Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес
Глава IX
Легко и небрежно бросив имя, Хамилтон ненароком взглянул вниз и заметил, что у него развязался шнурок. Наклонившись его завязать, он не увидел, как изменилось у Джорджа лицо, и не услышал (ведь он был из тех, кто даже простейшей задаче отдает все внимание своего великого ума), как тот с присвистом чем-то подавился. Мгновение спустя, однако, он уловил какое-то движение и, оглянувшись, удивился: ноги Джорджа странно вихлялись.
Хамилтон выпрямился. Теперь он посмотрел прямо на Джорджа и убедился, что переданное сообщение угодило в центр нервной системы его друга. Симпатичное лицо подернулось зеленоватым отливом. Глаза выкатились. Нижняя челюсть отвисла. Ни один человек, хоть раз побывавший в кино, ни на миг не усомнился бы, что Джордж пребывает в глубочайшем смятении.
– Джордж, дорогой друг! – встревожился Хамилтон.
– Кт… ка… чте… – Джордж судорожно глотнул. – Какое имя ты назвал?
– Мэй Стаббс. – Хамилтон с неожиданным подозрением взглянул на друга. – Джордж, расскажи-ка мне все! Незачем притворяться, будто имя тебе незнакомо. Совершенно очевидно, оно всколыхнуло в тебе потаенные воспоминания, явно неприятные. Очень надеюсь, Джордж, что это не брошенная невеста. Не сломанный цветок, который ты отшвырнул погибать у дороги!
Совершенно ошалелый, Джордж таращился в пространство.
– Всему конец! – еле ворочая языком, выговорил он.
– Расскажи все, – смягчился Хамилтон. – Мы ведь друзья. Я не стану судить тебя строго.
Внезапная ярость расплавила лед оцепенения.
– А все священник виноват! – страстно вскричал Джордж. – Меня сразу как стукнуло – дурной знак! Эх, вот райское местечко был бы наш мир, не грохайся священник со стульев да не подворачивай лодыжек! Все, я погиб!
– Кто такая Мэй Стаббс?
– Знал я ее в Ист-Гилиэде, – безнадежно поведал Джордж. – Мы были как бы помолвлены.
– Ты неряшливо построил фразу, – поджал губы Хамилтон, – что, вероятно, простительно при данных обстоятельствах. Но я не понимаю, что означает в данном случае «как бы». Человек или помолвлен, или нет.
– Не там, откуда я приехал. В Ист-Гилиэде есть такое… молчаливое взаимопонимание.
– И между тобой и мисс Стаббс оно было?
– Ну да. Так, детский роман. Сам знаешь, как это случается. Ты провожаешь девушку разок-другой из церкви. Приглашаешь на пикник… Над тобой начинают из-за нее подшучивать… И вот вам. Видимо, она решила, что мы помолвлены. А теперь прочитала в газетах про мою свадьбу и прикатила закатить скандал.
– Вы с ней что, поссорились?
– Да нет. Так, разбежались в разные стороны. Я думал, все кончено и забыто. А когда увидел Молли…
– Джордж, – опустив руку на плечо друга, перебил Хамилтон, – послушай меня очень внимательно, сейчас мы подошли к главному. Писал ты Мэй письма?
– Десятки. Уж конечно, она их сохранила! Хранит, наверное, под подушкой.
– Плохо дело, – потряс головой Хамилтон. – Очень плохо.
– Помню, как-то она высказалась, что мужчин, которые бросают девушек, следует отдавать под суд…
Хамилтон стал совсем уж чернее тучи, точно бы скорбя о кровожадности современных девушек.
– Ты считаешь, она едет сюда с целью закатить скандал?
– А для чего ж еще?
– Н-да, наверное, ты прав. Я должен подумать.
С этими словами Хамилтон резко повернул налево и, задумчиво наклонив голову, принялся медленно описывать по лужайке круги. Глаза его рыскали по земле, словно бы тщась почерпнуть из нее вдохновение.
Редкое зрелище бодрит больше, чем вид великого мыслителя, погруженного в глубокое раздумье. Однако Джордж, наблюдая за другом, злился все сильнее. Он жаждал – что простительно – скорейших результатов, а Хамилтон, хотя и расхаживал весьма солидно, результатов никаких не выдавал.
– Надумал что-нибудь? – не вытерпел Джордж, когда его друг отправился по третьему кругу.
Хамилтон в молчаливом укоре вскинул руку и зашагал дальше. Наконец он приостановился.
– Ну? – подался к нему Джордж.
– Относительно той помолвки…
– Да не было никакой помолвки! Детские глупости, и все.
– Относительно этих глупостей. Слабое звено в твоей линии защиты, несомненно, тот факт, что сбежал ты.
– Да не сбегал я!
– Ладно, я употребил неточное выражение. Следовало сказать – проявил инициативу. Ты уехал из Ист-Гилиэда в Нью-Йорк. Следовательно, формально ты бросил эту особу.
– Знаешь, ты такими словами не бросайся. Как ты не можешь понять? Отношения у нас были вполне невинные. Такие разваливаются сами собой.
