняютъ свой долгъ, и при этомъ еще хвастаютъ своимъ самоотверженіемъ.

Теперь уже Киту нечего было бояться, чтобы Квильпъ заставилъ его бороться съ своимъ мальчикомъ: домъ былъ совершенно пустъ. У двери лавки висѣлъ старый, заржавленный замокъ; въ нижнемъ этажѣ окна были приперты ставнями; наверху — онѣ были полуоткрыты и полинялыя занавѣси безпорядочно болтались отъ вѣтра. Разбитыя, во время переноски вещей, стекла придавали еще болѣе унылый видъ всему дому. Уличные ребятшки завладѣли крыльцомъ: одни дергали за молоточекъ и съ любопытствомъ, хотя и не безъ страха, прислушивались, какъ онъ гудѣлъ въ пустыхъ комнатахъ; другіе заглядывали въ замочную скважину, надѣясь увидѣть домового, которымъ они не то шутя, не то серьезно, пугали другъ друга. Домъ казался такимъ заброшеннымъ, какъ будто въ немъ уже нѣсколько мѣсяцевъ никто не жилъ. A давно ли въ этихъ окнахъ весело мерцалъ огонекъ, давно ли въ этихъ стѣнахъ звонко раздавался веселый голосъ, а порой и смѣхъ Нелли! При этихъ воспоминаніяхъ у мальчика защемило сердце и онъ побрелъ дальше, печально понуривъ голову.

Китъ вовсе не былъ сантименталенъ; врядъ ли даже это слово было ему извѣстно. Не принадлежалъ онъ также къ разряду такъ называемыхъ милыхъ, деликатныхъ мальчиковъ — извѣстно, что наши благовоспитанные юноши обыкновенно стараются вымещать на окружающихъ свою грусть или дурное расположеніе духа. Онъ былъ простой, безстрастный малый съ теплымъ, любящимъ сердцемъ: онъ не вернулся домой, чтобы побраниться съ матерью или приколотить подъ сердитую руку дѣтей, и сосредоточилъ всѣ свои мысли на томъ, какъ бы заработать деньжонокъ для семьи.

И вѣдь какъ нарочно всадники то-и-дѣло сновали мимо его носа, а ни одному изъ нихъ не понадобилось слѣзть съ лошади. Я убѣжденъ, что можно было бы опредѣлить съ математическою точностью, какую сумму ежегодно зарабатываютъ на улицахъ Лондона мальчики, предлагающіе свои услуги — присмотрѣть за лошадью; но если бы статистику вздумалось дѣлать свой выводъ на основаній данныхъ этого несчастнаго дня, выводъ оказался бы совершенно невѣрнымъ, какъ это, впрочемъ, часто бываетъ.

Китъ ходилъ взадъ и впередъ по улицѣ, зорко оглядывая всѣхъ всадниковъ, всѣ экипажи; то замедлитъ шагъ, замѣтивъ, что какой-то господинъ осаживаетъ свою лошадь, то вдругъ со всѣхъ ногъ бросится въ переулокъ, тамъ вдали, по тѣневой сторонѣ, медленно подвигается шарабанъ. Вѣроятно онъ будетъ останавливаться около каждаго магазина. Но и всадникъ, и экипажъ проѣзжаютъ мимо. Нѣтъ Киту удачи. «Желалъ бы я знать, неужели ни одинъ изъ этихъ господъ не остановился бы, чтобы дать мнѣ заработать нѣсколько пенни, если бы онъ зналъ, что дома у насъ нечего ѣсть», разсуждалъ онъ про себя.

Утомившись отъ ходьбы и волненія, онъ присѣлъ отдохнуть на ступеньки какого-то крыльца. Въ эту самую минуту на улицѣ, громыхая по мостовой, показался маленькій кабріолеть, запряженный въ одну лошадку. Маленькимъ, породистымъ, длинношерстымъ пони правилъ тоже маленькій, толстенькій, улыбающійся старичокъ, съ необыкновенно спокойнымъ выраженіемъ лица, а рядомъ съ нимъ сидѣла такая же маленькая, толстенькая, такая же улыбающаяся и спокойная старушка. Лошадка, повидимому, не привыкла слушаться: когда старичокъ потряхивалъ возжами, она упрямо трясла головой, надо полагать, что она соглашалась везти его куда слѣдовало лишь подъ условіемъ: не мѣшать ей дѣлать по дорогѣ все, что ей вздумается.

Она сдѣлала крутой поворотъ недалеко отъ того мѣста, гдѣ сидѣлъ Китъ, и пробѣжала мимо него. Мальчикъ такъ печально посмотрѣлъ на удалявшійся кабріолетъ, что старичокъ невольно оглянулся на него. Китъ всталъ и приподнялъ шляпу. Старичокъ дернулъ возжами и остановилъ лошадку: останавливаться-то она любила.

— Извините, сударь, я ошибся, я думалъ, что вамъ нужно подержать лошадь, пробормоталъ Китъ.

— Мы встанемъ недалеко отсюда за угломъ; если хочешь, иди за нами, предложилъ старичокъ.

Китъ поблагодарилъ и пошелъ за кабріолетомъ, радуясь своей удачѣ. Лошадка стала, по обыкновенію, выдѣлывать разныя штуки; бросилась къ одному фонарному столбу, отъ него перебѣжала къ другому, на противоположную сторону улицы, и, убѣдившись, что они одинаковаго фасона и оба сдѣланы изъ одного и того же матеріала, остановилась, какъ вкопаная.

