Марк Твен - Собрание сочинений в 12 томах. Том 8. Личные воспоминания о Жанне дАрк. Том Сойер – сыщик
Долго пришлось Жанне добиваться этой аудиенции; зато теперь ее принимали с величайшими почестями, какие оказываются лишь очень немногим. У входных дверей стояли в ряд четыре герольда в роскошных плащах и держали у рта длинные серебряные трубы, украшенные квадратными шелковыми знаменами с гербами Франции. Когда Жанна и граф появились в дверях, эти трубы издали долгий мелодичный звук, и пока мы шли под расписными и позолоченными сводами, звук этот повторялся через каждые пятьдесят футов — всего шесть раз. Наши славные рыцари гордо и радостно выпрямились и зашагали четким солдатским шагом. Они не ждали, что нашей маленькой крестьяночке будут оказаны такие пышные почести.
Жанна шла на два ярда позади графа, а мы трое — на таком же расстоянии позади Жанны. Не доходя восьми или десяти шагов до трона, наша торжественная процессия остановилась. Граф отвесил глубокий поклон, назвал имя Жанны, снова поклонился и сметался с толпой придворных, окружавших трон. Я пожирал глазами человека на троне, и сердце у меня замирало.
Глаза всех остальных были устремлены на Жанну с удивлением и восторгом и, казалось, говорили: «Как мила! Как хороша! Поистине божественна!» Все замерли с полураскрытыми устами — верный знак того, что эти люди, которым так несвойственно забываться, на этот раз позабыли все на свете, всецело поглощенные тем, что видели. Казалось, они подпали под власть каких-то могучих чар.
Вскоре, однако, они очнулись, силясь стряхнуть и побороть очарование, как борются с дремотой или опьянением. Они все еще не сводили глаз с Жанны, но теперь уже с иным выражением: с любопытством ожидая, как она поведет себя, — на это у них имелись особые, тайные причины. Они наблюдали и ждали. И вот что они увидели.
Жанна не поклонилась, даже не склонила головы; она молча стояла, обратив глаза к трону. И это было все.
Я взглянул на де Меца и был поражен его бледностью. Я спросил его шепотом:
— Что такое? Что это значит?
Он прошептал так тихо, что я едва мог расслышать:
— Они ухватились за то, что она обещала в своем письме, и подстроили ей ловушку. Она ошибется, а они посмеются над ней. Ведь тот, на троне, — не король!
Тут я взглянул на Жанну. Она все еще не отрываясь смотрела на человека на троне, и вся ее поза выражала крайнее недоумение. Потом она медленно повернула голову, обводя глазами ряды придворных, пока взгляд ее не остановился на скромно одетом юноше: тут лицо ее осветилось радостью, она подбежала к нему и упала к его ногам, восклицая мелодичным голосом, которым ее наделила природа и который теперь звучал особенно звонко, нежно и взволнованно:
— Пошли Бог вам долгие дни, милостивый дофин!
Де Мец не мог удержаться от радостного восклицания:
— Клянусь Богом, это невероятно! — На радостях он больно сжал мою руку и сказал, гордо тряхнув гривой: — Ну, что скажут теперь эти раззолоченные бесстыдники?
Тем временем скромно одетый юноша говорил Жанне:
— Ты ошибаешься, дитя, я не король. Король вон там, — и он указал на трон.
Лицо рыцаря омрачилось, и он с горечью и негодованием прошептал:
— Стыдно так насмехаться над ней! Ведь она угадала, зачем же еще лгать? Я сейчас на весь зал возглашу…
— Стойте! — сказали мы с сьером Бертраном, удерживая его.
Не поднимаясь с колен и обращая счастливое лицо к королю, Жанна сказала:
— Нет, милостивый повелитель, король — это вы, и никто другой.
Страхи де Меца рассеялись, и он сказал:
— Она не угадывала, она знала! А откуда могла она знать? Это какое-то чудо! Нет, не стану больше вмешиваться; вижу, что она справится со всем и что у нее в мизинце больше ума, чем у меня в голове.
Слушая его, я не разобрал нескольких слов Жанны и услышал только следующий вопрос короля:
— Скажи, кто ты и чего ты хочешь?
— Меня называют Жанной-Девой, и я послана сказать, что Богу угодно, чтобы вы короновались в вашем добром городе Реймсе и стали наместником Господа, повелителя Франции. Он велит также, чтобы вы послали меня выполнить назначенное мне дело и дали мне войско. — И она прибавила с загоревшимися глазами: — Тогда я сниму осаду Орлеана и сломлю мощь англичан.
