Элиас Канетти - Ослепление
— Целую ручку, сударыня, какая неожиданная честь! Что привело вас к нам, сударыня, если позволите спросить?
— Спальня. Вы же знаете.
— Так я сразу и подумал, сударыня. На две персоны, конечно, если позволите так выразиться.
— Ну, доложу я вам, вам все позволено. Он с глубоким огорчением покачал головой:
— О нет, не мне, уважаемая. Разве я этот счастливец? За меня сударыня наверняка не вышли бы замуж. Бедный служащий.
— А что. Это неизвестно. Бедные люди тоже люди. Я не люблю чванства.
— Верный признак золотого сердца, сударыня. Господину супругу можно позавидовать.
— Ну, доложу я вам, мужчины теперь какие!
— Сударыня ведь не хотят сказать… — Интересный молодой человек удивленно поднял брови. Влажной собачьей мордой были оба его глаза, и он терся ею об нее.
— Они же думают, что ты им слуга. При этом они ничего не платят тебе. Слуге полагается платить.
— Зато сударыня выберут себе сейчас прекрасную спальню. Позвольте! Превосходный, первоклассный товар, я знал, что сударыня вернутся, и приберег это специально для сударыни. Мы могли бы это уже шесть раз продать, положа руку на сердце! Господин супруг будут рады. Сударыня придут домой, целую ручку, милая, скажут господин супруг. Добрый день, милый, скажут сударыня, я купила нам спальню, милый, — вы понимаете меня, сударыня, так скажете вы, и сядете господину супругу на колени. Вы уж простите, сударыня, я говорю как мне бог на душу положит, но тут уж ни один мужчина не устоит, такого не может быть на свете, и любой господин супруг тоже. Если бы я был женат, не скажу — на вас, сударыня, как можно мне, бедному служащему, а скажу — на какой-нибудь женщине, скажу даже — на какой-нибудь старой женщине, лет, скажем, сорока — ну, этого вы себе и представить не можете, сударыня.
— Ну, доложу я вам, я тоже уже не молоденькая.
— Тут я другого мнения, если сударыня ничего не имеют против. Я допускаю, что сударыне как раз перевалило за тридцать, но это не имеет значения. Я всегда говорю: в женщине самое важное — бедра. Бедра должны быть на месте, и бедра нужно видеть. Что мне с того, если они на месте, а я их не вижу? Извольте, убедитесь сами — вот ведь вам великолепные…
Тереза хотела закричать, от восторга у нее не было слов. Помедлив несколько мгновений, он добавил:
— …принадлежности!
Она еще не удостоила мебель и взгляда. Он привел ее в волнение своими речами, он дотянулся рукой почти до ее дрожащих бедер и заменил их практичными и великолепными принадлежностями спального гарнитура. Смиренный жест, которым он, бедный служащий, простился с недостижимыми бедрами, тронул Терезу, пожалуй, больше всего. Она сегодня просто не переставала потеть. Завороженно следила она за движениями его рта, его руки. Ее глаза, обычно сверкавшие всеми цветами злости, а сейчас мирные, водянистые и почти синие, послушно плыли по принадлежностям спальни. Конечно, они великолепны. Этот интересный человек знает все. Как он разбирается в мебели! Прямо-таки стыдно перед ним. Счастье, что ей не надо говорить. Что бы он подумал о ней. Она же совсем не разбирается в мебели. Другие ничего не замечали. Почему? Потому что другие дураки. А этот интересный человек сразу заметит все. Хорошо, она не будет говорить. У него же голос как растопленное масло.
— Заклинаю вас, сударыня, не забывайте главного! Как уложишь господина супруга, точно так он и отплатит. Если господин супруг лежат удобно, можете делать с ним что хотите. Поверьте мне, сударыня. Путь к семейному счастью проходит не только через желудок, путь этот проходит через мебель, в значительной мере через спальню, но в совершенно исключительной мере, сказал бы я, через кровати, через супружеские, так сказать, ложа. Поймите меня, дорогая сударыня, господин супруг тоже всего лишь человек. Пусть он обладает самой красивой сударыней, сударыней во цвете лет, что ему в том, если он плохо спит? Если он плохо спит, он в плохом настроении. Если он спит хорошо, ну, тогда он не прочь и придвинуться поближе. Вот что я вам скажу, уважаемая сударыня, сударыня могут мне поверить, я кое-что смыслю в этом деле, двенадцать лет я тружусь в этой области, восемь лет стою все на этом вот месте, что толку в бедрах, если кровать плохая? Мужчине плевать на самые распрекрасные бедра. Даже если он господин супруг. Сударыня могут исполнять восточные танцы живота, сударыня могут навести последний лоск на свою красоту и предстать перед ним раздетой, так сказать, обнаженной, — гарантирую, это не поможет, если господин супруг в плохом настроении, даже в вашем случае, глубокоуважаемая сударыня, а это кое-что значит! Знаете, что сделают господин супруг, если, предположим, сударыня стара и плоха, — я хочу сказать: кровать, — господин супруг сбегут и поищут себе кроватей получше. И какие же это будут кровати, по-вашему? Кровати нашей фирмы. Я мог бы показать вам, прекраснейшая сударыня, благодарственные письма от таких же сударынь, как вы. Вы изумились бы, узнав о счастливых браках, которые мы с гордостью оставляем на своей спокойной совести. Разводов у нас не случалось. Мы делаем все, что можем, и господа довольны. Особенно рекомендую вам вот этот гарнитур, сударыня.
