Мигель Астуриас - Зеркало Лиды Саль
Словно с цепи сорвавшись, не помня себя, ничего не видя, в крови по локти, они то кричали, то лаяли, то выли по-волчьи, то надрывались в стенаниях звериным ревом. Крик, лай, вой. рев. зубовный скрежет, помертвевшие губы, беспощадность правды, все напрасно, нет больше надежды, нет сомнений…
– Не умерла… не умерла пачиланская красавица. – Они рыдали до хохота, не в силах отогнать от себя видение превращенного в мумию тела цвета белого табака, которое Бешеная Удавка вспрыскивала духами на потеху пропойцам и похотливым лунатикам…
При выходе из города, у которого ночью, когда он спит, нет ног, их остановила старушка с белыми, как лунь, волосами.
– Дорогу ищете?. – поинтересовалась она. На что Палачины, сжимая мачете, готовые в любую минуту проложить себе путь силой, ответили:
– Разрази нас Акус Великая… если не дорогу мы ищем!.. Обратную дорогу… Мы спешим в Пачилан… на площадь… драться… жизни лишить друг друга…
– На то вы и Палачины…
– Да, госпожа, к вашим услугам…
– К моим?.. Хи-хи…. – от ее хихиканья несло жженой тряпкой,. – меня смерть не обслуживает… хи-хи-хи! Потом добавила:
– Для Палачинов дорога кончилась…
Не уловив в этих словах знамения своего собственного конца, Читалан пошутил:
– Что же нам спечь, чтоб она дальше пошла?
– Печь. – ничего. Печься. – о многом. Хотя бы о том, чтобы волосы отрастить, разве что кто другой волос своих на дорогу вашу не пожалеет.
Вздохнул Латачин:
– Есть одна… вернее, была, но она раньше нашего без дороги осталась!
– Как же, знаю. Спит она в доме у Бешеной Удавки на черной подушке из глубоких рек семимильных. Как раз на дорогу до Пачилана хватило бы. Может, вернетесь, возьмете у нее волосы в долг.
– Это невозможно!. – воскликнули они и показали старухе руки проклятой сводни с пальцами, втянутыми по самые ногти в тоннели из драгоценных камней.
– Неправедному богатству руки отрубать,. – ужаснулась старушка,. – бесполезно, бесполезно, у него новые руки отрастают…
– Отойди.... – Латачин взмахнул мачете,. – отойди, хвост кометы, летающей неизвестно где! Ты и так одной ногой в могиле стоишь, клянусь. – и второй туда станешь, если не отвезет нас смерть на закорках до самого Пачилана!
Старуха исчезла. И было им дано. Сидя прямо на лопатках. – жесткое седло достал ось седокам в последней скачке. – добрались они до места, где должны были исполнить свой обет. Когда слезли они с костяка своей хрупкой, но крепкой лошадки, увидели: смерть скалила голые зубы.
– Над кем ты смеешься?.. – спросили они. В ответ, коротко:
– Над нами…
Они не услышали ее. им было все равно. Появившись в дуэльных костюмах. – белые парадные рубашки с пышными манжетами и жабо, белые парадные брюки, руки и лица покрыты белой краской,. – они обменялись взглядом друзей-врагов и подбросили в воздух мачете, чтобы знать, где стоять каждому из них, когда начнется их зловещий поединок. Вонзились ножи и землю один точно против другого. – верный глаз палачинский. Латачину досталось солнце в глаза, а Читалану. – в спину.
Латачин подумал: Читалану лучше. – солнце не слепит его.
Читалан подумал: Латачину повезло. – в лучах солнца он видит меня лучше.
Пока вытаскивали они свои мачете, пролетел у них над головой попугай.
– Латачин… чин… чин… палачин!. – весело горланил он. Потом улетел, но вернулся, и еще веселей. – Палачин… чин… чин… Латачин!
Он улетал и возвращался:
– Читалан… лан… лан… Пачилан! Пачилан… лан… лан… Читалан!..
– С меня хватит, разрази меня Акус Великая!. – вскричал Латачин и, потрясая мачете, помчался вслед за попугаем-насмешником.
– Палачинчин, палачин!.. Палаланлан, Пачилан!.. – зеленый шустрый балагур,. – Палаланлан, Пачилан!.. Палачинчин, Палачин!
И так, летая туда-сюда, па-лала и чин-чин… чин-чин и па-лала… увлек он за собой с площади, превращенной в арену, Палачинов из Пачилана, которые гнались за ним, грозя на бегу мачете.
– На то они и Палачины!.. – сказал кто-то, не попугай. Кто-то. Видно было только его плечо и восседавшего на плече попугая.
– Я вас тут поджидаю, поджидаю, чтоб не кончили друг дружку, да, видать, прогляде. – не углядишь вас за пляской вашей дробноногой, вот я и послал за вами попугая.
Услышав упоминание о своей особе, попугай распушился, откинулся назад, растопырил лапки и облегчился, выпустив червячок помета на плечо человека плеча.
