Пэлем Вудхауз - Возвращение Свирепого Биллсона
Я почувствовал себя виноватым. В этой скромной и тихой обители появление женщины в розовой шляпе казалось почти катастрофой. Я призвал Бога в свидетели, что эта женщина не имеет никакого отношения ко мне.
— Я должна передать вам письмо, сэр.
Я со вздохом разорвал конверт. С одного взгляда я узнал почерк Акриджа, и мрачные подозрения зашевелились у меня в голове.
«Дорогой дружище!
Не часто я прошу тебя об одолжении…»
Я грустно засмеялся.
«Дорогой дружище!
Не часто я прошу тебя об одолжении, но на этот раз ты должен доказать мне, что ты мой истинный друг. Я всегда всем говорю, что ты отличный товарищ и не способен покинуть друга в беде.
Подательница сего — мать Флосси. Она очаровательная женщина и безусловно тебе очень понравится. Она только сегодня приехала с севера, и мне совершенно необходимо, чтобы ты занял ее до семи часов вечера. Я сам не в состоянии возиться с ней, потому что вывихнул себе лодыжку. Только поэтому я решаюсь беспокоить тебя.
Понимаешь, старина, здесь дело идет о жизни и смерти, и я всецело на тебя полагаюсь. Не могу тебе сейчас объяснить, зачем мне нужно, чтобы ты поухаживал за этой старой вороной и доставил ей побольше развлечений. Мне это необходимо до зарезу. Итак, дружище, шляпу набекрень и — за дело! Подробности при личном свидании.
Твой навсегда С.-Ф. Акридж.
Р.S. Все твои расходы верну впоследствии».
Прочтя последнюю фразу, я меланхолически улыбнулся. Но само письмо не вызвало во мне никакого веселья. Я взглянул на часы и с ужасом увидел, что сейчас всего только половина третьего. Итак, эта приезжая дама оставлена мне на четыре с половиной часа. Я разразился проклятьями, вполне, конечно, бесполезными, ибо Акридж всегда строил свои ловушки таким образом, что избежать их было невозможно.
Я направился к себе в комнату. Насколько было бы мне легче, если бы я знал, кто такая эта Флосси. Акридж пишет о ней, как о старой знакомой, а я уверен, что никогда не слыхал этого имени. Никогда у меня еще не было романа ни с одной Флосси. Я тщательно перебирал в своей памяти имена всех женщин, с которыми меня сталкивал мой жизненный путь. Из мрачных глубин памяти я извлекал давно забытых Джен, Кэт, Маргарит и Елисавет, но, как я ни бился, я не мог припомнить ни одной Флосси. Я подозревал, что Акридж упомянул в своем письме о Флосси только для того, чтобы я нежнее отнесся к ее матери. Но он ошибся в расчетах.
Войдя к себе в комнату, я понял, что миссис Баулс отлично умеет подмечать в людях самые характерные черты. О Флоссиной маме можно было бы говорить очень много: что она жирна и весела и что талия у нее перетянута гораздо туже, чем это рекомендуется врачами. Но самой характерной ее приметой была розовая шляпа. Никогда я еще не видел таких колоссальных, таких разухабисто-ярких, таких пышно украшенных шляп. При мысли о том, что мне придется лицезреть эту шляпу в течение долгих четырех часов, я почувствовал невольную тошноту. Впрочем, у меня было одно утешение: если я поведу эту особу в кино, ей там придется снять свою шляпу.
— Э… здравствуйте, — пробормотал я, останавливаясь в дверях.
— Здравствуйте, — услышал я голос из-под шляпы. — Поздоровайся с джентльменом, Сесил.
Тут только я заметил маленького мальчугана, который стоял у окна. Акридж умолчал о нем в своем письме, очевидно, полагая, что это будет для меня приятным сюрпризом. Я почувствовал, что на мои бедные плечи свалилось бремя, которого мне не поднять. У мальчика была злая крысиная мордочка. Он смотрел на меня с той холодной ненавистью, с какой недавно меня разглядывал трактирщик.
— Я привезла с собой Сесила, — сказала мать Флосси. — Ему будет очень приятно посмотреть Лондон.
— Конечно, конечно, — ответил я. Сесил снова вернулся к окну и разглядывал Лондон без всякого интереса и даже как будто с презрением.
— Мистер Акридж сказал мне, — продолжала дама в шляпе, — что вы покажете нам Лондон, поведете нас погулять.
— Я буду счастлив, — бормотал я, с ужасом разглядывая ее шляпу. — Мы с вами пойдем в кино, не правда ли?
— Нет! — сказал Сесил. И была в этом н е т непоколебимая твердость.
Я понял, что спорить с этим н е т бесполезно.
— Сесил хочет поближе познакомиться с городом, — объяснила его мамаша. — Кино можно посмотреть дома. Он давно уже мечтал побывать в Лондоне. Прогулка по городу будет полезна для его воспитания.
