Кодзиро Сэридзава - Книга о Человеке
— И тебя, — обратившись к Фуми, добавила она, — я прошу о том же.
У Фуми наконец отлегло от души. Почти два часа протекала неторопливая беседа мужа с матерью. Время от времени она присоединялась к ней. Затем молодожены отправились на кафедру, где их ждала срочная работа. Хотя в тот день свекровь заявила, что отныне будет жить одна, отпустив всех своих слуг, две служанки почтенного возраста, Тама и Судзу, сославшись на то, что им некуда податься, остались при ней. Тама подвизалась в доме свекрови, а Судзу — в доме молодоженов. Свекровь сказала, что теперь она спокойна, только просит позаботиться в будущем об этих двух женщинах. Обе все равно что семейное достояние, поэтому после ее смерти обходиться сними должно по-родственному, а придет время — похоронить в фамильной могиле рода Суда.
По-правде сказать, выходя замуж за Дзюндзи Суду, Фуми в душе поклялась, что отныне главная цель ее жизни — не изучать лингвистику, а быть образцовой женой. Ради этого она договорилась в университете, чтобы, кроме самых необходимых занятий и лекций, с нее сняли всю дополнительную нагрузку, оставив четыре часа лекций в неделю. Разумеется, подготовка к лекциям и занятия любимой наукой отнимали немало времени, но уже от мысли, что, за вычетом четырех часов в неделю, она полностью сможет посвятить себя семье, ей становилось легко на душе и все домашние хлопоты были в радость.
Что касается работы на кафедре, она сразу решила, что все должно остаться так, как было до замужества. По-прежнему приходила по четвергам и субботам, по-прежнему получала оплату и никак не демонстрировала другим сотрудникам, что она жена Суды. Разумеется, это помогало ему в работе, но она не переставала думать, как бы помочь ему больше.
До сих пор, переводя важные статьи, опубликованные в иностранных журналах, она быстро писала от руки и отдавала мужу рукопись. После него рукопись читали ассистенты и другие сотрудники, она пачкалась, терялась, вновь находилась, словом, сохранять ее в первозданном виде было практически невозможно, а переписывать набело время не позволяло.
Конечно, хорошо было бы печатать на электронной пишущей машинке, но, зная сколько времени понадобится, чтобы научиться быстро печатать текст, Фуми от этой мысли сперва отказалась. Все же по случаю годовщины свадьбы она приобрела машинку, установила ее в своей комнате и, как только выпадало свободное время, тренировалась работать с клавиатурой; через три месяца она уже смогла печатать под диктовку. Даже муж был удивлен ее сноровке.
Как-то в четверг утром, уходя на работу, он попросил ее перевести статью из французского журнала прямо на машинку. Во второй половине дня она пришла на кафедру с машинкой и поставила ее на свой стол в углу. Затем, читая про себя статью, побежала пальцами по клавишам. Времени это заняло вполовину меньше, чем если бы она писала от руки. Сброшюровав листы. Суда передал перевод ассистенту. Тот похвалил результат, а работавший рядом за микроскопом ассистент О. заметил с одобрением, что в таком виде не только читать проще, но и хранить удобнее. Она спросила, не мешает ли другим стук клавиш.
— Никоим образом, — ответил О.
Она успокоилась и с тех пор полностью перешла на электронную машинку.
— Поскольку теперь переводы можно хранить, мы должны повысить тебе жалованье, — сказал ее муж.
— Не надо, — сказала она, — я рада уже тому, что еще какое-то время для меня найдется у вас работа.
Для всех, кто был при этом, ее ответ прозвучал абсолютно искренне…
Так продолжалось почти три года. Затем заведующий кафедрой ушел на пенсию, на освободившееся место назначили ее мужа, а ассистентом профессора стал О. После этого все переменилось. О. стал заниматься текущей работой, и муж теперь редко показывался на кафедре, в результате и она оказалась не у дел.
И это еще не все. О., став ассистентом профессора, мечтал снять квартиру, в которой они с мужем жили, поскольку, по его уверениям, никак не мог найти жилье, удобное для его научной работы. Платить за наем он был не в состоянии и потому предложил выплачивать проценты с кредита, взятого мужем на постройку нового дома в Ёёги. Муж не мог отказать его настоятельной просьбе, и они решили переехать в Ёёги. Таким образом, через три с половиной года после замужества она впервые стала жить бок о бок со свекровью.
