Элизабет Гаскелл - Руфь (Без указания переводчика)

— Хорошо, довольно! строго сказала мистриссъ Беллингемъ, видя, что та уже слишкомъ далеко зашла въ своей болтовнѣ и въ своемъ усердіи оправдать свою пріятельницу, мистриссъ Мезонъ, и очернить Руфь, позабывала, что тутъ же впутываетъ сына своей госпожи, которая по материнской гордости и представить себѣ не могла чтобы ея сынъ могъ хоть заглянуть въ ту часть города, гдѣ непристойно бывать.

— Если у нея нѣтъ никого близкихъ и если она такая какъ ты описываешь, въ чемъ я и сама убѣдилась, то лучшее мѣсто для нея, какъ я уже и говорила, это исправительный домъ. На пятьдесятъ фунтовъ она можетъ прожить съ недѣлю и заплатить за дорогу, если она дѣйствительно не въ силахъ работать; потомъ по возвращеніи въ Фордгемъ, она можетъ обратиться ко мнѣ, если пожелаетъ и я немедленно выхлопочу чтобы ее приняли.

— Какое счастье для нея, что она встрѣтила такую леди, которая принимаетъ еще въ ней участіе послѣ всего что случилось!

Мистриссъ Беллингемъ потребовала свой письменный приборъ и торопливо набросала нѣсколько строкъ, чтобы отправить съ почтальономъ, уже готовымъ пуститься въ обратный путь.

Записка была слѣдующаго содержанія:

— «Мистриссъ Беллингемъ свидѣтельствуетъ почтеніе своему неизвѣстному кореспонденту, мистеру Бенсону, и позволяетъ себѣ увѣдомить его объ одномъ обстоятельствѣ, вѣроятно неизвѣстномъ ему въ то время когда онъ писалъ письмо, которое она имѣла честь получить, а именно: что для обезпеченія несчастной молодой особы, о которой идетъ рѣчь въ письмѣ мистера Бенсона, оставлена сумма въ пятьдесятъ фунтовъ. Она находится въ рукахъ мистриссъ Морганъ, точно также какъ и письмо мистриссъ Беллингемъ на имя молодой особы, гдѣ первая предлагаетъ ей свое ходатайство о принятіи ея въ фордгемское исправительное заведеніе, какъ лучшій пріютъ для особы такихъ правилъ, которая своими поступками заставила отказаться отъ нея единственнаго, близкаго человѣка, оставшагося ей въ мірѣ. Мистриссъ Беллингемъ повторяетъ свое предложеніе, предоставляя друзьямъ молодой особы уговорить ее къ представляющемуся ей исходу изъ ея положенія».

— Смотри, чтобы мистеръ Беллингемъ ничего не зналъ объ этой запискѣ мистера Бенсона, прибавила мистриссъ Беллингемъ, вручая горничной это письмо для передачи почтальону. Онъ теперь такъ слабъ, что я увѣрена, это сильно раздражило бы его.

ГЛАВА XI

Мы знакомы теперь съ содержаніемъ записки, которая была вручена мистеру Бенсону уже вечеромъ, когда свѣжая тѣнь набрасывала покровъ свой на раскаленное небо. Прочитавъ ее, онъ снова взялся за перо и поспѣшно набросалъ нѣсколько строкъ, до ухода почты. По селенію уже раздавался звукъ почтальонова рога, предупреждавшаго чтобы письма были готовы, и счастье, что мистеръ Бенсонъ успѣлъ разсудить въ это долгое утро на что ему слѣдовало рѣшиться, въ случаѣ полученія отвѣта вродѣ того какой ему прислала мистриссъ Беллингемъ. Въ настоящей запискѣ его говорилось вотъ что:

«Милая Фэсъ,

„Прошу тебя немедленно приѣхать сюда: я имѣю крайнюю надобность въ тебѣ и въ твоемъ совѣтѣ. Обо мнѣ не безпокойся, я здоровъ. Объясняться не имѣю времени, но убѣжденъ, что ты не откажешь мнѣ. Позволь надѣяться, что увижу тебя здѣсь никакъ не позже суботы. Ты знаешь какимъ способомъ я сюда приѣхалъ; это лучшій, какъ по дешевизнѣ, такъ и по быстротѣ. Милая Фэсъ, но обмани моей надежды.

Любящій тебя братъ

Сорстанъ Бенсонъ.

P. S. Боюсь, достанетъ ли тебѣ тѣхъ денегъ, что я оставилъ. Но не останавливайся за этимъ. Отнеси къ Джонсону моего Фачіолати, онъ дастъ тебѣ за него взаймы; книга лежитъ въ третьемъ ряду, на нижней полкѣ. Главное, — приѣзжай.“

Отправивъ это письмо, онъ сдѣлалъ съ своей стороны все что могъ и послѣдовавшіе затѣмъ два дня прошли какъ въ однообразной дремотѣ, наполненной ожиданіями, размышленіями и заботами около больной, прошли неоживляемые никакимъ новымъ событіемъ, до того однообразно что даже переходъ изо дня въ ночь не составлялъ перемѣны, тѣмъ болѣе, что въ ту нору стояли свѣтлыя, мѣсячныя ночи. Въ суботу утромъ явился отвѣтъ:

«Любезный Сорстанъ,

Только-что получила твое необъяснимое приказаніе, какъ уже повинуюсь ему, чѣмъ подтверждаю мои права на имя Фэсъ [3]. Я явлюсь къ тебѣ почти въ одно время съ этимъ письмомъ. Не могу не чувствовать нѣкотораго безпокойства и въ тоже время большого любопытства. Денегъ у меня довольно и это большое счастіе, потомучто Селли, какъ драконъ, сторожитъ твою комнату и скорѣе пустила бы меня идти всю дорогу пѣшкомъ, нежели дотронуться до малѣйшей изъ твоихъ вещей. Любящая тебя сестра,

