Василий Великанов - Повесть об укротителе
Зрители засмеялись, а благообразный старик, сидевший на третьем ряду, крикнул:
— Дева, не кощунствуй!
Это был известный в городе старовер Варфоломей Дьяконов.
На старика зашикали:
— Тише ты!.. Святоша!..
Мария Петровна умолкла и смутилась. Как ответить ему, этому старику? Если ответить, то собьешься с приготовленной речи. А Ваня-суфлер подумал, что Мария Петровна забыла речь, и настойчиво со свистом шипел из-за занавеса: «Египетские фараоны… Египетские фараоны…» Мария Петровна глубоко вздохнула и громко, горячо сказала:
— Нет, товарищи, я не кощунствую, а говорю чистую правду, которая нужна трудовому народу. Революция принесла с собой гибель богам и крушение религии — темной силе, которую веками использовали в своих целях эксплуататоры.
Среди зрителей поднялся шум, кто-то крикнул:
— Правильно говоришь! Долой богов!
Мария Петровна успокоилась. Зрители на ее стороне. А противный старик встал и демонстративно пошел к выходу. Кто-то из зрителей крикнул:
— Скатертью дорога, Варфоломей!..
— Теперь вернемся к истории укрощения, — продолжала уже спокойнее Мария Петровна. — Египетские фараоны имели прирученных львов, которых запрягали в колесницы и использовали их в войнах. В Ассирии, Халдее и Греции при храмах были священные зверинцы. Первыми народными дрессировщиками были цыгане. В древней Греции, на площадях, они давали представления со львами, пантерами и медведями под звуки флейты и тамбурина. А в древнем Риме дикие животные уже использовались в цирковых представлениях. Укротители приручали и укрощали диких зверей, а гладиаторы сражались с ними на арене. Это была жестокая кровавая потеха богачей-патрициев. Цыгане и римские укротители применяли в дрессировке зверей голодовку, лишали их сна, били и заклинали молитвами. Заметив чудодейственное влияние музыки на зверей, дрессировщики играли во время представлений на флейте, бубнах и цитре. Индусские заклинатели змей тоже не обходятся без музыки.
На Руси первым укротителем львов был рязанец Григорий Иванов, который в 1619-м году привез льва из Персии и выступал с ним на народных гуляньях.
Наука говорит: чудес на свете нет! Везде торжествует человеческий разум, сила его, мужество, воля. Поэтому человек и покоряет зверей. Наш метод — волевая, гуманная дрессировка. Непрочный союз двух сильных, зорко следящих друг за другом противников — вот как можно назвать взаимоотношения между укротителем и зверями. Ласка и пища покоряют зверя, но когда в нем поднимается темная сила и он отказывается «работать», мы применяем и наказание. Зверь всегда должен чувствовать, что человек сильнее его. Но можно ли, товарищи, совсем подавить инстинкт хищника к нападению? К сожалению, нельзя. Что же иногда происходит со зверем? Внезапно, иной раз по непонятной причине, в звере вспыхивает дикий огонь и в одно мгновение может сжечь всю кропотливую человеческую работу с ним… Вот почему дрессировщику всегда надо быть начеку.
…Оркестр заиграл плавный вальс. Открыли занавес На сцене зрители увидели большой сундук, расписанный красными узорами, а рядом с ним на высоком пьедестале сидел, скрестивши ноги, бронзовый Будда. Лицо у божка было широкое, плосковатое, с тупым, жестоким выражением. Из-за кулис вышел индус-Ваня в белой чалме и тонких зеленых шароварах.
Преклонив колена и возведя руки над головой, индус стал шептать какую-то молитву, не сводя глаз с Будды, В это время на сцене показался русский богатырь-Ладильщиков, обнажённый до пояса. Широкими твёрдыми шагами он подошел к сундуку, снял с него дырчатую крышку и, решительно опустив руку в сундук, вытащил оттуда удава, ухватив его за шею. Индус перестал молиться, замер в испуге. Удав захлестнул Ладильщикова хвостом, обвил его за поясницу. Крутя головой из стороны в сторону, он временами открывал рот и шевелил лепесточками языка. Ладильщиков с усилием переваливал удава с плеча на плечо, а тот извивался и стремился обхватить шею и грудь человека, но Ладильщиков с сильным напряжением отводил от себя опасную хватку.
Из-за кулис вышел на сцену с фотоаппаратом в руках невысокий, тощий мужчина с синеватыми мешочками под глазами. Это был Балуев. Быстро установив фотоаппарат на треноге, он нырнул под черное покрывало и, наводя на Ладильщикова объектив, проговорил:
— Прошу, Николай Павлович: пусть удав обнимет вас за шею. Это будет очень остро…
Ладильщиков постеснялся сказать, что он не может рисковать… Он взглянул на Балуева и на какое-то мгновение ослабил руку, которой придерживал удава за шею, Удав выскользнул из руки и обвился вокруг шеи Ладильщикова, спрятав голову под кольцо на спине у человека.
