Грэм Грин - Встреча с генералом
— Ситуация на Ямайке — еще один предмет, который меня интересует. Можете заглянуть туда на обратном пути. Вы сказали, что говорите по-английски, не так ли? По отношению к Мэнли вы могли бы проявить бóльшую терпимость, чем обычно. Он наш человек, хотя в настоящее время несколько отошел в сторону. А к генералу, по-моему, нужно отнестись в обычной манере. Он как раз подходит для вашей знаменитой иронии. Как вы догадываетесь, нас не слишком заботят генералы — особенно латиноамериканские.
— Вы хотите сказать, что собираетесь меня куда-то отправить?
— М-м-да. Вы очень привлекательная женщина. А известно, что генерал любит привлекательных женщин.
— А Мэнли разве нет? — спросила она.
— Хорошо было бы, если бы вы хоть немного говорили по-испански. Вы так здорово умеете вовремя задать вопрос о чем-нибудь глубоко личном. Мы считаем, что политическая тематика не должна быть скучной. Вы сейчас не связаны никакими договорами?
— Нет. А о каком генерале речь? Надеюсь, вы не хотите отправить меня в Чили?
— Мы слегка устали от Чили. Сомневаюсь, что даже вам удастся написать что-то свеженькое о Пиночете. Да и примет ли он вас? Преимущество по-настоящему маленькой республики в том, что в ней все можно охватить — причем, заметьте, не поверхностно — за несколько недель. Ее можно рассматривать как микрокосм Латинской Америки. Да и конфликт с Соединенными Штатами там заметнее — из-за военных баз.
Она взглянула на часы. Интересно, сможет ли она сложить все необходимое в два чемодана и отправиться... куда?
— Каких баз?
— Американских, разумеется.
— Вы хотите, чтобы я взяла интервью у президента? Какой республики?
— Не президента. Генерала. Президент не считается. Революционный вождь у них генерал. — Он налил ей еще полбокала вина. Она заказала лишь небольшой графинчик. — Видите ли, генерал внушает нам некоторые сомнения. Он, правда, посетил Фиделя и встречался в Коломбо с Тито. Но мы подозреваем, что его социализм недостаточно глубок. И он уж точно не марксист. Здесь превосходно подошла бы ваша манера разговора со Шмидтом. И, может быть, по пути туда или обратно — благожелательный портрет Мэнли на Ямайке. Мэнли нас вполне устраивает.
Она все никак не могла сообразить, в какую страну он хочет ее послать. С географией у нее всегда было слабовато. Возможно, он даже упомянул название, но если так, то оно сгинуло во мраке пустых чемоданов. Впрочем, страна не имела большого значения: в данный момент везде лучше, чем в Париже.
— Когда вы хотите, чтобы я отправилась? — спросила она.
— Как можно скорее. Видите ли, в ближайшие несколько месяцев может случиться кризис, и тогда... боюсь, вам придется писать генералу некролог.
— Думаю, что мертвый генерал едва ли является для вас полноценным социалистом.
Его смех, если это действительно можно было назвать смехом, напоминал хрип пересохшего горла, а глаза, которые теперь смотрели в меню — палтус был тщательнейшим образом съеден, — вовсе не свидетельствовали о том, что ее шутка, как ангел, тихо пронеслась над головой и исчезла.
— Как я уже говорил, мы склонны сомневаться в его социализме. Могу я предложить вам немного сыра?
3«Вам придется писать генералу некролог» — фраза, сказанная две недели назад модным левым редактором, изучающим ресторанное меню, сразу же вспомнилась Мари-Клэр, когда она встретилась взглядом с усталыми и обреченными глазами генерала. Она всегда знала, что преждевременная смерть — это обычный конец всех генералов в Латинской Америке. Альтернативой, конечно, мог бы быть Майами, но она не могла представить себе сидящего перед ней человека в Майами, где ему пришлось бы жить вместе с экс-президентом мятежной республики, женой экс-президента, а также шурином и кузеном. Здесь Майами называли, она уже знала об этом, «Долиной свергнутых».
Генерал предстал перед ней в пижаме и домашних шлепанцах Его волосы были по-мальчишески взъерошены, но ни у одного мальчишки вы не найдете глаз с таким грузом будущего. Генерал заговорил с ней по-испански, а сержант перевел его слова на правильный, хотя и довольно топорный английский:
— Генерал говорит, что вас рады видеть в республике. Он не знает газету, для которой вы пишете, но сеньор Мартинес сообщил ему, что она широко известна во Франции своими либеральными взглядами.