— Ну, ну, впередъ, не то мы опоздаемъ, понукалъ ее старичокъ.

Но лошадка не трогалась съ мѣста.

— Фи, какой срамъ, мнѣ просто совѣстно за тебя, Уискеръ, выговаривала ей въ свою очередь старушка.

Надо полагать, что выговоръ старушки подѣйствовалъ на пони и онъ побѣжалъ рысью, нетерпѣливо мотая головой. Старичокъ остановилъ его у подъѣзда, гдѣ была прибита карточка «Нотаріусъ Уизерденъ», вышелъ изъ кабріолета, помогъ старушкѣ сойти на тротуаръ и, вытащивъ изъ-подъ сидѣнья громадный букетъ цвѣтовъ, напоминавшій своей формой и величиной большую сковороду безъ ручки, подалъ его женѣ. Старушка гордо пріосанилась и направилась въ контору нотаріуса, а за ней заковылялъ и старичокъ.

День былъ жаркій, и такъ какъ по этой улицѣ рѣдко проѣзжали экипажи, окна были открыты. Сквозь спущенныя шторы можно было слышать все, что происходило въ комнатахъ.

Сначала слышно было только шарканье ногъ: пріѣзжіе здоровались съ хозяиномъ, пожимали ему руки; затѣмъ, вѣроятно, слѣдовало поднесеніе букета, судя по тому, что кто-то, конечно нотаріусъ, усердно благодарилъ и восхищался имъ: «Какой прелестный, чудный ароматъ», говорилъ онъ громко, и съ наслажденіемъ нюхая букетъ.

— Я привезла его по случаю нынѣшняго торжества, промолвила старушка.

— Да, могу сказать, сударыня, что сегодня настоящее для меня торжество и я имѣю право имъ гордиться. Много молодыхъ людей было прикомандировано къ моей конторѣ. Одни въ настоящее время чуть не милліонами ворочаютъ и забыли о своемъ старомъ другѣ и наставникѣ; другіе и по сейчасъ навѣщаютъ меня и увѣряютъ, что нигдѣ они не проводили такъ пріятно время, какъ здѣсь, на этомъ стулѣ. Но скажу вамъ откровенно, ни одинъ изъ нихъ не подавалъ такихъ блестящихъ надеждъ, какъ вашъ милый сынъ.

— Если бы вы знали, какъ мнѣ отрадно это слышать! воскликнула старушка.

— Я вамъ говорю, сударыня, мое мнѣніе о честномъ человѣкѣ. Ни въ чемъ такъ не сказывается величіе Божіе, какъ въ созданіи честнаго человѣка. Альпійскія горы, поражающія насъ своей грандіозной красотой; колибри, очаровывающая насъ своей прелестью и миніатюрными размѣрами — ничто, въ сравненіи съ этимъ вѣнцомъ творенія, какъ называетъ поэтъ честнаго человѣка, и я совершенно съ нимъ согласенъ. Говоря о человѣкѣ, я, конечно, подразумѣваю и женщину.

— Всѣ похвалы, расточаемыя м-ромъ Уизерденомъ, скорѣе относятся къ нему самому, чѣмъ ко мнѣ, произнесъ кто-то слабымъ, спокойнымъ голоскомъ.

— Какое, подумаешь, счастливое стеченіе обстоятельствъ, что именно сегодня м-ръ Абель празднуетъ свою 28-ми-лѣтнюю годовщину, продолжалъ нотаріусъ.

— Вотъ ужъ поистинѣ мы можемъ поздравить другъ друга съ этимъ двойнымъ праздникомъ.

Снова послѣдовало пожатіе рукъ, а затѣмъ старичокъ началъ расхваливать своего сына.

— Мы съ его матерью были уже не молоды, когда вступили въ бракъ, — надо было прежде добыть средства для семейной жизни, и Богъ благословилъ насъ этимъ единственнымъ сыномъ, который всегда оказывалъ намъ любовь и почтеніе. Ужели это еще не счастье?

— Конечно, счастье и большое, вторилъ нотаріусъ. — Глядя на васъ, я еще больше сожалѣю о своемъ одиночествѣ. Были и у меня хорошія партіи; была, напримѣръ, очень интересная особа, дочь почтеннаго негоціанта, но… однако, мнѣ совсѣмъ не слѣдуетъ поддаваться этимъ воспоминаніямъ. Чекстеръ, принесите дипломъ м-ра Абеля.

— Вы, вѣроятно, замѣтили, м-ръ Уизерденъ, что Абель не такъ воспитанъ, какъ вообще теперь воспитываютъ молодыхъ людей. Онъ всегда былъ съ нами, подъ нашимъ надзоромъ, мы ни на одинъ день не разлучались съ нимъ, не такъ ли, мой другъ? обратилась старушка къ мужу.

— Конечно, конечно, подтвердилъ старичокъ. — Да вотъ что я вамъ скажу. Какъ-то разъ, въ субботу, онъ отправился съ своимъ бывшимъ школьнымъ учителемъ, м-ромъ Томкинли, въ Маргетъ, а въ понедѣльникъ возвратился домой. Повѣрите ли, вѣдь онъ заболѣлъ послѣ этой поѣздки.

— Еще бы! Онъ не привыкъ къ такимъ развлеченіямъ, мой другъ, да и, кромѣ того, онъ не могъ перенести разлуку съ нами, не говоря о томъ, что ему не съ кѣмъ было разговаривать.