Чарльз Диккенс - Рассказы
— Джулия, милочка, — обратилась миссис Мейплсон к младшей дочери голосом, достаточно громким, чтобы все ее услышали. — Джулия!
— Что, маменька?
— Не горбись. — Это было сказано с целью привлечь общее внимание к фигуре дочери, достоинства которой были несомненны. Все присутствующие, естественно, устремили взоры на мисс Джулию, и наступила новая пауза.
— Вы себе представить не можете, какой грубиян кучер вез нас сегодня! — конфиденциальным тоном обратилась миссис Мейплсон к миссис Тибс.
— Боже мой! — ответила та с видом величайшего сочувствия.
Она не успела ничего прибавить, потому что служанка опять появилась в дверях и начала посылать хозяйке настойчивые сигналы.
— По моему мнению, кучера наемных карет — всегда грубияны, — вкрадчиво сказал мистер Хикс.
— Совершенно справедливо! — ответила миссис Мейплсон с таким выражением, как будто подобная мысль никогда прежде не приходила ей в голову.
— Кэбмены тоже, — сказал мистер Симпсон.
Это замечание не имело успеха, так как никто ни словом, ни жестом не выдал хотя бы малейшей осведомленности о привычках и обычаях кэбменов.
— Робинсон, что вам, наконец, надо? — сказала миссис Тибс служанке, которая уже пять минут кашляла и сморкалась за дверью, стараясь привлечь к себе внимание хозяйки.
— С вашего позволения, мэм, хозяину нужна чистая смена, — ответила застигнутая врасплох служанка.
Молодые люди отвернулись к окну и громко прыснули, точно пробки вылетели из двух бутылок с лимонадом; дамы прижали к губам носовые платочки, а низенькая миссис Тибс выскочила из комнаты, чтобы дать Тибсу чистое белье, а служанке — нагоняй.
Вскоре затем появился мистер Колтон, последний из жильцов, оказавшийся удивительно умелым собеседником. Мистер Колтон был пожилой фат — старый холостяк. Он часто говаривал, что, хотя его лицо нельзя назвать красивым в строгом смысле слова, оно, однако, поражает своей оригинальностью. И он был совершенно прав. При взгляде на него невольно вспоминался круглый дверной молоток, полулев-полуобезьяна, причєм это сравнение можно было распространить и на его характер и на стиль его разговора. Мистер Колтон топтался на месте, пока все остальное двигалось вперед. Он ни разу в жизни не придумал новой темы для беседы и не высказал самостоятельной мысли; но если речь шла о чем-нибудь давно известном или, продолжая сравнение, если кто-нибудь его дергал, он начинал барабанить с необычайной быстротой. Порой у него бывал приступ нервного тика, и это, можно сказать, его приглушало, потому что в таких случаях он производил вдвое меньше шума, чем обычно, когда надоедливо твердил — тук-тук-тук — одно и то же. До сих пор не женившись, он все еще высматривал невесту с деньгами. Он имел пожизненную ренту, около трехсот фунтов в год, был чрезвычайно тщеславен и безмерно себялюбив. Он приобрел репутацию безукоризненно вежливого человека и каждый день прогуливался по Гайд-парку и Риджент-стрит.
Этот почтенный человек решил держаться с миссис Мейплсон как можно любезнее — правду говоря, каждый из присутствующих желал проявить себя с самой лучшей стороны, ибо миссис Тибс сочла полезным прибегнуть к тонкой хитрости и дала джентльменам понять, что дамы весьма богаты, а дамам намекнула, что все джентльмены — «завидная партия». Легкий флирт, думала она, поможет ей удерживать всех жильцов, не приводя ни к каким другим последствиям.
Миссис Мейплсон, предприимчивая вдова лет пятидесяти, была хитра, практична и красива. Она проявляла нежнейшую заботливость по отношению к своим дочерям, в доказательство чего постоянно твердила о своей готовности вторично выйти замуж, если это окажется полезным ее милочкам — другой побудительной причины у нее, разумеется, быть не могло. Да и сами «милочки» не были нечувствительны к перспективе «солидного семейного очага». Одной из них исполнилось двадцать пять, другая была на три года моложе. За четыре сезона они побывали на всевозможных водах, играли в лотерею по курзалам, читали на балконах, торговали на благотворительных базарах, танцевали на балах, разговаривали о чувствах, — словом, делали все, что только может сделать трудолюбивая девушка, но пока — безуспешно.
— Как мистер Симпсон вeликoлeпнo одевается, — шепнула Матильда Мейплсон своей сестре Джулии.
— Чудесно, — согласилась младшая.
Великолепный джентльмен, о котором шла речь, был во фраке каштанового цвета с бархатным воротником и манжетами такого же оттенка — костюм, напоминающий тот, что облекает фигуру аристократического инкогнито, снисходящего до исполнения роли «щеголя» в пантомиме у Ричардсона.
