Пармская обитель - Стендаль
— Капрал Обри и я дадим вам хорошие советы, как вести себя.
— Я не сомневаюсь в этом, — ответил Фабрицио. — Моя фамилия Вази, я приехал из Генуи. Моя сестра, прославленная у нас красавица, вышла замуж за французского капитана. Мне только семнадцать лет, и сестра пригласила меня пожить у нее, чтобы посмотреть Францию и пополнить свое образование. Я уже не застал ее в Париже и, узнав, что она следует за этой армией, приехал сюда. Я повсюду ее искал и не мог найти. Солдатам показался подозрительным мой выговор, и меня арестовали. У меня были тогда деньги, я дал денег жандарму, а он вынес мне чужую подорожную, мундир и сказал: «Удирай! Только поклянись, что никогда не произнесешь моей фамилии».
— А как его фамилия-то? — спросила маркитантка.
— Я же дал слово! — сказал Фабрицио.
— Он прав, — подтвердил капрал. — Жандарм, конечно, прохвост. Но приятель наш не должен называть его. А как фамилия капитана, мужа вашей сестры? Если мы будем знать фамилию, можно разыскать его.
— Телье, капитан четвертого гусарского полка, — ответил наш герой.
— Так, значит, вас подвел иностранный выговор? — с некоторым лукавством спросил капрал. — Солдаты за шпиона вас приняли?
— Ну да! Подумайте, какая гнусность! — воскликнул Фабрицио, сверкая глазами. — Это я-то шпион! Когда я так люблю императора и французов! Мне нестерпимо такое оскорбление!
— Ошибаетесь! Никакого тут оскорбления нет. Ничего удивительного, что солдат взяло сомнение, — строгим тоном возразил капрал.
И он весьма наставительно объяснил, что в армии каждый должен состоять в какой-нибудь воинской части и носить ее мундир, а иначе тебя натурально примут за шпиона. Неприятель подсылает множество шпионов, — в этой войне кругом предатели. Пелена спала с глаз Фабрицио. В первый раз он понял, что сам виноват во всем, что случилось с ним за последние два месяца.
— Погоди ты, пускай он нам все хорошенько расскажет, — перебила капрала маркитантка, у которой разгорелось любопытство.
Фабрицио покорился. Когда он кончил свой рассказ, маркитантка сказала капралу с серьезным видом:
— По правде говоря, он еще мальчик и никакой не военный. А нам теперь плохо придется в этой войне, после того как нас разбили и предали. Оставит он тут свои кости. А зачем? Во славу божью, что ли?
— Да он и ружья-то солдатского зарядить не умеет, — добавил капрал, — ни в двенадцать темпов, ни вольно. Ведь это я ему сам шомполом пулю забил, которой он пруссака ухлопал.
— Да еще он всякому встречному и поперечному деньги свои показывает, — добавила маркитантка. — Как только нас с ним не будет, его дочиста оберут.
— Какой-нибудь вахмистр, — добавил капрал, — затащит его к себе в эскадрон, чтобы на его счет винцом угощаться, а может, еще и неприятель его переманит, — ведь нынче кругом изменники. Первый попавшийся прикажет ему идти за собой, он и пойдет. Лучше всего ему поступить в наш полк.
— Нет, уж, пожалуйста, капрал, — живо возразил Фабрицио. — На лошади гораздо удобнее, чем пешком. И к тому же я не умею заряжать ружье, а вы сами видели, что с лошадью я хорошо справляюсь.
Фабрицио очень гордился этой маленькой речью.
Мы не станем пересказывать читателю долгие прения между капралом и маркитанткой относительно дальнейшей судьбы нашего героя. Фабрицио заметил, что они в этом споре раза по три, по четыре повторяли все обстоятельства его приключений: как заподозрили его солдаты, как жандарм продал ему подорожную и мундир, как он вчера оказался в эскорте маршала, как увидел мельком императора, как «подтибрили» у него лошадь и т. д. и т. д.
С чисто женским любопытством маркитантка то и дело возвращалась к обстоятельствам похищения той прекрасной лошади, которую он купил при ее содействии.
— Так ты, значит, почувствовал, что тебя схватили за ноги, тихонечко приподняли, пронесли над хвостом твоей лошади и посадили на землю?..
«Зачем столько раз повторять то, что всем нам троим уже хорошо известно?» — думал Фабрицио. Он еще не знал, что во Франции простые люди именно таким путем стараются набрести на какую-нибудь мысль.
— А сколько у тебя денег? — вдруг спросила у него маркитантка.
Фабрицио ответил, не колеблясь ни секунды: он был уверен в душевном благородстве этой женщины, — вот что выгодно отличает Францию.
— Осталось, пожалуй, тридцать наполеондоров и восемь или десять экю по пяти франков.
— В таком случае ты вольный сокол! — воскликнула маркитантка. — Брось ты эту разбитую армию, сверни вправо, выберись на первую попавшуюся дорогу, хорошенько настегивай лошадь и скачи все дальше и дальше от армии. Постарайся поскорее купить штатское платье. Как проедешь восемь или десять лье да увидишь, что кругом больше нет солдат, поезжай на почтовых в какой-нибудь хороший город, отдохни там недельку, поешь бифштексов. Только смотри никому не говори, что ты был в армии: жандармы сцапают тебя как дезертира, а ты хоть и славный мальчик, но еще нет у тебя смекалки, чтобы отвечать жандармам как надо. Как только оденешься опять в штатское, разорви солдатскую подорожную на тысячу клочков и назовись своей настоящей фамилией — Вази. А что ему говорить — откуда он приехал? — спросила она у капрала.
— Из Камбре на Шельде. Это хороший городок. Слыхал про него? Там еще собор есть и Фенелон[40].
— Правильно, — сказала маркитантка. — Нипочем не говори, что ты был в сражении, никому ни слова насчет Б*** и жандарма, который продал тебе подорожную. Если захочешь вернуться в Париж, поезжай сперва в Версаль[41] и с той стороны пройди через парижскую заставу; иди пешком, не торопясь, как будто возвращаешься с прогулки. Наполеондоры свои зашей в пояс панталон, а главное, когда будешь покупать что-нибудь, не показывай ты всех денег: вынимай столько, сколько надо заплатить. Вот что мне горько: обдерут тебя как липку, непременно обдерут. А что ты без денег будешь делать? Ведь ты вести себя совсем не умеешь? — и т. д.
Добрая маркитантка говорила еще очень долго; капрал только кивками подтверждал все ее поучения, не успевая вставить хоть слово. Вдруг густая толпа, двигавшаяся по большой дороге, сначала ускорила шаг, потом ринулась влево, через узкую придорожную канаву, и опрометью помчалась по полю. «Казаки! Казаки»! — кричали со всех сторон.
— Бери назад свою лошадь! — крикнула маркитантка.
— Боже сохрани! — сказал Фабрицио. — Скачите, спасайтесь! Я вам дарю ее. Хотите, дам денег на новую
