Жорж Санд - Франсия
— Есть лишь один человек, такой добрый и терпимый, что не прогонит тебя. Стоит сказать ему только одно слово. Однако это не значит, что у него нет чести. Он всегда обращается ко мне за советом, и, когда я скажу ему: честь может соседствовать с прощением, — он поверит мне. Итак, покончим с этим, я позову его, и пока вы будете говорить наедине, я положу на бильярд соломенный тюфяк. Ты будешь спать на нем в моей комнате, завтра попытаемся найти тебе мансарду.
Он вышел. Франсия осталась одна, взволнованная и растерянная. Муане не сразу нашел и убедил племянника. Возможно, если бы объяснение состоялось незамедлительно, девушка была бы спасена. Не исключено, что, тронутая слепой преданностью Антуана, она преодолела бы отвращение к нему, даже если бы потом и умерла в этой атмосфере нищеты и грубости, оскорблявшей все ее существо! Но Антуан, решивший подождать девушку, не мог бодрствовать ночью. Неотесанный работяга, к вечеру он падал с ног от усталости. Чтобы не заснуть, Антуан зажег свою трубку, и поскольку крепкий, едкий табачный дым усыплял его, вышел прогуляться и удалился довольно далеко. Муане послал гарсона искать его. Когда Антуан вернулся, Муане вкратце обрисовал ему необычную ситуацию.
Между тем Франсия погрузилась в размышления. «Антуан колеблется, — думала она. — Он не может сразу решиться на это. Муане придется многое рассказать ему, чтобы вернуть доверие ко мне. Ах! Унизительнее всего выйти замуж за человека, который стыдится вас! Нет! Это невозможно, лучше умереть!» Задняя дверь лавки была открыта. Франсия выскочила на улицу и помчалась как стрела. Когда Антуан пришел поговорить с ней, она была уже далеко: он безуспешно искал ее всю ночь. Антуан не знал, где живет девушка, и ему не удалось найти ее.
Вначале Франсия, преследуемая навязчивой мыслью о самоубийстве, помышляла лишь о том, чтобы скорее добраться до Сены, но инстинкт, более сильный, чем отчаяние, безграничная любовь, которую она все еще питала к Мурзакину, удержали ее у парапета. Кто знает, возможно, князь не виновен? Может быть, граф все выдумал, чтобы погубить ее. Без сомнения, он человек недостойный, низкий, потому что хотел учинить над ней насилие. Несомненно, также, что Мурзакин считал дядюшку способным на все. Он дал Франсии оружие, чтобы она могла защищаться. Этот кинжал говорил о многом. Князь не желал уступать графу свою любовницу, ибо поступок его означал: не отдавайся Огоцкому, лучше убей его.
Перед тем как лишить себя жизни, необходимо узнать правду, чтобы умереть без ненависти в душе и избавиться от позора.
Франсия могла всегда вернуться сюда, у нее был кинжал. Достав его, она рассматривала при свете уличного фонаря тонкое лезвие и острый конец, потом проткнула им свой шелковый пояс, сложенный в несколько раз. Нет ничего более удивительного, чем сталь: даже самая прочная иголка сломалась бы, а стилет прошел через ткань без малейшего усилия.
«Ну хорошо, — сказала она себе. — Нет ничего проще, чем вонзить такой кинжал в сердце. Теперь я уверена, что покончу со всем, как только пожелаю. На войне я была ранена, поэтому знаю, что в такой момент не бывает больно. Умирая быстро, не страдают!»
Франсия обмотала в три ряда вокруг талии красивый шарф из китайского крепдешина, подаренный ей Мурзакиным, спрятала под ним персидский кинжал и направилась к особняку де Тьевров, мимо которого пришлось пройти, чтобы попасть во флигель.
Она явилась туда в три часа утра, а вскоре подъехал экипаж и направился в сторону сада. Возбужденная девушка быстро последовала за ним и догнала его в тот момент, когда Мурзакин выходил из экипажа. Притаившись в тени деревьев, Франсия улучила момент, когда Моздар открывал дверцы, и проскользнула в сад так проворно, что ни казак, стоявший к ней спиной, ни князь, видевший только высокую и тучную фигуру своего гайдука, ничего не заподозрили.
Опасаясь встретить Валентина, она прошла в комнату Мурзакина и спряталась за пологом его кровати. Франсия хотела застать его врасплох, увидеть первую реакцию на ее появление, выказать ему презрение прежде, чем он придумает еще одну небылицу, чтобы ввести ее в заблуждение, и покончить с собой, проклиная его.
Мурзакин, направляясь в свою комнату, спросил у Моздара, вернулась ли Франсия, и, услышав отрицательный ответ, подумал: «Так я и предполагал! Дядюшка отнял ее у меня. Догадавшись, что я люблю больше эту, чем другую, он уступил мне маркизу, похитив мое настоящее сокровище!»