– Благодаря этому червячку,. – завопил попугай, раздувшись как сконфуженный кочан салата,. – спасут свою шкуру Латачин и Читалан и снова дробью ног-ног-ног запляшут в Пачилане!
– Не то что совсем спасут,. – сказал человек плеча,. – но поживут еще, кол и бросят он и совсем свое занятие. Не дело это. – кровь проливать.
– На то они и Палачины!. – уточнил попугай.
– Меня не проведешь!. – взъярился Латачин. – Червяк попугаев. – это трусость! Такой ценой не нужна жизнь Палачинам из Пачилана!
– Да нет же.... – засуетился Читалан: не лежала у него душа к смерти, и даже с некоторой толикой попугаевой какашки предпочитал он жизнь…
Мстительный клинок прорезал воздух и врезался в чью-то ногу. В бескровную, черную, мохнатую ногу с острыми ногтями. Ногу, отсеченную не по щиколотку, а по отчаянный визг. Читалан на ходу подобрал ее. Они возвращались на площадь Пачилана к поединку, прерванному появлением попугая. Колышутся, точно крылья, поля белых, как вся их одежда, сомбреро. Белые лица и руки, словно обратная сторона листьев белого дуба. Странные пепельно-белые персонажи с болтающимися на груди амулетами смерти в оправе из драгоценных камней. – мертвыми руками Бешеной Удавки: у каждого по руке. Губы шевелятся в монотонном бормотании приговоренных к смерти, шепчут бесконечную однообразную молитву: она не умерла… она не умерла… она не умерла… Не умерла, так и вина поменьше, а может, и вправду верят они, что те, кто умирают не там, где рождаются, не умирают вовсе, а отсутствуют, вдвойне отсутствуют, как та, у которой было вчера в ушах, сегодня на губах и завтра в глазах. Все тщетно, все беспросветно тщетно. Поникшие, нелепые, предавшие себя, преступившие клятву, задыхаясь от рыданий под мертвой тяжестью раздувшихся, словно жабы, сверкающих золотом и драгоценными камнями рук проклятой сводни, они. – какая дикость!. – все одолевают себя вопросами, на которые нет ответа.
– Отдай мне ногу, отдай!.. Это моя нога… моя!. – жестами и гримасами объясняет Читалану большая обезьяна цвета кофейной пены.
– Возьми, если хочешь…
– Чем могу служить, господа?. – казалось, спрашивает своими ужимками хвостатая обезьяна, пожирая глазами реликвии, висящие на груди у Палачинов. Она забегает вперед, заглядывает им в лицо, потом оборачивается назад. Ковыляя дальше. – ногу она не приставила,. – обезьяна поскрипывает зубами и все оглядывается и оглядывается.
Великий Магвохмелюль размашистым шагом приближается к ним.
– Когда смотрю я сны, то глаз не закрываю, а думают, я что-то знаю. – мурлычет он себе под нос,. – думают, я что-то знаю, раз сны смотрю, а глаз не закрываю…
– Кто будут господа,. – с вызовом обратился он к Палачинам. – как зовут?.. О! О! Да это.... – он всмотрелся в них получше,. – да это Палачины из Пачилана!
Обезьяна сидела на земле и пыталась приделать свою ногу, когда великий Магвохмелюль полюбопытствовал, за какие проделки ей эту ногу оттяпали. Она сидела и перемешивала слюну с землей и визгом.
– Морока, хватит визжать!. – пригрозил Магвохмелюль обезьяне посохом, на который опирался. А затем, повернувшись к Палачинам, властным тоном произнес: -Друзья мои! На этих холмах не должна пролиться кровь…
Он вытер рот тыльной стороной ладони. – от одного упоминания слова «кровь» спекаются губы. – и осведомился, вперив взор в опавшую листву веков, какое впечатление произвел его приказ «кровь не проливать» на тех, кто только этим и занимался.
– Да, но если не проливать крови, на что же мы будем жить?.. – ответил вопросом на вопрос Читалан. – А хуже всего, что сейчас мы связаны клятвой: я. – пролить кровь Латачина, а Латачин. – мою.
– Выход всегда найдется…
– Нет! Это невозможно!. – вскричали Палачины.
– В моих холмах невозможного нет…
– Если б правда выход нашелся.... – заторопился Читалан, загоревшись надеждой: уж очень не лежала у него душа к смерти, а особенно под ударами мачете.
– Выход! Через трусость, замешанную на попугаевом дерьме,. – распетушился Латачин,. – ха-ха-ха.... – захохотал он и тут же добавил:. – Пачиланская красавица ждет нас по ту сторону жизни, туда мы и пойдем…
– А почему оба?. – нахмурив брови, спросил Магвохмелюль.
– Ее погубила любовь, любовь к нам обоим,. – объяснил Читалан,. – никак решить не могла, на ком свой выбор остановить, и попала во власть всех тех, кто ее не любил…
– Ну… а как вам понравится, если и с красавицей пачилан-ской встретитесь, и умрете не до конца?.. – непринужденно провещал Магвохмелюль.
