Под фригийской звездой - Игорь Неверли
И Неверли, писатель этой новой уже Польши, обратился к человеку труда: крестьянину, рабочему, мастеровому, сплавщику леса, ремесленнику, — на нем сосредоточив в книге все внимание. И не сделал его манекеном, лозунгом, плакатом, он нарисовал его живым и непростым человеком.
Впервые книга, рассказавшая тяжелую правду об отчаянной нищете, удручающей темноте и почти абсолютном бесправии человека труда в довоенной Польше, одновременно с такой силой, так ярко, так восторженно пропела подлинный гимн труду. К слову сказать, и для героев этого романа, да и для героев Игоря Неверли вообще — кто бы они ни были по профессии, каким бы делом ни занимались, — всякий труд священ, а высшее наслаждение, высшую радость доставляет хорошо, старательно, ловко, с умом исполненная работа.
Впервые буржуазная Польша была показана, как сказал сам писатель, «снизу, под углом зрения положения рабочих и крестьян, их стремлений и борьбы». Такой способ «сведения счетов» с буржуазной, санационной Польшей и сегодня не част в польской литературе, которая не раз и с блеском решала эту тему, но под иным углом зрения: рисуя судьбы интеллигенции в буржуазной или мелкобуржуазной среде межвоенного двадцатилетия. Может быть, лишь немногие книги, прежде всего переведенные и у нас романы Ежи Брошкевича «Долго и счастливо», Тадеуша Новака «Черти», Юлиана Кавальца «К земле приписанный», по-своему продолжают в польской литературе традицию, начатую Игорем Неверли.
Впервые, наконец, в центре романа оказались профессиональные революционеры, коммунисты, а стержнем и мотором повествования — судьба товарища Щенсного, псевдоним Горе, крестьянского сына. Это рассказ о том, как лепится, как выковывается и мужает характер вожака масс. И пожалуй, мало кому из современных польских писателей удалось нарисовать столь живую, столь нестандартную, столь симпатичную фигуру коммуниста, как это сделал Игорь Неверли.
Типична или исключительна жизненная дорога Щенсного? И да, и нет одновременно — в этом, как мне представляется, секрет успеха писателя, секрет удивительного обаяния его героя.
Бедная, мыкающаяся по жизни многодетная семья польского крестьянина. Империалистическая война перегоняет ее с берегов Вислы на чужие и неприветливые для нее берега Волги, в Симбирск. Щенсный, старший сын, растет диковатым, ершистым парнем. В польском детском доме в Симбирске, куда пристраивают его родители — подкормиться и подучиться, — за резкий задиристый нрав, за имя Щенсный (Счастливый), которое так не к лицу этому голодранцу, сотоварищи награждают его презрительной кличкой — Горе. Им кажется, что так будет смешнее и больнее, но воспитательница возражает: «Отнюдь… Это скорее грустно». Так и прилепилось навсегда к его «счастливому» имени «несчастливое» прозвище — на всю жизнь, в которой радости и горести существовали как бы порознь, не для каждого.
Жизнь Щенсного постепенно начинает собираться в одно осмысленное целое, в котором личное счастье и личное несчастье соединены со счастьем и несчастьем таких же, как и он, рабочих людей, лишь тогда, когда он нашел свое место на бумажной фабрике, на «Целлюлозе», в старинном польском городке на берегу Вислы — во Влоцлавеке, неподалеку от родной деревни. В наши дни во Влоцлавеке почти восемьдесят тысяч жителей, это крупный промышленный центр Польши, воеводская столица. А тогда в нем было тысяч тридцать — в основном таких же, как и Щенсный, как его отец, брат, сестры, которых деревня выгнала, а город принять не хотел.
Но именно здесь, на «Целлюлозе», «Интернационал» ударил Щенсного «всей силой протеста, всей верой в свое дело». Именно здесь, в городе со славными и крепкими революционными традициями, научился он смотреть на все «глубже и как бы отступя немного, связывать людей и вещи не с собственной персоной, но с общим делом». Во Влоцлавеке, на «Целлюлозе» вступил он в коммунистическую партию, взяв псевдонимом старую детскую кличку — Горе, навечно, органично слив этот псевдоним со своим именем. Здесь понял Щенсный-Горе, что обрел в партии «все, что есть в жизни… весь смысл, мотор ее». Только здесь, в рабочей среде, свой среди своих, плоть от плоти своего класса, Щенсный-Горе стал одним из тех, кто «вышел из гущи народа, воплощает его волю, а порой превращается в легенду».
* * *
Дальнейшая судьба Щенсного была совершенно ясна Игорю Неверли, когда он расставался со своим героем: Испания, вторая мировая война, оккупация, движение Сопротивления. Тогда, почти четверть века назад, писатель не раз говорил и писал, что непременно продолжит одиссею Щенсного, что собирает материал. Но замысла своего он так и не осуществил. Разумеется, ответить за писателя на сам собой напрашивающийся вопрос — почему? — невозможно. Тем не менее вопрос этот представляется отнюдь не праздным. И потому прежде всего, что, если рассматривать роман «Под фригийской звездой» не оторванно, а в общем контексте всего творчества Игоря Неверли, возникает немалое искушение сделать вывод, что продолжение и не было нужно.
Всего пять книг выпустил Игорь Неверли за без малого тридцать лет профессионального служения литературе. Сам он объясняет это тем, что писание для него — работа «чертовски трудная». Поражает, однако, не то, что книги его производят впечатление стремительно и легко сорвавшихся с пера, что они отличаются ясным, естественным языком, простой и изящной композицией. Так и должно быть у настоящего художника. Поражает, скорее, то, что ни одна из книг Игоря Неверли не похожа на остальные, поражает многожанровость, многостильность его творчества.
Первой книгой писателя (1948) была повесть о «русском докторе», с которым автор встретился в Майданеке уже незадолго до освобождения, — «Парень из Сальских степей» (она вышла в русском переводе в 1967 году).
Затем, в 1950 году, появился «Архипелаг возвращенных людей» (книга была удостоена Государственной премии III степени) — художественный репортаж о сложной судьбе детей, молодежи, трудом и сердцем педагогов, воспитателей возвращенных стране на возвращенных ей после разгрома гитлеровского фашизма Западных — исконно польских — землях.
Спустя восемь лет после романа «Под фригийской звездой», в 1960 году, Игорь Неверли печатает «Лесное море» (русский перевод в 1963 году): остросюжетный роман, действие которого развертывается в Китае, в маньчжурской тайге, в тридцатые годы, в период антияпонской войны. Книга эта настроением своим, звучанием, каким-то светлым трагизмом немного напоминает знаменитый фадеевский «Разгром».
И наконец, в 1966 году вышла книга о Януше Корчаке «Живая связь», жанр которой вообще трудно определить одним словом: биографии нескольких современников писателя и эпизоды из жизни Савинкова и Каляева, литературные эссе и личные воспоминания, дневниковые записи и «сюжетные заготовки» для будущих книг — все это связано единственно личностью и мыслью самого автора (отрывки из книги были опубликованы у нас в том же 1966 году).
Не все эти книги в художественном отношении равнозначны, каждая