Князь вошел в свою комнату, охваченный неистовой злобой. Впрочем, это продолжалось недолго: его разум и тело были в таком состоянии, что потребность в отдыхе возобладала над переживаниями, вызванными превратностями любви. Однако прежде чем лечь спать, князь хотел выяснить обстоятельства похищения. С видом человека, готового щедро заплатить за услуги, он приказал разбудить и позвать к нему Валентина.
Франсия, наблюдая за всеми передвижениями Мурзакина, ждала, когда он останется один. Она хотела уже покинуть свое убежище, когда вошел Валентин. Мурзакин заговорил по-французски. Франсия напряженно слушала.
— Кажется, мой дорогой, — сказал князь Валентину, — вы позволили украсть у меня подружку! Вот уж не предполагал, что вас так легко обмануть. Почему вы вернулись в полночь без нее?
Удивленный Валентин рассказал, как граф от имени князя объявил ему, что он свободен. Он не мог заподозрить, что это похищение.
— Все равно! Вам не хватило проницательности. Такой человек, как вы, должен все предусмотреть, обо всем догадаться, а вас провели как школьника.
— Я в отчаянии, ваше сиятельство, но готов исправить свою ошибку. Что я должен делать?
— Вы должны отыскать малышку.
— Где, ваше сиятельство? Во дворце Талейрана? Разумеется, граф не повез бы ее туда.
— Нет, но я плохо знаю Париж, а вы, конечно, сообразите, куда в подобном случае ведут такую добычу.
— В первый попавшийся отель с меблированными комнатами. Ваш дядюшка важный господин. Он мог бы поселиться в одном из трех лучших отелей города: я обойду все три и осторожно расспрошу, нет ли там интересующих нас лиц. Отдыхайте, ваше сиятельство, когда вы проснетесь, я принесу ответ.
— Лучше, если вы сразу приведете ко мне малышку. Мой дядюшка обязан днем находиться в свите императора. Вероятно, он уже там, и я уверен, что Франсия изъявит желание последовать за вами.
— Вы не сомневаетесь, ваше сиятельство, в том, что хотите вернуть ее после такого приключения?
— Она сопротивлялась, я уверен в ней!
— Не будет досаждать вашему сиятельству граф Огоцкий, потерпев неудачу? Вы не соблаговолили рассказать мне о ваших обстоятельствах, но они хорошо известны в особняке де Тьевров, куда я часто захожу по-соседски. Слуги говорили мне, что граф Огоцкий — влиятельное лицо и ваше сиятельство полностью от него зависит. Покорно прошу прощения за то, что высказал свое мнение, но дело серьезное, и я не хотел бы, чтобы моя чрезмерная преданность была вам в тягость. Умоляю вас еще немного подумать, прежде чем посылать меня на поиски мадемуазель Франсии. Если бы это приключение вызвало у нее недовольство, она уже прибежала бы сюда. — Мурзакин хотел возразить, но Валентин быстро продолжил: — Допустим, что ее охраняют. Поразмыслив до завтра, девушка, возможно, сочтет свое новое положение чрезвычайно выгодным. Допустим также, что она все еще влюблена в ваше сиятельство и совершенно бескорыстна. Тогда она станет предметом весьма опасного соперничества! Увидев ее здесь, а граф обязательно увидит мадемуазель Франсию, если вы не спрячете ее в другом месте…
— Нужно где-нибудь спрятать ее, Валентин.
— Вот это я и хотел сказать вашему сиятельству. Так не надо привозить малышку сюда?
— Нет, не привозите ее. Найдите ей надежное убежище и дайте мне знать, где она.
— На месте вашего сиятельства я поступил бы иначе. Я написал бы графу самую любезную записку, спросив, не согласится ли он отказаться от своего мимолетного увлечения? Если граф расстанется с мадемуазель Франсией по доброй воле, вашему сиятельству нечего опасаться.
— Он не откажется от нее, Валентин!
— Ну что ж. Но будь я князем Мурзакиным, я бы порвал с ней сам. Я не подвергал бы себя опасности ради обладания такой девушкой, как она, игрушкой на несколько дней, рискуя вызвать злобу того, кто может все и в чьих руках мое будущее. Я обратил бы свой взор на предмет, не менее соблазнительный и занимающий более высокое общественное положение. Некая маркиза, живущая неподалеку, три раза посылала справиться о вас в тот тревожный день…
— Валентин, оставим это, я не говорил сам и не позволю вам говорить о маркизе.
— Ваше сиятельство, вы правы, вот почему, если вы предпочтете одну из них, вам тем более нужно написать вашему дядюшке. Я отнесу письмо рано утром и доставлю ответ. Это единственное средство все уладить, и бьюсь об заклад, что, видя покорность вашего сиятельства, граф не станет больше интересоваться малышкой. Может, он вовсе и не вспоминает о ней.