Очень обрадовался мистеръ Бенсонъ, узнавъ, что сестра его вскорѣ будетъ съ нимъ. Онъ съ дѣтства привыкъ полагаться на ея здравый смыслъ и быструю сообразительность. Онъ рѣшился отдать Руфь на ея попеченіе, такъ какъ ему было совѣстно употреблять во зло доброту мистриссъ Гогсъ, хлопотавшей день и ночь около больной, жертвуя своимъ временемъ. Онъ попросилъ ее посидѣть въ послѣдній разъ около нея, потомучто самъ поѣхалъ встрѣчать сестру.

Телѣжка его спустилась шагомъ съ крутизны, ведущей къ Ландгу. Мистеръ Бенсонъ взялъ мальчика, чтобы довести багажъ сестры, когда она приѣдетъ. Вскорѣ они достигли до равнины у подошвы горы, гдѣ мальчишка началъ плескаться въ свѣтлой зеркальной рѣкѣ, а мистеръ Бенсонъ усѣлся на большой камень, подъ тѣнь ольхи, разросшейся на берегу. Ему было отрадно снова дышать чистымъ воздухомъ, вдали отъ сценъ, наводившихъ его, всѣ эти три дня, на такія тяжолыя мысли. Онъ во всемъ видѣлъ теперь новыя красоты, отъ голубыхъ горъ, блиставшихъ вдали солнечнымъ свѣтомъ, до мирной, зеленой долины, гдѣ онъ сидѣлъ въ прохладѣ тѣни. Даже кайма бѣловатыхъ кремней, облегавшая воду, имѣла среди всего этого какую-то чистую красоту. Мистеръ Бенсонъ чувствовалъ себя спокойнѣе духомъ, нежели всѣ эти дни. Теперь онъ раздумывалъ о томъ какую странную исторію предстоитъ ему расказать сестрѣ, чтобы объяснить настоятельный призывъ ея къ себѣ. Онъ вдругъ оказывается единственнымъ другомъ и покровителемъ несчастной больной дѣвушки, которой имя даже ему неизвѣстно, о которой онъ только то и знаетъ, что она имѣла связь и брошена своимъ любовникомъ, и что какъ онъ полагаетъ, она хотѣла лишить себя жизни. Но все это, какъ ни была добра его сестра, не могло внушить ей сочувствія. Положимъ, изъ любви къ нему она все сдѣлаетъ, но это не могло удовлетворить мистера Бенсона, желавшаго чтобы участіе ея къ молодой дѣвушкѣ основывалось на ея собственномъ убѣжденіи, а не на одномъ желаніи угодить брату.

Дилижансъ катился съ глухимъ шумомъ по каменистой дорогѣ; миссъ Бенсонъ сидѣла снаружи. Увидя брата, она живо соскочила съ мѣста и съ горячностью и любовью поздоровалась съ нимъ. Она была значительно выше его ростомъ и повидимому когда-то была очень хороша; черные волосы ея раздѣлялись на лбу проборомъ, темные выразительные глаза, и правильный носъ все еще сохраняли красоту молодости. Не знаю, была ли она старше брата, но только вѣроятно вслѣдствіе его увѣчья, требовавшаго ея постоянныхъ попеченій, въ ея обращеніи съ нимъ было что-то материнское.

— Ты блѣденъ, Сорстанъ! не вѣрю чтобы ты былъ здоровъ, что ты тамъ ни говори. Не опять ли боль въ спинѣ.

— Нѣтъ, такъ, немножко, это ничего, милая Фэсъ. Присядемъ здѣсь, а я отправлю ящикъ домой съ мальчикомъ.

Чтобы хвастнуть немножко передъ сестрою своими познаніями въ валлійскомъ языкѣ, онъ напуталъ что-то мальчику, съ самою грамматичною правильностью, но вѣроятно именно по этому и по тому еще, что выговоръ былъ очень плоховатъ, мальчишка только почесалъ въ головѣ и сказалъ; «Dein Seasoneg».

Пришлось повторить поанглійски.

— Ну вотъ Сорстанъ, теперь мы усѣлись. Не мучь же меня долго, объясни мнѣ зачѣмъ ты меня вытребовалъ?

Вотъ тутъ-то и была задача! — охъ! тутъ бы нужно языкъ, краснорѣчіе серафима, но серафимовъ не было подъ рукою, а только воды журчали свою тихую пѣсню, располагая миссъ Бенсонъ терпѣливо выслушать исторію, какова бы она ни была (лишь бы только съ нею не было непосредственно связано счастіе ея брата), приведшую ее въ этотъ прелестный край.

— Дѣло очень непріятное, Фэсъ; но прежде всего скажу тебѣ, что у меня въ домѣ лежитъ больная молодая женщина и я попрошу тебя взять ее на твои попеченія.

Ему показалось, что на лицо его сестры набѣжала легкая тѣнь и что голосъ ея нѣсколько измѣнился, когда она ему отвѣчала.

— Надѣюсь, что дѣло безъ романовъ, Сорстанъ. Вѣдь ты знаешь, я до нихъ не охотница, я никогда имъ не вѣрила.

— Не понимаю что ты называешь романомъ. Исторія, о которой я тебѣ говорю, совершенно дѣйствительна, и боюсь даже, очень обыкновенна.