Джон Голсуорси - Цветок в пустыне
— Не верю в то, что посторонние могут служить точкой соприкосновения. Где вы живёте, мисс Черрел?
Динни улыбнулась:
— По-видимому, мне пора дать краткую биографическую справку. Моя семья с незапамятных времён осела в Кондафорде, Оксфордшир. Мой отец генерал в отставке, я — старшая из двух его дочерей, брат у меня один. Он военный, состоит в браке и скоро приедет в отпуск из Судана.
— Вот как! — произнёс Дезерт, и лицо его снова помрачнело.
— Мне двадцать шесть, я не замужем, детей у меня пока нет. Моя слабость — устройство чужих дел. Откуда она у меня, не знаю. Приезжая в Лондон, я останавливаюсь у леди Монт на Маунт-стрит. Хотя я получила скромное воспитание, наклонности у меня разорительные, а средств для удовлетворения их нет. Думаю, что умею понимать шутки. Теперь ваш черёд.
Дезерт улыбнулся и покачал головой.
— Рассказать за вас? — предложила Динни. — Вы — второй сын лорда Маллиена; вам осточертела война; вы пишете стихи, склонны к кочевому образу жизни и сами себе враг. Последнее свойство ценно лишь своей новизной. Вот мы и на Маунт-стрит. Не зайдёте ли повидаться с тётей Эм?
— Благодарю вас, не стоит. Что вы делаете завтра? Давайте позавтракаем вместе, а потом пойдём на дневной спектакль.
— Хорошо. Где?
— В половине второго у Дюмурье.
Они обменялись рукопожатием и расстались. Входя в дом тётки, Динни дрожала всем телом. Странное ощущение! Она остановилась у дверей гостиной и улыбнулась.
II
Шум, доносившийся из-за дверей, стёр улыбку с её губ. «Боже правый! Я совсем забыла, что сегодня у тётя Эм „приём“ по случаю дня рождения».
Рояль, игравший в гостиной, умолк; беготня, толчея, скрип передвигаемых стульев, несколько возгласов, тишина, — и музыка зазвучала снова.
«Играют в „кто лишний“», — догадалась Динни и тихо открыла дверь. Диана Ферз сидела за роялем. Восемь ребятишек в ярких бумажных колпаках и один взрослый держались за восемь стульев, составленных попарно спинками друг к другу. Семеро уже вскочили, двое ещё сидели — разом на одном стуле. Динни увидела слева направо: Роналда Ферза; маленького китайчонка; Энн, младшую дочь тёти Эдисон; Тони, младшего сына Хилери; Селию и Динго — детей Селии Мористон, старшей сестры Майкла; Шейлу Ферз и — на одном стуле — дядю Эдриена и Кита Монта. Затем в поле её зрения попали тётя Эм в большом ярко-красном бумажном колпаке, которая, несколько запыхавшись, остановилась у камина, и Флёр, уносившая первый стул из того ряда, где только что сидел Роналд.
— Кит, вставай. Ты лишний.
Кит не пошевельнулся. Поднялся Эдриен:
— Ладно, старина, выйду я, а ты уж оставайся с ровесниками. Ну, играй!
— Не держаться за спинки! — надсаживалась Флёр. — У Фын, пока не кончилась музыка, садиться нельзя, Дишо, не цепляйся за крайний стул.
Музыка оборвалась. Шарканье ног, возня, визг, — маленькая Энн, самая крохотная из всех, осталась стоять.
— Вот и хорошо, детка, — сказала Динни. — Иди сюда и бей в барабан. Когда музыка перестанет, перестань и ты. Вот так. Теперь опять. Наблюдай за тётей Ди.
Снова, и снова, и снова. Наконец вышли все, кроме Шейлы, Динго и Кита.
«Ставлю на Кита!» — подумала Динни.
Шейла лишняя! Предпоследний стул убран! Динго, похожий на шотландца, и Кит, со светлых волос которого свалился бумажный колпак, кружат вокруг последнего стула. Вот оба плюхнулись на сиденье, потом вскочили и опять забегали кругом. Диана старательно отводит глаза. Флёр стоит чуть поодаль и улыбается, лицо тёти Эм разрумянилось. Музыка оборвалась, на стуле сидит Динго, Кит оказался лишним. Он вспыхнул и насупился.
— Кит, плати фант! — раздался окрик Флёр.
Кит вздёрнул голову и засунул руки в карманы.
«Поделом Флёр!» — подумала Динни.
Голос позади неё произнёс:
— Ярко выраженное пристрастие твоей тётки к молодому поколению сопряжено с чрезмерным шумом. Не вкусить ли нам капельку покоя у меня в кабинете?
Динни обернулась и увидела тонкое, худое и подвижное лицо сэра Лоренса Монта с совершенно побелевшими усиками, хотя в волосах седина едва начала пробиваться.
— Я ещё не внесла свою лепту, дядя Лоренс.
— Пора тебе вообще отучиться её вносить. Пусть язычники беснуются, а мы пойдём вниз и по-христиански предадимся мирной беседе.
