Томас Хьюз - Школьные годы Тома Брауна

Затем дюжина больших ребят ухватилась за одеяло, которое они стянули с ближайшей кровати.

— Давайте Скорохода, быстро, у нас мало времени!

Иста бросили в одеяло.

— Раз, два, три, пошёл! — и он взлетел вверх как воланчик, но всё же не до самого потолка.

— А ну-ка, ребята, взяли, — кричал Уокер, — раз, два, три, пошёл!

На этот раз он взлетел выше и мог бы дотронуться до потолка рукой, а потом и в третий раз, после чего его отпустили и стали подбрасывать другого мальчика. А потом наступила очередь Тома. По совету Иста, он лежал совершенно неподвижно. «Раз, два, три» было ещё ничего, а вот «пошёл!» понравилось ему гораздо меньше. Теперь они разошлись и добросили его до самого потолка, о который он довольно больно стукнулся коленями. Но хуже всего была мгновенная пауза перед падением вниз, заполненная чувством полной беспомощности и ощущением, как будто все внутренности прилипли к потолку и так там и останутся. Том чуть не заорал, чтобы его отпустили, когда опять оказался в одеяле, но вспомнил про Иста и не заорал; он выдержал три подбрасывания без крика и не дёргаясь, за что и был назван «молодчиной».

Теперь они с Истом, честно заработав это право, стояли и смотрели, как подбрасывают других.

Так как все пленники сохраняли хладнокровие, не дёргались и не отбивались, никакой катастрофы не произошло. Но это не устраивало Флэшмена. Такие, как Флэшмен, любят подбрасывание в одеяле именно за то, что некоторые орут и отбиваются или цепляются за край одеяла, и из-за этого вываливаются на пол; а если никому не больно и не страшно, они не получают от этого никакого удовольствия.

— Давай подбросим двух вместе, Уокер, — предложил он.

— Ну и скотина же ты, Флэши, — возразил тот. — Давайте следующего!

Так что вдвоём никого подбрасывать не стали. Особая трудность тут заключается в том, что лежать смирно вдвоём и разделять невзгоды — это больше, чем может выдержать человеческая натура, и вот оба мальчика борются в воздухе за возможность оказаться наверху при приземлении, с немалым риском для обоих вывалиться из одеяла, и к великому удовольствию скотов вроде Флэшмена.

Но вот кто-то кричит, что идёт староста, подбрасывание прекращается, и все разбегаются по своим комнатам; и Том укладывается в кровать, обдумывая события своего первого дня в публичной школе.

Глава VII Вхождение в колею

И Джайлз сказал: «Пусть длинен путьИ труднопроходим,Но, если он идёт вперёд,И я пойду за ним».

Думаю, каждому знакомо то восхитительное дремотное состояние, когда лежишь, не совсем проснувшись, но ещё и не бодрствуя, а сознание только начинает возвращаться после хорошего ночного сна в новом месте, которое нам нравится, на следующее утро после дня, полного волнующих событий и напряжения всех сил. В жизни найдётся немного более приятных моментов. Единственное, что в них плохо, — это то, что они так быстротечны; как бы вы ни старались их продлить, лёжа абсолютно пассивно и душой, и телом, всё равно они длятся всего минут пять или около того. А по истечении этого времени, несмотря на все наши усилия, снова вступает в свои права назойливая, бестолковая, нетерпеливая сущность, которая не поддаётся на уговоры и вечно настороже и которую мы называем своим «Я», — и тут же овладевает нами до самых кончиков пальцев.

Именно в таком состоянии Мастер Том лежал в половине восьмого утра на следующий день после своего прибытия и наблюдал, не вставая со своей чистенькой беленькой кроватки, за движениями Богля (родовое имя, под которым были известны все чистильщики обуви в Школьном корпусе), который ходил между кроватями, собирал грязные туфли и ботинки и ставил на их место чистые.

Так он лежал, ещё не совсем понимая, где именно во Вселенной находится, но уже чувствуя, что сделал в жизни шаг, который хотел сделать уже давно. Ещё только рассветало, когда он лениво посмотрел в большие окна и увидел в них верхушки огромных вязов и грачей, кружащих над ними и укоризненно каркающих на ленивых представителей своего сообщества, прежде чем отправиться всем вместе на вспаханные поля по соседству. Звук закрывшейся за Боглем двери, когда он вышел со своей корзиной под мышкой, окончательно разбудил Тома; он сел в кровати и оглядел комнату. Да что же это у него с плечами и поясницей? Он чувствовал себя так, как будто вчера его сильно били по всей спине, — естественный результат его выступления в своём первом матче. Он положил подбородок на согнутые колени и стал вспоминать все события вчерашнего дня, радуясь своей новой жизни, — и тому, что уже видел, и тому, что последует дальше.

