Жены и дочери. Мэри Бартон [сборник 2023] - Элизабет Гаскелл
— И где она, эта его жена?
— Где-то на юге — кажется, неподалеку от Винчестера. Осборн сказал, что она француженка, католичка; кажется, раньше она была в услужении.
— Фью! — Отец ее обреченно присвистнул.
— И еще, — продолжала Молли, — он говорил о ребенке. Вот теперь ты знаешь все, что и я, папа, разве что у меня еще есть ее адрес. Я его записала для сохранности и храню дома.
Явно забыв, что час уже совсем поздний, мистер Гибсон сел, вытянул ноги, засунул руки в карманы и глубоко задумался. Молли сидела безмолвно — она так устала, что могла только ждать.
— Что же! — проговорил он наконец, вскакивая на ноги. — Сегодня уже поздно что-то предпринимать, но к завтрашнему утру, пожалуй, я что-нибудь придумаю. Бедняжка моя бледненькая! — добавил он, заключая ее лицо в ладони и целуя. — Милая, бледненькая, маленькая моя бедняжка!
После этого он позвонил и приказал Робинсону прислать служанку, чтобы та отвела мисс Гибсон в ее комнату.
— Рано сквайр не проснется, — добавил он на прощание. — Потрясение слишком велико, оно высосало из него все силы. Пошли ему завтрак в спальню, а я буду здесь еще до десяти утра.
И он сдержал слово, хотя уехал совсем поздно.
— А теперь, Молли, — сказал он, — мы с тобой вдвоем должны сообщить ему правду. Не могу предсказать, как он ее воспримет — возможно, даже утешится, но надежды на это мало. В любом случае необходимо поставить его в известность незамедлительно.
— Робинсон сказал, он опять пошел в ту комнату; он опасается, что сквайр заперся изнутри.
— Это нестрашно. Я позвоню и пошлю Робинсона сказать, что приехал и хочу с ним поговорить.
Слуга вернулся со следующим посланием:
— Сквайр шлет свою любовь, однако он не может сейчас принять мистера Гибсона. — А потом Робинсон добавил: — Он и это-то сказал далеко не сразу, сэр.
— Ступайте обратно и скажите, что я могу ждать столько, сколько понадобится. Это неправда, — добавил мистер Гибсон, обернувшись к Молли, как только Робинсон вышел из комнаты. — К двенадцати мне нужно быть уже совсем в другом месте, однако, если я не ошибаюсь, врожденные привычки джентльмена не позволят ему держать меня здесь в ожидании, — это лучший способ выманить его из комнаты, чем любые уговоры и увещевания.
Впрочем, мистер Гибсон почти потерял терпение, прежде чем они услышали на лестнице шаги сквайра; судя по всему, шел он медленно и через силу. Он вошел почти как слепец, ощупью, хватаясь за стулья и стол, но все же добрался до мистера Гибсона. Молча взял врача за руку и долго тряс ее слабым жестом приветствия, низко повесив голову:
— Я совершенно раздавлен, сэр. Полагаю, так было угодно Богу, но мне тяжело это снести. Мой первенец. — Казалось, он говорит с незнакомцем, сообщая тому доселе неизвестные факты.
— Молли здесь, — сказал мистер Гибсон тоже сдавленным голосом и подтолкнул ее вперед.
— Прошу прощения. Я тебя не заметил. Мысли заняты совсем другим. — Он тяжело опустился на стул и, похоже, забыл об их присутствии.
Молли гадала, что будет дальше. И тут вдруг отец ее заговорил:
— Где сейчас Роджер? Мне представляется, он должен скоро оказаться у мыса Доброй Надежды.
Мистер Гибсон встал и посмотрел на одно-два невскрытых письма — они пришли с утренней почтой; адрес на одном из них был написан почерком Синтии. И он, и Молли увидели это одновременно. Сколько времени прошло со вчерашнего дня! Впрочем, сквайр не заметил ни их взглядов, ни выражения их лиц.
— Полагаю, сэр, вам хотелось бы, чтобы Роджер как можно скорее вернулся домой. Вряд ли это случится раньше чем через несколько месяцев, но я убежден, что он вернется при первой же возможности.
Сквайр что-то произнес, совсем тихо. И отец, и дочь напрягли слух, чтобы расслышать. И обоим показалось, что слова были: «Роджер — не Осборн!» Об этом и заговорил мистер Гибсон. Причем говорил со смирением, какого Молли никогда еще в нем не видела.
— Нет! Это нам всем известно. Если бы Роджер мог сделать хоть что-то, или я мог сделать хоть что-то, или кто-то еще, дабы утешить вас, но человеческие утешения тут не помогут.
— Я все пытаюсь смириться с волей Божией, — отвечал сквайр, впервые подняв глаза на мистера Гибсона; голос его будто бы немного ожил. — Но это труднее, чем кажется людям счастливым. — Некоторое время они помолчали. На сей раз тишину нарушил сквайр: — Он был моим первенцем, сэр, и моим старшим сыном. В последние годы мы с ним не… — Голос его сорвался, однако он смог овладеть собой: — Мы не были столь близки, как хотелось бы; я даже не уверен… не уверен, что он знал, как сильно я его люблю.
После этих слов он разрыдался — неудержимо, душераздирающе.
— Так оно лучше! — шепнул мистер Гибсон Молли. — Когда он немного успокоится, не тушуйся. Расскажи ему все, что знаешь, по порядку.
Молли начала. Собственный голос казался ей визгливым и неестественным, будто при ней говорил кто-то другой, однако говорила она внятно. Сквайр даже и не пытался вслушиваться — по крайней мере, поначалу.
— Когда я гостила у вас во время последней болезни миссис Хэмли… — (при этих словах сквайр подавил прерывистый вздох), — в один из дней я была в библиотеке, и тут вошел Осборн. Он сказал, что просто пришел взять книгу, чтобы я не обращала на него внимания, поэтому я вернулась к чтению. А потом появился Роджер — он шел по садовой дорожке под окном (окно было открыто). Я сидела в углу, и он меня не заметил, и тогда он сказал Осборну: «Вот письмо от твоей жены!»
С этого момента сквайр весь обратился в слух; его опухшие от слез глаза впервые встретились с чужим взглядом, он пристально, взыскующе вглядывался в Молли, повторяя:
— Жена! Осборн был женат!
Молли продолжила:
— Осборн рассердился на Роджера за то, что тот заговорил об этом в моем присутствии, и они взяли с меня обещание больше никому об этом не рассказывать, да и при них больше не упоминать. Папе я об этом тоже не говорила до вчерашнего вечера.
— Продолжай, — сказал мистер