— Какие бакенбарды! — сказала мисс Джулия.
— Очаровательные! — поддержала ее сестра. — А волосы!
Эти волосы напоминали парик в отличались той искусной волнистостью, которая свойственна сияющим локонам шедевров, увенчивающих восковые бюсты в витрине Бартело на Риджент-стрит; а бакенбарды, сходившиеся под подбородком, казались теми завязками, на которых этот парик держался, пока надобность в них не отпала благодаря изобретению патентованных невидимых пружин.
— С вашего позволения, обед подан, мэм, — сказал, впервые появляясь на сцене, мальчик для услуг, одетый в перелицованный черный сюртук своего хозяина.
— О! Мистер Колтон, вы поведете миссис Мейплсон? Благодарю вас!
Мистер Симпсон предложил руку мисс Джулии, мистер Септимус Хикс пошел с прелестной Матильдой, и вся процессия проследовала в столовую. Мистер Тибс был представлен трем дамам, трижды подпрыгнул, как фигурка на голландских часах, в которой скрыта мощная пружина, после чего быстро юркнул на свое место на нижнем конце стола, где с облегчением спрятался позади суповой миски, из-за которой видны были только его глаза. Жильцы уселись — дама, кавалер, дама, кавалер попеременно, как ломти хлеба и мяса на тарелке с сандвичами, и затем миссис Тибс приказала Джеймсу открыть блюда. Открылись лососина, раковый соус, суп из гусиных потрохов и обычное сопровождение: картофель в виде окаменелостей и кусочки поджаренного хлеба, формой и размером напоминавшие игральные кости.
— Супу миссис Мейплсон, дорогой, — сказала хлопотунья миссис Тибс. При посторонних она всегда называла мужа «дорогой». Тибс, потихоньку жевавший хлеб и подсчитывавший, сколько времени ему ждать рыбы, торопливо налил суп, сделал на скатерти лужицу и поставил на нее стакан, чтобы не заметила жена.
— Мисс Джулия, позвольте предложить вам рыбки?
— Будьте так добры — только поменьше — ах, довольно! Благодарю вас. (На тарелку был положен кусочек величиной с грецкий орех.)
— Джулия всегда очень мало ест, — заметила миссис Мейплсон мистеру Колтону.
Молоток стукнул один раз. Он увлеченно пожирал рыбу глазами и поэтому ответил только: «А!»
— Дорогой, — сказала миссис Тибс своему супругу, когда все остальные были обслужены, — а тебе чего положить?
Вопрос сопровождался взглядом, запрещавшим просить рыбу, так как ее осталось мало. Но Тибс решил, что нахмуренные брови вызваны лужицей на скатерти, и поэтому хладнокровно ответил:
— Ну… рыбки, я думаю.
— Ты сказал — рыбы, дорогой? (Брови снова хмурятся.)
— Да, дорогая, — ответил злодей, и лицо его выразило острый голод.
Из глаз миссис Тибс чуть не брызнули слезы, когда она перекладывала на тарелку своего «подлого муженька» — так она мысленно назвала его — последний съедобный кусок лососины.
— Джеймс, передайте это вашему хозяину и заберите у вашего хозяина нож.
Последнее было сознательной местью, поскольку Тибс не умел есть рыбу без помощи этого инструмента. Таким образом, он был вынужден, действуя кусочком хлеба и вилкой, бесплодно гонять по тарелке частички лососины из расчета — одна удачная попытка на семнадцать неудачных.
— Уберите первое, Джеймс, — сказала миссис Тибс, едва Тибс докончил четвертый глоток, и приборы исчезли с быстротой молнии.
— Дайте мне кусочек хлеба, Джеймс, — воскликнул бедный «хозяин дома», терзаемый муками голода.
— Не обращайте внимания на хозяина, Джеймс, — сказала миссис Тибс, — займитесь жарким.
Эта фраза была произнесена тем голосом, каким дамы обычно говорят со слугами при гостях, то есть тихим, но настолько выразительным, что его, подобно театральному шепоту, слышат все.
Прежде чем стол был снова уставлен блюдами, последовала пауза — нечто вроде интермедии, во время которой мистер Симпсон, мистер Колтон и мистер Хикс достали каждый по бутылке — сотерна, португальского белого и хереса — и угостили всех, кроме Тибса. Его всегда забывали.
Антракт между рыбой и обещанным жарким затянулся.
Мистер Хикс воспользовался удобным случаем. Он не мог удержаться от чрезвычайно уместной цитаты:
Говядина на островах редка,Козлятину там варит житель дикий.А если четверть жарится быка,То, значит, праздник наступил великий.
«Как неделикатно, — подумала низенькая миссис Тибс, — говорить такие вещи».