— Тогда пойдемте в Вестминстерское аббатство, — предложил я.
Безусловно, подрастающему поколению полезно знакомиться с памятниками седой старины. В Вестминстерском аббатстве он осмотрит могилы великих людей и сам выберет себе место, где его похоронят впоследствии. Кроме того, в Вестминстерском аббатстве все дамы должны снимать шляпы.
— Нет! — сказал Сесил.
— Он хочет увидеть убийства, — объяснила мать Флосси.
Она сказала это так просто, будто в этом желании не было ничего необыкновенного. Но, к сожалению, об убийствах заранее не извещают в газетах, и я не имел ни малейшего представления о том, какие убийства назначены на сегодня.
— Он всегда читает об убийствах в газетах, — объяснила почтенная дама.
— О, понимаю, понимаю! — закричал я. — Он хочет пойти в музей восковых фигур. Там есть изображения всех знаменитых убийц.
— Нет! — сказал Сесил.
— Он хочет посмотреть места, где происходили убийства, — объяснила мать Флосси, слегка раздраженная моей непонятливостью. — Он вырезал из газет все адреса этих мест и хочет, вернувшись домой, похвастать перед товарищами, что побывал в тех местах. Я облегченно вздохнул.
— Мы поедем на извозчике, — сказал я. — Один извозчик повезет нас по всем адресам. Нам даже не придется выходить из пролетки.
— Может быть, лучше поедем на омнибусе?
— Нет, на извозчике, — твердо сказал я. В извозчичьей пролетке легче укрыться от посторонних взоров. Нужно только, чтобы у нее был поднят верх.
— Пусть будет по-вашему, — сказала Флоссина мамаша. — Я лично ничего не имею против извозчика. Сесил, ты слышишь, что говорит джентльмен? Мы поедем на извозчике.
— Угу, — пробурчал Сесил, как будто хотел сказать: «Не поверю, пока сам не увижу».
Часы тянулись мучительно. Эта экспедиция изрядно облегчила мой кошелек. Оказывается, все лучшие убийства происходили отчего-то в самых отдаленных концах, и за поездку туда извозчики дерут немилосердно. Сесил вовсе не принадлежал к числу тех, кто при близком знакомстве кажется лучше, чем с первого взгляда. Я даже берусь утверждать, что думают о нем хорошо только те, кто никогда не видал его. Мрачное однообразие нашего путешествия раздражало меня. Извозчик вез нас от одного страшного дома к другому. Подъехав к зданию, в котором было совершено убийство, Сесил слезал с пролетки и начинал заглядывать в окна. С жадностью пожирал он глазами то место, где было совершено преступление. Потом возвращался и начинал читать о нем лекцию. Да, он действительно знал назубок отделы происшествий всех лондонских газет. По части преступлений это был ученейший профессор.
— Зверское убийство в Кеннинг-Тауне, — объявил он.
— Правда, милый? — спрашивала мать, с любовью глядя на сына и с гордостью на меня. — В этом самом доме?
— В этом самом доме, — с мрачной важностью отвечал Сесил. — Здесь убит Джемс Поттер. Его нашли в семь часов утра в кухне под водопроводной раковиной. Горло у него было перерезано от уха до уха. Зарезал Поттера брат его квартирной хозяйки. Убийцу повесили в Пентонвилльской тюрьме.
И мы поехали дальше.
— Зверское убийство на улице Бинг.
— В этом самом доме, милый?
— Да, в этом самом доме. Тело нашли в погребе в состоянии разложения. Убийство, по всей вероятности, было совершено каким-то тупым инструментом.
III
В шесть сорок я проводил их на вокзал. Стараясь не глядеть на розовую шляпу, которая высунулась из вагонного окна и посылала мне приветствия, я бросился с перрона на улицу. Похудевший, бледный и замученный, вскочил я на извозчика и велел ему везти меня к Акриджу. На улице Эрондел, где жил Акридж, никогда еще не случалось убийство, но я решил, что настало время совершить его.
Общество Сесила парализовало во мне все добрые чувства, приобретенные благодаря воспитанию, и в душе моей пробудились кровожадные, зверские инстинкты. Когда Сесил снова вернется в столицу, я отвезу его в тот самый дом, где было совершено «зверское убийство на улице Эрондел».
— Ага, старина! — крикнул Акридж, увидя меня. — Заходи, дружище, заходи. Рад тебя видеть. Удивлялся, почему ты так долго не ехал.
Он лежал в постели, но у меня сразу появились подозрения, что предо мною гнусный симулянт. Я отказался верить в его вывихнутую лодыжку.
— Я читаю твою книгу, старина, — сказал Акридж с деланной беззаботностью.
Он размахивал в воздухе единственным романом, который я написал в своей жизни. Но в душе моей кипела такая черная злоба, что даже упоминание о моем романе не смягчило меня.