Хороши они все, это я гарантирую вам, сударыня, но к этому мне особенно хочется склонить ваше золотое сердце, дорогая сударыня!
Тереза подошла поближе, только чтобы угодить ему. Она была согласна со всем. Она боялась потерять его. Она осмотрела гарнитур, который он рекомендовал ей. Но она не смогла бы сказать, каков тот на вид. В ней все было напряжено, все искало возможности слушать и дальше этот масленый голос. Если она скажет «да» и заплатит, ей надо будет уйти, и с этим интересным человеком все будет кончено. За свои денежки она может кое-что и позволить себе. Люди же на ней зарабатывают. Ничего нет стыдного в том, что она заставляет его говорить. Другие ведь и уходят, ничего не купив. Они-то не стесняются. Она человек порядочный и так не поступит. Да и торопиться не надо.
Она не знала, как быть, и, чтобы хоть что-то сказать, сказала:
— Ну, доложу я вам, это может сказать каждый!
— Позвольте, сударыня, чтобы не сказать: очаровательная сударыня, я же не стану лгать вам. Если я к чему-то склоняю ваше сердце, то к этому склоняю ваше сердце я. Можете мне поверить, сударыня, мне все доверяют. Не премину доказать вам это, сударыня. Господин начальник!
Начальник, господин Больш, крошечный человечек со сплюснутым лицом и затравленными глазками, появился на пороге своего отгороженного кабинета и, как ни был он мал, разделился, согнувшись на две еще меньшие половинки.
— В чем дело? — спросил он и смущенно, робким мальчиком, пробрался поближе к обширной юбке Терезы.
— Скажите сами, господин начальник, был ли случай, чтобы покупательница не доверяла нам?
Начальник промолчал. Он боялся лгать при матери; она могла и отшлепать его. На его лице боролись деловитость и почтительность. Тереза заметила эту борьбу и истолковала ее неверно. Она сравнила служащего с его начальником. Если тот и вмешается, все равно он не уверен в себе. Чтобы усилить торжество интересного человека, она с помпой пришла на помощь ему:
— Ну, доложу я вам, на что мне другие? Вам поверит любая, достаточно вашего голоса. Я верю каждому вашему слову. Кто станет лгать? На что мне этот вот. Уж ему-то я верить не стану.
Коротышка поспешно удалился в свой кабинет. Так с ним всегда случается. Он не успевает рот раскрыть, а мать уже говорит, что он лжет. Со всеми женщинами у него одна и та же беда. В детстве это была мать, потом появилась жена, бывшая служащая. Брак начался с того, что, когда его машинистка на что-нибудь жаловалась, он успокаивал ее обращением «мамочка». С тех пор как он женат, ему нельзя держать машинистку. Все время приходят в магазин матери. Эта, конечно, тоже из них. Поэтому он и отгородил себе кабинетик. Вытаскивать его оттуда можно лишь при крайней необходимости. Он уж отплатит за это Грубу. Тот знает, что при матерях он, Больш, не умеет выступать в роли начальника. Груб хочет стать компаньоном и унижает Больша перед покупателями, чтобы сломить его. Но господин Больш сам возглавляет мебельную фирму "Больш и Мать". Его настоящая мать еще жива и участвует в деле. Дважды в неделю, по вторникам и по пятницам, она появляется, чтобы проверить бухгалтерские книги и покричать на служащих. Она все очень точно подсчитывает, поэтому-то так трудно ее обмануть. Но ему это все-таки удается. Без такого обмана он не мог бы жить. Сам он по праву считает себя истинным главой фирмы; тем более что ее крик идет ему на пользу в отношениях со служащими. Накануне ее появления, то есть по понедельникам и четвергам, он может командовать всласть. Все из кожи вон лезут, потому что на следующий день он может пожаловаться ей, если ему кто-нибудь надерзит. В такие дни стоит мертвая тишина, никто пикнуть не смеет, он в том числе; но все-таки это славно. Лишь по средам и субботам они дерзят. Сегодня среда.
