Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
Фредди явно полагался на магию слов, однако щегольские гетры лишили его речи всякой магии, поскольку Генри, по-видимому, принадлежал к некоему обществу, главной целью которого была борьба с белыми гетрами. Поручать Фредди ведение боевых действий не представлялось разумным. Оставалось все делать самой. Джилл ухватилась за палку и вырвала ее из руки Генри.
— Гав, гав, гав! — крикнул попугай Билл.
Любой беспристрастный слушатель различил бы в его тоне злостную насмешку, и Генри был глубоко уязвлен. Он был не из тех, кто прибегает к рукоприкладству в отношении слабого пола, разве когда огреет по затылку свою старуху, если ситуация того требует. Однако теперь он отбросил все жизненные принципы и тигром кинулся на Джилл.
— А ну, отдай!
— Пошел вон!
— Эй, послушайте, знаете ли… — робко вставил Фредди.
Совсем потеряв голову, Генри сделал выпад, и Джилл, глаз у которой был меткий, стукнула его палкой точно в висок.
— У-у-у! — взвыл Генри и осел на тротуар.
Внезапно за спиной у Джилл послышалось:
— Это еще что такое? — Здоровенный полисмен возник словно ниоткуда. — Немедленно прекратить!
Эрб, до сих пор молча созерцавший стычку, разразился речью:
— Это она его приложила!
Полисмен взглянул на Джилл. Долгие годы службы притупили почтение к дорогой одежде, с которым он приехал в столицу из захолустья. Одета Джилл была хорошо, но в эту беспокойную эпоху суфражистских волнений его лягали и даже кусали особы, одетые и поэлегантнее.
Сердца на Белгрейв-сквер бывают столь же чисты и честны, как и в трущобах Севен-Дайлс, но за нарушение общественного порядка отвечают все одинаково. Взгляд полисмена, направленный на Джилл, застигнутую на месте преступления с палкой в руках, был суров.
— Ваша фамилия и адрес, мисс?
С изумлением приоткрыв рот, рядом остановилась девушка в синем пальто и широкополой шляпе. При ее виде попугай Билл издал приветственный возглас. Нелли вернулась, и теперь все снова будет хорошо!
— Маринер, — ответила Джилл, бледная, с горящими глазами. — Овингтон-сквер, 22.
— А вы, сэр?
— Я? Что? Ах да! Понимаю. Я Рук, знаете ли… Ф. Л. Рук. Живу в Олбани, и все такое.
Полисмен раскрыл блокнот и стал записывать.
— Послушайте, — воскликнула Джилл. — Этот человек хотел убить попугая, и я его остановила…
— Ничего не могу поделать, мисс. Вы не имели права бить человека палкой. Придется вам пройти со мной.
— Но… как же… — в ужасе пролепетал Фредди. Такое случалось с ним и прежде, но исключительно в дни гребных гонок, когда это, можно сказать в порядке вещей. — Я, видите ли…
— Вы тоже, сэр. Замешаны вы оба.
— Но…
— Брось, Фредди, — спокойно перебила Джилл. — Все это сплошная нелепость, но шум поднимать незачем.
— Вот это похвально, мисс, — довольно кивнул полисмен.
3
Леди Андерхилл устало перевела дух. Говорила она уже давно и с жаром, сидя с Дереком на квартире у Фредди в Олбани, а темой монолога была Джилл. Дерек ожидал атаки и удивлялся лишь тому, что она не случилась раньше.
В течение всего ужина накануне, и даже когда Джилл обнаружилась за соседним столиком в компании мужчины, незнакомого ее сыну, леди Андерхилл хранила о будущей невестке суровое молчание, зато сегодня высказалась со всей вырвавшейся из-под спуда энергией. Поток слов был пронизан лютой враждебностью, нараставшей с первой встречи с Джилл в той же самой комнате.
Говорила леди Андерхилл торопливо, потому что время поджимало. Муниципальный совет главного города в избирательном округе на севере Англии решил завтра утром заложить первый камень новой ратуши, и Дерек, как местный депутат парламента, должен был руководить торжеством. Баркера уже отправили к телефону вызывать такси, чтобы ехать на вокзал, и беседа могла прерваться в любой момент. Приходилось укладываться в то малое время, что еще оставалось.
Слушал Дерек насупясь и едва решался отвечать. Мать была бы довольна, знай она, как сокрушительно действуют ее аргументы. Червячок сомнения, досаждавший Дереку в такси по дороге с Овингтон-сквер, не сгинул за ночь, а, напротив, вырос и обрел грозные очертания. Теперь же, получив помощь извне, возвышался настоящим колоссом, угнетая душу.
Дерек то и дело поглядывал на часы и клял про себя безвестного таксиста, чье промедление длило тягостную сцену. Что-то подсказывало: сейчас поможет только бегство. Когда мать в таком воинственном настроении, противостоять ей невозможно. От нее немеют и разум, и язык.
Другие члены семьи тоже отмечали это свойство леди Андерхилл и с горечью обсуждали его в курительных загородных домов в тот час, когда мужчины встречаются, чтобы излить душу за последней порцией виски с содовой.
Высказав все, что хотела, леди Андерхилл перевела дыхание и начала сызнова. Частое повторение было у нее одним из самых сильных приемов. Как любил отмечать ее брат Эдвин, склонный к грубоватым образам, она заболтала бы и ослиную задницу.
— Надо быть просто ненормальным, Дерек, чтобы на решающей стадии карьеры связать себя женой, которая не только не окажет помощь, но станет губительной помехой! Нет, я не виню тебя за то, что ты вообразил себя влюбленным — хотя, казалось бы, с твоим характером и силой воли… Тем не менее, повторяю: за это я тебя не виню. На первый взгляд эту девушку можно назвать привлекательной. Лично я не в восторге от таких, однако, по-видимому, она обладает качеством — в мое время его называли дерзостью, — которое нравится современным молодым людям. Могу себе представить, как легко она очарует слабохарактерного недоумка вроде твоего дружка Рука, но чтобы ты… Ладно, не будем об этом. Я хочу только сказать, что в твоем положении, ввиду открытой перед тобой карьеры — несомненно, через год-другой тебе предложат по-настоящему большой и ответственный пост! — будет просто безумием повесить себе на шею женщину, которая не знает никаких рамок. Дядя у нее мошенник…
— За дядю она не отвечает.
— …Она ужинает с незнакомыми мужчинами в общественных местах…
— Это я тебе объяснил.
— Может, и объяснил, но не оправдал и не сделал хоть чуточку менее возмутительным. Не станешь же ты утверждать, что для помолвленной невесты сколько-нибудь прилично идти с первым встречным ужинать в «Савой», даже если они были слегка знакомы много лет назад! Кто-то скажет, наверное, что идиллические детские воспоминания извиняют любое нарушение приличий, но меня воспитывали иначе. Прости за вульгарность, но это, по сути, сводится к тому, что девушка ужинает — подумать только, ужинает! в наше время они в такой час уже ложились спать! — с посторонним мужчиной, который подцепил ее в театре!
Дерек неловко заерзал. Хотелось вскочить и потребовать взять назад оскорбительную фразу, но он промолчал. Червячок, выросший в колосса, был уже сильнее него.