Эта воинственная речь прозвучала в душном зале подобно свежему ветру с поля брани, и легкомысленная улыбка тотчас же сбежала с лица молодого короля. Он стал серьезен и задумчив. Потом он сделал знак рукой, и все отступили, оставив его наедине с Жанной. Рыцари и я отошли к противоположной стене зала. Мы видели, как Жанна по знаку короля поднялась с колен и они стали о чем-то тихо разговаривать.
Теперь придворные сгорали от любопытства, ожидая, как поведет себя Жанна. И вот они увидели — и были изумлены тем, что она действительно совершила обещанное в письме чудо; не меньше изумляло их и то, что она не была ослеплена окружающим великолепием и говорила с королем более спокойно и непринужденно, чем они сами при всей их опытности. Оба наших рыцаря были безмерно горды и рады за Жанну, но ошеломлены чудом, которому не могли найти объяснения: как сумела она выдержать столь серьезное испытание с таким достоинством, без единой ошибки и оплошности?
Жанна и король долго и серьезно о чем-то беседовали, понизив голос. Мы не слышали слов, но нам было видно выражение их лиц. Одну замечательную перемену заметили и мы и все присутствующие: она описана во многих воспоминаниях и в показаниях свидетелей на Оправдательном Процессе; все почувствовали ее значительность, хотя в то время никто не знал ее причины. Мы увидели, как король словно стряхнул с себя апатию и гордо выпрямился; вместе с тем лицо его выразило крайнее изумление. Казалось, Жанна сообщила ему невероятную, но радостную и желанную весть.
Мы не скоро узнали тайну этой беседы, но теперь она известна и нам и всему миру. Вы можете прочесть о ней во всех исторических сочинениях. Озадаченный король попросил, чтобы Жанна доказала свои слова каким-нибудь знаком. Он хотел уверовать в нее, и ее миссию, и в небесные Голоса, обладающие высшей мудростью, недоступной смертным; но для этого ему было нужно неопровержимое доказательство. Тогда Жанна сказала:
— Я явлю вам такой знак, и вы больше не станете сомневаться. Есть одна тайная печаль, которая камнем лежит у вас на душе и которую вы таите ото всех. Оттого и угасло у вас мужество, оттого вам и хочется бросить все и бежать из вашего королевства. Недавно вы молились наедине с собой, чтобы Господь разрешил ваше сомнение, хотя бы при этом он открыл вам, что вы не имеете прав на престол.
Вот это-то и изумило короля, ибо все так и было, как она сказала: эта молитва была его тайной, и знай о ней мог один только Бог. И король сказал:
— Этого знака мне достаточно. Теперь я знаю, что твои Голоса от Бога. Они вещали тебе правду; говори, что они сказали тебе еще, и я всему поверю.
— Они разрешили ваше сомнение, и вот их слова: «Ты законный наследник короля, твоего отца, и престола Франции». Так вещал Господь. Подыми же голову и не сомневайся более; дай мне войско, чтобы я могла взяться за дело.
Подтверждение его законного рождения — вот что распрямило короля и на краткий миг сделало мужчиной, разрешив его сомнения в правах на престол; и если б можно было повесить его проклятых советников и освободить его от них, он внял бы просьбе Жанны и послал ее в бой. Но увы! Этим тварям был сделан только шах, а не мат, и они еще могли вредить нам.
Мы возгордились почестями, которыми встретили Жанну при дворе, — такие почести оказывались лишь самым знатным или особо достойным. Но еще больше мы возгордились тем, как ее провожали. Если ее встречали, как встречают только высших сановников, то провожали ее так, как принято провожать одних лишь коронованных особ. Король сам провел Жанну за руку до самых дверей, мимо склонившихся рядов блестящих придворных, под торжественные звуки серебряных труб. Здесь он простился с ней ласковыми словами и, низко поклонившись, поцеловал ей руку. Так было всегда: куда бы ни приходила Жанна — к знатным или простым людям, — всюду она получала богатую дань уважения.
Этим не ограничились почести, оказанные Жанне; король устроил нам торжественные проводы обратно, в Курдрэ: дал нам факельщиков и свою собственную почетную охрану — единственных своих солдат, — и надо сказать, очень щеголевато обряженных, хотя им, должно быть, еще ни разу в жизни не выплатили жалованья. К тому времени молва о чудесах, которые Жанна явила королю, уже разнеслась повсюду; народ столпился на нашем пути, стремясь взглянуть на нее, и мы пробирались с великим трудом, а разговаривать было совсем невозможно — наши голоса тонули в громовых приветственных кликах, которые всю дорогу раздавались вокруг нас и волнами катились впереди нашего шествия.