Вскоре проснулись ещё один — два мальчика, сели в кроватях и начали тихонько переговариваться. Потом и Ист, поворочавшись с боку на бок, сел, кивнул Тому и начал осматривать свою лодыжку.

— Ещё везёт, — сказал он, — что сегодня с утра никуда не идти, а то я, наверно, буду хромать как собака.

Это было воскресное утро, а воскресные лекции в ту пору введены ещё не были, поэтому время между сном и службой в часовне в одиннадцать часов не было занято ничем, кроме завтрака. Заполнить этот промежуток было нелегко, и, когда вскоре Доктор ввёл воскресные лекции, это было настоящим благом для всей школы, хотя встречено это новшество было не без ворчания. А пока можно было валяться в кровати сколько хочешь, и никто вставать не спешил, особенно в тех комнатах, где шестиклассник отличался добродушием, как в комнате у Тома и Иста, и позволял младшим мальчикам болтать и смеяться и вообще делать практически все, что они пожелают, до тех пор, пока они его не беспокоили. Его кровать была побольше, чем у остальных, и стояла в углу у камина, а рядом с ней — умывальник с большим тазом; и там он возлежал, окружённый ореолом величия, задёрнув белые занавески так, чтобы получился отдельный уголок. Кровать Тома была почти напротив, и он с благоговейным ужасом смотрел, как великий человек проснулся, вытащил из-под подушки книгу и стал читать, подперев голову рукой и повернувшись спиной к комнате. Вскоре, однако, послышался шум борьбы и приглушённые комментарии мальчишек, вроде: «Давай, Головастик! Валяй, Грин! Тяни с него одеяло! Дай ему по рукам!» Младший Грин и Холл, которого обычно звали Головастиком за то, что у него была большая чёрная голова и тощие ноги, спали рядом в дальнем конце у двери и постоянно устраивали друг другу разные каверзы, которые обычно, как и сегодня, кончались бурным открытым столкновением. И вот теперь они, забыв о порядке и силе авторитета, одной рукой яростно старались стянуть друг с друга одеяла, а второй, вооружённой шлёпанцем, изо всех сил колотили по всем частям тела противника, до которых только могли дотянуться.

— А ну-ка успокоились там, в углу, — прикрикнул староста, садясь в кровати и выглядывая из-за своей занавески; Головастик и младший Грин юркнули в свои растерзанные постели, а он, поглядев на часы, добавил, — Ого, начало девятого! Чья очередь за водой?

(В тех комнатах, где староста придавал своему омовению большое значение, фаги из его комнаты должны были по очереди спускаться на кухню и выпрашивать или красть для него горячую воду; часто этот обычай простирался ещё дальше, и каждое утро двое мальчиков должны были приносить воду для всей комнаты.)

— Иста и Головастика, — ответил старший из фагов, который следил за расписанием.

— Я не могу, — сказал Ист, — нога болит.

— Быстро отправляйтесь, кто-нибудь, и без разговоров, — сказал великий человек, встал с кровати, надел шлёпанцы и пошёл в большой коридор, куда выходили все спальни, чтобы вытащить из чемодана своё воскресное одеяние.

— Давай я схожу за тебя, — сказал Том Исту. — Мне даже интересно.

— Спасибо, ты славный парень. Одень только брюки и возьми свой кувшин и мой. Головастик покажет тебе дорогу.

И вот Том с Головастиком, в ночных рубашках поверх брюк, спустились по лестнице, прошли через маленькую кладовую, где по вечерам выдавали свечи, пиво, хлеб и сыр, потом через двор Школьного корпуса, потом по длинному коридору и, наконец, добрались до кухни, где, после переговоров с красивой рослой кухаркой, которая клялась, что налила сегодня уже дюжину кувшинов, получили свою горячую воду и с большой осторожностью и максимально возможной скоростью вернулись назад. Но даже так им еле-еле удалось ускользнуть от пиратов из комнаты пятого класса, которые подстерегали конвои с горячей водой и гнались за ними до самых дверей их спальни, так что половину воды они расплескали в коридоре.

— Всё равно это лучше, чем идти второй раз, — заметил Головастик. — А пришлось бы, если бы они нас поймали.

К тому времени, как прозвенел колокольчик на молитву, Том и все его новые товарищи спустились вниз, одетые во всё самое лучшее, и он впервые с удовлетворением ответил «Здесь», когда назвали его фамилию, потому что староста, дежуривший на этой неделе, уже внёс её в самый конец списка. А потом был завтрак и прогулка по большому школьному двору и по городу вместе с Истом, хромота которого становилась заметной лишь тогда, когда нужно было исполнять обязанности фага. Так они скоротали время до службы в часовне.