До сих пор они приезжали в Ёёги субботним вечером и оставались до утра понедельника, называли воскресенье «днем почитания родителей» и всячески старались развлекать свекровь. Если позволяла погода, они катали ее на автомобиле, что ей очень нравилось, иногда свекровь заранее покупала билеты, и они все вместе посещали концерт какого-нибудь знаменитого иностранного музыканта или наслаждались оперой. Если муж был в воскресенье занят или в плохую погоду Фуми с удовольствием проводила день в доме свекрови, болтая с ней о том о сем и помогая по хозяйству.
Поэтому она со спокойной душой, даже с радостью переехала в новый дом, получив возможность жить по соседству со свекровью и в то же время отдельно от нее. Оба дома обслуживала пожилая опытная служанка, но все прочее было раздельно. Фуми каждый день заходила справиться о здоровье матушки, и, хотя из-за большой своей занятости не имела возможности долго с ней разговаривать, она была уверена, что обеих такое положение устраивает.
После того как муж стал профессором, помимо лекций, которые он должен был читать, у него появилось много административной работы, он уже не мог часто появляться на кафедре патологии, но науку не бросал. В результате ему понадобилось больше помощи с ее стороны, и свои прежние обязанности — перевод статей из иностранных журналов и перевод его работ на иностранные языки — ей пришлось отныне выполнять дома. Иностранные статьи она переводила прямо на машинку и, после того как он их просматривал, к радости О. и других сотрудников, отдавала на кафедру. К этому времени она уже стала немного разбираться в патологии, у нее зародился интерес к этой сложнейшей научной дисциплине, и даже дома она многие часы проводила в кабинете.
На третий год после переселения в новый дом она неожиданно сделала неприятное открытие.
При первой встрече со свекровью та ей сказала: «Давай обо всем говорить прямо и доверять друг другу». После она несколько раз повторила свое пожелание. И Фуми по любому поводу искренне, без обиняков и намеков, высказывала все, что думает. Соответственно и слова свекрови она всегда принимала за чистую монету, но как-то раз вдруг почувствовала в сказанном какой-то иной, ускользающий от ее понимания смысл и даже вздрогнула от удивления. Но что в действительности имела в виду свекровь, она, сколько ни ломала голову, понять не могла. Фуми спросила себя, не вкладывает ли она сама бессознательно в свои слова какой-либо скрытый смысл, но ничего такого не обнаружила. Обсудить это с мужем она не решалась и мучилась в одиночку, теряясь в догадках. В конце концов Фуми пришла к выводу, что опыт шестидесятилетней женщины, в жизни которой было много как радостных, так и горестных событий, невольно накладывает своеобразный отпечаток на все, что она говорит. Фуми стало совестно, что, в сущности, ей ничего не известно о свекрови, и она решила непременно разузнать о ее прошлой жизни. Время от времени Фуми принималась расспрашивать мужа. Тот охотно рассказывал, и у нее открылись глаза. Теперь она знала, что свекровь, которую она считала счастливейшей из смертных, в действительности была глубоко несчастной, измученной женщиной. Почему же рассудительная, ни в чем не обделенная природой свекровь теперь казалась ей такой несчастной? Ответ был прост — она испытала на себе все беды, выпавшие в течение ее жизни на долю Японии. Свекровь сама прекрасно сознавала это, оттого-то при первой их встрече и сказала: «Я, как и вы, молодые, стала нынче демократкой, а потому давай сразу договоримся обо всем говорить начистоту». И после часто повторяла, что теперь она — независимая демократка.
Фуми привыкла со всеми говорить открыто, поэтому, разумеется, и со свекровью говорила без обиняков, без всякой задней мысли, но не задевала ли она тем самым, пусть и невольно, чувства свекрови? Вот что ее теперь беспокоило… Один недавний пример, казалось, служил тому подтверждением.
В Токио открылась научная конференция по проблемам патологии, в ее работе принимало участие множество ученых со всего мира, а также многие из молодых друзей мужа и ассистента О. В последний день конференции муж пригласил участников к себе и организовал что-то вроде вечера отдыха. Сотрудники кафедры во главе с О., изрядно уставшие еще в период подготовки конференции, откликнулись с готовностью, кроме того, приглашение приняли пятеро иностранных ученых. У жены О. не оказалось приличного для такого случая вечернего платья, поэтому она решила прийти в кимоно и настоятельно попросила Фуми последовать ее примеру. Фуми, придя в шутливое настроение, согласилась, подумав, что будет забавно хоть раз нарядиться в кимоно.
