Эрнест Хемингуэй - Райский сад
– Привет, милый, – сказала Кэтрин Дэвиду. – Ты посмотри на зеркало! Они все-таки его повесили. И какое красивое! Только слишком уж правдивое. Пойду приму душ перед обедом. Извини за опоздание.
– Мы заехали в город и зашли выпить, – сказала девушка Дэвиду. – Прости, что заставили тебя ждать.
– Выпить? – переспросил Дэвид.
Она потянулась к нему, поцеловала и убежала. Дэвид снова принялся за газету.
Когда Кэтрин вернулась, на ней были темно-синяя льняная рубашка, которая так нравилась Дэвиду, и брюки. Она сказала:
– Я надеюсь, дорогой, ты не сердишься. Мы тут ни при чем. А я встретила Жана и пригласила его выпить с нами, он согласился и был очень мил.
– Парикмахер?
– Жан? Разумеется. Какой еще Жан мог встретиться мне в Каннах? Он был просто очарователен и даже спрашивал о тебе. Можно мне мартини, дорогой? Я выпила только один.
– Сейчас уже будем обедать.
– Ну хотя бы один, дорогой. Мы только и делаем, что едим.
Дэвид не торопясь готовил два мартини, когда вошла девушка. На ней было белое платье из плотной ткани, и выглядела она свежей и бодрой.
– Можно и мне мартини, Дэвид? Ужасно жаркий был день. А как ты здесь?
– Оставалась бы дома и ухаживала за ним, – сказала Кэтрин.
– Я сам управился, – сказал Дэвид. – Море было хорошим.
– Какое яркое прилагательное, – сказала Кэтрин. Так и представляешь себе все в красках.
– Извини, – сказал Дэвид.
– Вот еще классное словечко, – сказала Кэтрин. – Объясни своей новой подружке, что такое класс, дендикласс, Дэвид. Это американизм.
– По-моему, я знаю, – сказала девушка. – Это третье слово из «Янки Дудл Денди». Не заводись, Кэтрин.
– Я не завожусь, – сказала Кэтрин. – Но еще пару дней назад, когда ты заигрывала со мной, это считалось просто денди-класс, а сегодня, если мне хочется пококетничать с тобой, ты делаешь вид, будто я бог знает кто.
– Прости, Кэтрин, – сказала девушка.
– Опять прости-извини, – буркнула Кэтрин.
– Может быть, пообедаем? – сказал Дэвид. – День был жарким, и ты устала:
– Я устала от всех, – сказала Кэтрин. – Пожалуйста, не обращайте внимания.
– Не за что извиняться, – сказала девушка. – Я не хотела бы быть занудой. Я не для того здесь осталась.
Она подошла к Кэтрин и поцеловала ее нежно и легко.
– Ну, будь умницей, – сказала она. – Пойдем к столу?
– Разве мы еще не обедали? – спросила Кэтрин.
– Нет, дьяволенок, – сказал Дэвид. – Только собираемся.
Когда обед подходил к концу, Кэтрин, которая, несмотря на некоторую рассеянность, держалась хорошо, сказала:
– Пожалуйста, извините меня, но я должна прилечь.
– Можно мне помочь тебе? – спросила девушка.
– Действительно, я выпила лишнее, – сказала Кэтрин.
– Я тоже вздремну, – сказал Дэвид.
– Нет, пожалуйста, Дэвид. Приходи, когда я засну, если хочешь, – сказала Кэтрин.
Примерно через полчаса девушка вернулась.
– С ней все в порядке, – сказала она. – Но нам нужно быть повнимательнее к ней.
Когда Дэвид вошел в комнату, Кэтрин еще не спала, и он присел на кровать рядом с ней.
– Не думай, я не развалина, просто я выпила лишнее, – сказала она. – Я знаю, я виновата. Я солгала тебе. Как я могла, Дэвид?
– Ты сама не знаешь, что делаешь.
– Нет. Я нарочно. Ты вернешься ко мне? Я не буду тебя терзать.
– Ты и так со мной.
– Если ты вернешься, мне больше ничего не надо. Я буду предана тебе, правда-правда буду. Ты хотел бы этого?
Он поцеловал ее.
– Поцелуй по-настоящему, – сказала она. – Пожалуйста, подольше.
Они плавали в бухте, которую обнаружили в первый день. Дэвид хотел было отправить женщин на море, а сам отогнать старенькую «изотту» в Канны, чтобы отрегулировать тормоза и проверить зажигание. Но Кэтрин уговорила его искупаться с ними, а машиной заняться завтра. После сна она казалась такой счастливой, здоровой и веселой, да еще Марита, взглянув на него серьезно, сказала: «Ну пожалуйста, пошли». Он уступил, довез их до ведущей к бухте тропинки, демонстрируя по дороге, как опасно ездить с такими тормозами.
– Когда-нибудь ты убьешься на этой машине, – сказал он Марите. – Преступление так запустить ее.
– Может быть, купить новую? – спросила она.
– Да нет же! Для начала дай хотя бы тормоза отрегулировать.
– Нам нужна машина побольше, чтобы всем места хватило, – сказала Кэтрин.