Мари-Клэр частенько прибегала к провокации. Гельмут Шмидт ответил на ее первые же вопросы со злостью и гордостью, сразу же выдав себя безжалостной пленке, но сейчас пленка осталась в магнитофоне.
— Нет, не либеральными, — сказала она. — Левыми. Правильно ли будет сказать, что генерала критикуют за то, что он очень неохотно движется к социализму?
Она внимательно следила за тем, как переводит сержант, пытаясь угадать смысл слов, имеющих, как ей представлялось, латинские корни, и тот поймал ее взгляд с таким веселым выражением, как будто вопрос его позабавил и даже, пожалуй, вызвал одобрение.
— Мой генерал говорит, что идет туда, куда велит народ.
— А может, это американцы велят?
— Мой генерал говорит, что он, естественно, должен принимать во внимание и американцев, такова политика всех маленьких государств, но он не обязан перенимать их взгляды. Он думает, что вы, наверное, устали стоять, так что сядьте поудобнее в кресло.
Мари-Клэр села. Она чувствовала, что генерал даст фору Гельмуту Шмидту, да и ей тоже. Не успев придумать следующий вопрос, она ждала, что генерал оставит дверь открытой для быстрого вопроса-экспромта, но оказалось, что он плотно закрыл все двери прямо у нее перед носом. Последовала долгая неловкая пауза, и ей стало легче, когда генерал заговорил сам.
— Мой генерал надеется, что сеньор Мартинес всячески вам содействует.
— Сеньор Мартинес очень любезно предоставил мне свой автомобиль, но шофер говорит только по-испански, поэтому мне с ним трудно.
Двое мужчин некоторое время что-то обсуждали. Генерал скинул шлепанец и почесал левую пятку.
— Мой генерал говорит, что вы можете отпустить и машину, и шофера. Он поручил заботу о вас мне. Меня зовут сержант Гурдиан. Я должен возить вас, куда вы захотите.
— Сеньор Мартинес попросил меня в письме наметить программу, чтобы он ее утвердил.
Генерал с сержантом снова посовещались.
— Мой генерал говорит, что вам лучше обойтись без программы. Программы убивают.
За ней наблюдали усталые и задумчивые глаза с выражением, которое она восприняла как любопытство — такой взгляд бывает у шахматиста, знающего, что его необычный ход сбил с толку противника.
— Мой генерал говорит, что даже политические программы убивают. Вашему редактору следует это знать.
— Сеньор Мартинес считал, что мне следует посетить...
— Мой генерал говорит, что вам всегда следует делать прямо противоположное тому, что советует сеньор Мартинес.
— Но мне сказали, что он главный советник генерала.
Сержант пожал плечами и тоже улыбнулся.
— Мой генерал говорит, что это его обязанность — слушать своих советников, но никак не ваша.
Генерал начал что-то говорить сержанту тихим голосом. У Мари-Клэр возникло ощущение, что интервью катастрофически выскальзывает из рук. Вынужденная отказаться от магнитофона, она лишилась своего лучшего оружия.
— Мой генерал желал бы знать, ваш редактор марксист?
— Он поддерживает марксистов — в определенной степени, но сам бы никогда не признался, что марксист. До войны таких людей называли «попутчиками». Коммунистическая партия у вас на легальном положении, не так ли?
— Да, быть коммунистом не противоречит закону. Но у нас нет партий.
— Ни одной?
— Ни одной. Человек вправе думать, что хочет. Разве такое возможно в партии?
Тогда она сказала — и ей очень хотелось, чтобы это прозвучало как оскорбление, потому что по собственному опыту знала, что человек говорит правду, только если его разозлить, — даже Шмидт несколько раз сказал ей что думал:
— Так ваш генерал такой же попутчик, как мой редактор?
Генерал ободряюще ей улыбнулся и на какое-то мгновение показался менее усталым и чуть более заинтересованным в беседе.
— Мой генерал говорит, что коммунисты пока что едут в одном с ним поезде. Как и социалисты. Но поезд ведет он. Именно он, а не пассажиры, решает, на какой станции остановиться.
— У пассажиров обычно есть билеты до определенного пункта следования.
— Мой генерал говорит, что ему будет легче вам все объяснить, когда вы немного узнаете его страну. Мой генерал хотел бы до вашего отъезда в Европу хоть раз посмотреть на свою страну вашими глазами. Глазами иностранки. Он говорит, они у вас очень красивые.
Значит, редактор был прав, подумала она, ему нравятся женщины, он считает, что все они доступны, власть явно стимулирует сексуальность... Обаяние тоже может стимулировать сексуальность; у Жана было море обаяния, он излучал обаяние с мастерством политика, но она покончила с обаянием и стимулами.