— Вот так! Вот так! Чудесно! — воскликнул обрадованный Балуев,
Ладильщиков попытался просунуть пальцы под могучее живое кольцо, охватившее его шею, будто резиновым шлангом, но туда не пролезло бы и лезвие ножа. Дышать стало трудно. Лицо наливалось кровью. Ладильщиков впился пальцами в тело змеи… Индус-Ваня попятился и скользнул, за кулисы, откуда вскоре послышался громкий шепот Марии Петровны:
— Коля, ложись! Жми ему голову! Кто-то из зрителей крикнул:
— Давай ножик! Режь гада, а то задушит! А верткий фотограф говорил:
— Минуточку! Еще один снимочек! Великолепно!
Ладильщикову нечем было дышать— не хватало воздуха. Лицо у него синело. Он опустился на пол и повалился на спину, прижимая голову удава. Крошка ослабил на шее кольцо, Ладильщиков запустил под него обе руки и сбросил с себя страшный живой хомут. Схватив удава за шею, он с большим усилием затолкал его в сундук и, закрыв крышкой, поднял правую руку и поклонился. Хлынули шумные рукоплескания. Индус выскочил на сцену и, сняв с пьедестала бронзового божка, водрузил на его место алую звезду. Просветленный и радостный, индус протянул русскому богатырю обе руки, благодаря его за победу над тёмным злом…
За кулисами Ваня сказал:
— Вот гад какой… Я бы ему голову оторвал.,
— Не надо, Коля, зевать, — сказала Мария Петровна, — а то может помять…
— Выкормила змейку на мою шейку, — улыбаясь, промолвил Николай Павлович, — это меня фотограф подвел — загляделся я на него, а Крошка и выскользнул.
Пока Николай Павлович готовился к следующему номеру, Мария Петровна выступила с обезьянами. Мица читала книгу: перелистывая её, она извлекала пальчиками изюм, заложенный меж листов, и, быстро поедая его, довольная, глухо бормотала, словно и на самом деле читала. Публика смеялась. Ивашка ходил по канату, делал кульбиты и сальто-мортале, а Максимка, сидя за маленьким столиком, ел ложкой суп и смешно причмокивал губами. Потом он улёгся на кроватке спать, натягивая на себя одеяло и закрывая голову.
В финале все обезьяны прыгнули на плечо к хозяйке, и она унесла их со сцены под рукоплескания зрителей.
В перерыве на сцене установили круглую клетку, поставили тумбы, пирамидальную лестницу и другой реквизит.
Ваня сходил в буфет и принес Николаю Павловичу горячего крепкого чаю.
— Подкрепись, — сказала Мария Петровна, — а то тебе сегодня придется немало поработать.
Животные сидели в клетках присмиревшие, усталые, испуганные. Впервые они тряслись в дороге и слышали говор и шум большой толпы людей. Всё для них было ново и страшно. Львы временами отрывисто рыкали, волк жалобно подвывал, а Бой оглушительно лаял, как будто призывал их к порядку. Мишук, привыкший к разъездам, спокойно дремал.
На сцену Ладильщиков вышел в костюме доброго русского молодца: в расшитой сатиновой голубой косоворотке, подпоясанный красным поясом с махрами, в широких плисовых синих шароварах и в жёлтых шевровых сапогах. Прическа у него была тоже русская — на прямой пробор, в кружало. В правой руке Ладильщиков держал бич, а в левой — железную вилу. Сбоку за поясом торчал наган.
Шел он на сцену немного вразвалку и улыбался. Духовой оркестр протяжно играл народную песню «Уж ты сад, ты мой сад, сад зелёненький».
Публика встретила артиста громом аплодисментов.
Ладильщиков взмахнул рукой, и оркестр умолк. Наступила та напряженная тишина, когда зрители чувствуют с замиранием сердца, что сейчас начнется что-то очень интересное и опасное.
Мария Петровна и Ваня выкатили из-за кулис железную клетку на колесиках, звякнула дверка, и на сцену в большую клетку впрыгнула, мягко приседая, Фатима. Ладильщиков взмахнул бичом, и львица вспрыгнула на свою тумбу, щурясь от света и пугливо озираясь на публику.
Вслед за ней на сцену вышел медленно и важно гривастый Султан. Зрители, как один огромный человек, восхищенно загудели:
— Ого-о!
По сигналу Ладильщикова Султан неторопливо подошел к своей тумбе, вспрыгнул на неё и сел, торжественный и важный.
Пито смело вбежал в большую клетку и сел на тумбе около Фатимы.