– Я смотрю на дело с точки зрения юриста. И разреши мне указать – отношения ваши явно на закончились. Я постарался четко прояснить для себя все. Если ты желал, чтобы отношения закончились, тебе следовало до отъезда из Ист-Гилиэда принять меры, чтобы вашу помолвку расторгла сама мисс Стаббс.
– Да никакой помолвки не было!
– Хорошо, расторгла ваши глупости. Вот тогда бы ты стер прошлое. Надо было совершить что-то такое, чтобы девушка прониклась к тебе отвращением.
– Что например? Я не умею!
– И даже сейчас… попробуй совершить что-то крайне омерзительное, чтобы мисс Стаббс с гадливостью отшатнулась от тебя…
– Интересно что?
– Я должен подумать.
Хамилтон накрутил еще четыре круга.
– Предположим, ты совершишь преступление, – предложил он, возвращаясь к исходной точке. – Предположим, ей станет известно, что ты вор. Она не захочет выходить за тебя замуж, если ты на пути в Синг-Синг.
– Здорово! Но тогда и Молли не захочет.
– Хм, верно. Ладно, подумаю еще…
Несколько минут спустя Джордж, уже посматривающий на друга с неприязнью, какую вызывают носители высшего разума, когда не в состоянии выдать стоящего совета, заметил, что друг внезапно вздрогнул.
– Вот оно! – закричал Хамилтон. – Нашел!
– Ну? Ну?
– Мисс Стаббс… Скажи-ка, она очень нравственная? Деревенские девицы обычно… такие, ну… недотроги.
Джордж призадумался.
– Не помню. Да ведь я не предпринимал никаких поползновений!
– Думаю, можно исходить из предположения, что, живя всю жизнь в Ист-Гилиэде, она чрезвычайно нравственна. А следовательно, решение проблемы очевидно: надо внушить ей, что ты стал распутником.
– Кем?
– Донжуаном эдаким. Сердцеедом. Дамским угодником. Это очень легко. Наверняка она насмотрелась фильмов из нью-йоркской жизни, и не трудно внушить ей, что ты тут развратился. Тогда план действий выстраивается простой и четкий. Все, что нам требуется, – раздобыть девушку. Пусть явится сюда и заявит, что ты не имеешь права жениться ни на ком, кроме нее.
– Что?!
– Прямо воочию вижу эту сцену! Мисс Стаббс сидит рядом с тобой, серенькая мышка в самодельном деревенском платьице. Вы вспоминаете старые дни. Ты поглаживаешь ей руку. Внезапно дверь распахивается, ты вскидываешь глаза и вздрагиваешь. Появляется девушка, вся в черном, с бледным лицом. У нее страдальческие глаза, волосы в беспорядке, в руке она сжимает маленький узелок…
– Нет! Только не это!
– Хорошо. Обойдемся без узелка. Она простирает к тебе руки. Неверным шагом идет к тебе. Ты бросаешься поддержать ее. Очень похоже на сцену из «Прохожих» Хэддона Чемберса.
– А что там происходит?
– Что? Невеста понимает, что у погубленной девушки больше прав на ее жениха, соединяет их руки и тихо, молча уходит.
Джордж невесело рассмеялся.
– Ты проглядел одно. Где это, интересно, мы раздобудем погубленную девушку?
– Н-да, проблема. Я должен подумать.
– А пока ты думаешь, – холодно заметил Джордж, – я предприму единственно возможные меры. Поеду на станцию встречать Мэй. Поговорю с ней и постараюсь убедить…
– Что ж, и это недурно. Но все-таки мой план – идеален. Только бы подыскать девушку. Как неудачно, что у тебя нет темного прошлого!
– Мое темное прошлое еще впереди, – горько бросил Джордж.
И, развернувшись, поспешил по тропинке, а Хамилтон, погруженный в глубокое раздумье, зашагал к дому.
Дойдя до лужайки и остановившись закурить сигарету в помощь своим раздумьям, он увидел сцену, побудившую его отшвырнуть спичку и быстро вернуться под укрытие дерева.
Хамилтон замер, глядя во все глаза и слушая. Выйдя из зарослей рододендронов, неизвестная девушка тихонько кралась в обход лужайки к высоким дверям столовой.
Девичество – пора мечтаний. И Фанни Уэлч, задумавшуюся над ситуацией после получения последних инструкций, посетила затейливая мыслишка, залетевшая на ум ненароком, будто пчелка на цветок: пожалуй что, если она навестит дом на часик пораньше условленного срока, то, стащив ожерелье, сумеет оставить его себе.
Изъян в первоначально изложенном плане заключался в том, что руководство взял на себя заказчик. Он заберет у нее добычу в тот самый миг, как она завладеет ею. План, с некоторыми поправками, обрел несравненно большую привлекательность, и Фанни приступила к его осуществлению.
Удача как будто сопутствовала ей. Поблизости – никого, дверь чуть приоткрыта, а на столе лежит вещь, которую она уже рассматривала как награду за остроту ума. Фанни осторожно выбралась из тайного укрытия и, тихо обойдя лужайку, проникла в комнату и мигом зажала футляр в руке. Но тут вдруг открылось, что удача не так уж и сопутствует ей. На плечо легла тяжелая рука, и, обернувшись, она увидела импозантного мужчину с квадратной челюстью.