Динни подумала: «Что ж, я не прочь побеседовать об Уилфриде Дезерте». Эта мысль оттеснила на задний план её инстинктивную потребность вечно чему-то служить, и девушка последовала за баронетом.
— Над чем вы сейчас работаете, дядя?
— Пока что отдыхаю и почитываю мемуары Хэрриет Уилсон. Замечательная девица, доложу тебе, Динни! Во времена Регентства в высшем свете трудно было испортить чью-либо репутацию, но Хэрриет делала всё, что могла. Если ты о ней не слышала, могу сообщить, что она верила в любовь и дарила своей благосклонностью многих любовников, из которых любила лишь одного.
— И всё-таки верила в любовь?
— Что тут особенного? Ведь остальные-то любили её, — она была добросердечная бабёнка. Какая огромная разница между нею и Нинон де Ланкло, та любила всех своих любовников. А в общем обе — колоритные фигуры. Представляешь, какой диалог о добродетели можно написать от их лица? Сядь же, наконец.
— Дядя Лоренс, сегодня днём я ходила смотреть памятник Фошу и встретила вашего кузена мистера Масхема.
— Джека?
— Да.
— Последний из денди. Между прочим, существует огромная разница между щёголем, денди, светским франтом, фатом, «чистокровным джентльменом» и хлыщом. Есть ещё какая-то разновидность, да я всегда забываю слово. Я перечислил их в нисходящем порядке. По возрасту Джек относится к поколению фатов, но по своему складу он чистый денди — типичный персонаж Уайт-Мелвила[1]. А что он такое, на твой взгляд?
— Лошади, пикет и невозмутимость.
— Долой шляпу, дорогая. Люблю смотреть на твои волосы.
Динни сняла шляпу.
— Я встретила там ещё одного человека — шафера Майкла.
Густые брови сэра Лоренса приподнялись:
— Что? Молодого Дезерта? Он опять вернулся?
Лёгкий румянец выступил на щеках Динни.
— Да, — ответила она.
— Редкая птица, Динни.
Чувство, которого Динни ещё никогда не испытывала, охватило её.
Она не сумела бы его выразить, но оно напоминало ей о фарфоровой статуэтке, которую девушка подарила отцу в день его рождения две недели назад. Маленькая превосходно выполненная группа китайской работы: лиса и четыре забившихся под неё лисёнка. На морде лисы написаны нежность и насторожённость — то самое, что сейчас на душе у Динни.
— Почему редкая?
— Давняя история. Но тебе могу рассказать. Я точно знаю, что этот молодой человек увивался вокруг Флёр года два после её свадьбы. Из-за этого он и стал бродягой.
Вот, значит, что имел в виду Дезерт, упоминая об Исаве? Нет, дело не в том. Она помнит: когда он спрашивал о Флёр, у него было самое обычное выражение лица.
— Это же было сто лет назад! — возразила девушка.
— Ты права. Седая старина. Впрочем, ходят и другие слухи. Клубы рассадники жестокости.
Соотношение нежности и насторожённости, переполнявших Динни, изменилось: доля первой уменьшилась, второй возросла.
— Какие слухи?
Сэр Лоренс покачал головой:
— Мне этот молодой человек нравится, и даже тебе, Динни, я не стану повторять то, о чём, в сущности, ничего не знаю. Стоит человеку начать жить иначе, чем другие, и люди готовы бог знает что о нём выдумать.
Он внезапно посмотрел на племянницу, но глаза Динни были прозрачны.
— Кто этот китайчонок наверху?
— Сын бывшего мандарина, который оставил семью здесь из-за неурядиц на родине. Милый малыш. Приятный народ китайцы. Когда приезжает Хьюберт?
— Через неделю. Они летят из Италии. Вы же знаете, Джин — старый пилот.
— Что с её братом?
— С Аленом? Служит в Гонконге.
— Твоя тётка все ещё сокрушается, что у тебя с ним ничего не вышло.
— Милый дядя, я готова на все, чтобы угодить тёте Эм, но в данном случае, испытывая к нему чувства сестры, я боялась погрешить против библии.
— Не хочу, чтобы ты выходила замуж и уезжала в какую-нибудь варварскую страну, — сказал сэр Лоренс.
В голове Динни мелькнуло: «Дядя Лоренс просто волшебник!» — и глаза её стали ещё прозрачнее, чем раньше.
— Эта проклятая бюрократическая машина скоро поглотит всех наших близких, — продолжал баронет. — Обе мои дочери за морем: Селия в Китае, Флора в Индии; твой брат Хьюберт в Судане; твоя сестра Клер уедет, как только обвенчается, — Джерри Корвен получил назначение на Цейлон; Чарли Масхем, по слухам, прикомандирован к канцелярии генерал-губернатора в Кейптауне; старший сын Хилери служит в индийской гражданской администрации, младший — во флоте. Ну их всех! Ты и Джек Масхем — единственные пеликаны в моей пустыне. Конечно, остаётся ещё Майкл.