– Отличная машина, – сказал Дэвид. – Только повозиться с ней надо как следует. А так в самый раз для тебя.
– Посмотрим, сумеют ли они привести ее в порядок, – сказала девушка. – А если нет, купим такую, как ты захочешь.
Потом они загорали на пляже, и Дэвид лениво предложил:
– Пойдем поплаваем?
– Плесни на меня воды, – сказала Кэтрин. – Я положила кружку в рюкзак. Ой, как хорошо! Можно еще? На лицо, пожалуйста.
Кэтрин осталась загорать, лежа на белом халате, расстеленном на плотном песке, а Дэвид и девушка поплыли в море, за камни у входа в бухту. Девушка плыла первой, но Дэвид догнал ее. Он поймал ее за лодыжку, притянул к себе, обнял, и они поцеловались, стараясь удержаться на воде. Она выскальзывала из его рук и, когда они целовались и тела их были совсем рядом, казалась одного роста с ним и какой-то другой. Марита нырнула, Дэвид отплыл в сторону, и она вынырнула, смеясь. Волосы у нее были гладкие, лоснящиеся, как у тюленя. Тряхнув головой, она снова прижала свои губы к его губам, и они целовались, пока вода не накрыла их обоих. Качаясь на волнах и соприкасаясь телами, они целовались крепко и весело и снова ныряли.
– Теперь я ничего не боюсь, – сказала она. – И ты не должен.
– Не буду, – сказал он.
Они поплыли к берегу.
– Пойди окунись, дьяволенок, – позвал Дэвид Кэтрин. – Перегреешься.
– Хорошо. Пойдем вместе, – сказала она. – Пусть теперь наследница загорает. Сейчас я ее смажу бальзамом.
– Только чуть-чуть, – сказала девушка. – Можно и мне воды?
– Ты и так насквозь мокрая, – сказала Кэтрин.
– Я только хотела попробовать, – сказала девушка.
– Зайди подальше, Дэвид, и зачерпни воды похолоднее, – сказала Кэтрин.
Дэвид медленно вылил прозрачную, холодную воду на голову Мариты, и девушка повернулась на живот, опустив голову на руки. Дэвид и Кэтрин плыли легко, точно морские животные, и Кэтрин сказала:
– Как было бы славно, не будь я сумасшедшей?
– Ты не сумасшедшая.
– Сегодня нет, – сказала она. – По крайней мере сейчас. Поплывем дальше?
– Мы и так далеко заплыли, дьяволенок.
– Ладно. Повернем к берегу. Но там, на глубине, вода кажется такой прекрасной.
– Хочешь, поплывем под водой перед тем, как возвращаться?
– Только раз, – сказала она. – Тут, где поглубже.
– Будем плыть насколько хватит сил, так, чтобы во время вынырнуть.
Глава шестнадцатая
Он проснулся, когда рассвело уже настолько, что были видны стволы сосен, и тихонько, стараясь не потревожить Кэтрин, поднялся, нашел шорты и пошел вдоль всей гостиницы по мокрым от росы плитам к рабочей комнате. Открывая дверь, он почувствовал легкое дуновение ветра с моря, обещавшее жаркий день.
Когда он сел за стол, солнце еще не взошло, и ему показалось, что он немного наверстал время, упущенное им в рассказе. Но как только он перечитал написанные его аккуратным, разборчивым почерком строки и слова перенесли его в другую страну, ощущение это исчезло, и ему снова предстояло решать ту же задачу. Когда солнце поднялось из-за моря, он этого даже не заметил, потому что уже давно пробирался по солнцепеку через грязно-серые, высохшие, потрескавшиеся озера и ботинки его побелели от солончаковой пыли. Солнце обжигало голову, шею, спину. Рубашка стала мокрой, и он почувствовал, как пот течет по спине и ногам. Отдыхал он стоя, не двигаясь, и, откинув с плеч рубашку, чувствовал, как солнце быстро сушит ее, оставляя на материи белые солевые разводы. Он видел себя стоящим на этой жаре и знал, что у него нет другого выхода, как только идти вперед.
К половине одиннадцатого он пересек озера и оставил их далеко позади. Он уже вышел к реке и роще фиговых деревьев, где они собирались разбить лагерь. Кора на деревьях была зеленовато-желтая, а ветви – густыми. Дикими фигами питались бабуины, и повсюду на земле валялись обезьяний помет и обкусанные фиги. Пахло гнилью.
Здесь, в рабочей комнате, где он сидел за столом, чувствуя прикосновение бриза с моря, часы показывали половину одиннадцатого, а по-настоящему в рассказе наступил вечер, и он, расчистив себе место под деревом, сидел со стаканом виски с водой, опершись спиной о грязно-желтый ствол, и смотрел, как носильщики разделывают тушу антилопы конгони, подстреленную им в первой же заросшей травой болотистой низине, что повстречалась на пути к реке.
«Я оставляю их здесь с мясом, – подумал он, – и что бы ни случилось потом, сегодня вечером в лагере все будут довольны». Он спрятал карандаши и тетради, запер чемодан, вышел из комнаты и прошел по уже сухим и нагревшимся плитам во внутренний дворик гостиницы.
