Чарльз Диккенс - Замогильные записки Пикквикского клуба
— Слушайте, слушайте! — сказал Боб Сойер.
— Вот это потеха, так потеха! — заметил мистер Бен Аллен.
— Блудлив, как кошка, труслив, как заяц! — повторил Слорк, постепенно возвышая свой голос.
— Изверг!.. Не хочется только рук марать! — отвечал Потт.
— Слышите, господа? Ему не хочется только рук марать! — повторил мистер Слорк презрительным тоном. — Ха, ха, ха! Ведь это не то чтобы он трусил или боялся — нет, нет! Рук ему не хочется марать! Ха, ха!
— Сэр! — вскликнул мистер Потт, выведенный окончательно из себя этим ужасным сарказмом. — Сэр! Объявляю здесь перед всеми, что я считаю вас пресмыкающейся гадиной, ехидной, ползучей змеей. Своими бесчестными и бесстыдными выходками, сэр, вы давно поставили себя вне всякого покровительства законов, и раздавить вас, как презренную гадину, сэр, значило бы…
Но, не дожидаясь окончания этой речи, взбешенный «Журавль» схватил свой дорожный чемоданчик, наполненный разными хрупкими вещами, и неистово устремился к тому месту, где стоял его противник.
— Господа! — вскричал мистер Пикквик, когда Потт в свою очередь вооружился кочергой и мужественно приготовился к обороне. — Господа… ради бога… помогите… Самуэль… сюда… Эй, кто-нибудь!
И, произнося эти бессвязные восклицания, мистер Пикквик ринулся между сражающимися весьма кстати для того, чтобы, с одной стороны, принять на свое старческое тело брошенный чемодан, с другой — сильный удар кочерги. Трудно решить, какие последствия могли бы произойти отсюда для великодушного мужа, тщетно старавшегося разнять исступленных представителей двух противоположных партий, если бы не подоспел на выручку мистер Самуэль Уэллер. Не говоря дурного слова, этот джентльмен нахлобучил мучным мешком могущественного Потта и, отпихнув его в сторону, вырвал сильной рукой чемодан из рук разъяренного Слорка.
— Я задушу вас, разбойники, если вы не уйметесь! — закричал громовым голосом мистер Уэллер. — Вы что тут зевали, господа?
Последнее обращение относилось к господам Бену Аллену и Бобу Сойеру, не принимавшим никакого участия в этой битве. Им было очень весело, и притом впереди предстояла для них отрадная перспектива пустить кровь первому джентльмену, который будет оглушен неприятельским ударом.
— Ступайте спать по своим номерам, — сказал мистер Уэллер, обращаясь к обоим журналистам, — не то я скручу вас обоих по рукам и по ногам и положу на одну постель. А вам, сэр, тут нечего делать с сумасшедшими людьми. Пойдемте.
Сказав это, Самуэль взял за руку своего господина и повел его в солнечный номер, между тем как разъяренные журналисты, продолжая изрыгать угрозы и проклятия друг против друга, были разведены по своим спальням под руководством хозяина «Сарациновой головы» и молодых врачей, которые все еще не теряли надежды пустить кровь кому-нибудь из них.
Поутру на другой день журналисты встали очень рано и, не простившись ни с кем, разъехались в двух разных дилижансах. Погода прояснилась, солнце заблистало, и наши путешественники еще раз обратили свои лица к британской столице.
Глава LI. Важная перемена в семействе мистера Уэллера и окончательное низвержение достопочтенного мистера Стиджинса
Считая не совсем удобным представить, без всякого предварительного приготовления, своих двух спутников молодой чете и желая по возможности щадить деликатность нежных чувств прекрасной Арабеллы, мистер Пикквик решился остановиться со своим слугой где-нибудь неподалеку от «Коршуна и Джорджа» и предложил молодым людям нанять особою квартиру, где они хотят. Согласившись на это предложение, мистер Боб Сойер и Бен Аллен удалились в Боро и наняли комнатку в одном довольно грязном трактире, где за буфетом в былые времена имена их появлялись довольно часто под длинным и многосложным счетом, который, для ясности и краткости, всегда писался белым мелом.
— Ах, боже мой! Вы ли это, мистер Уэллер, — воскликнула смазливая девушка, встречая Самуэля у дверей.
— Должно быть, что я, — отвечал Самуэль, отскакивая назад на такое расстояние, откуда разговор не мог достигнуть ушей его господина. — Какая вы хорошенькая, Мери!
— Ах, не говорите этих глупостей, мистер Уэллер, — сказала Мери. — Нет, не делайте этого.
— Не делайте чего, моя душечка?
— Ну, да вот этого… полно, полно! Отстаньте, мистер Уэллер!
С этими словами молодая девушка с улыбкой оттолкнула Самуэля к стене, объявляя, что он совсем разбил ее локоны.
— И к тому же помешали мне сказать, что я хотела, — прибавила Мери. — Вот тут ожидает вас письмо ровно четыре дня. Я получила его через полчаса после вашего отъезда, и на конверте надписано, чтобы доставили немедленно.
— Где оно, моя милая?
— Я сберегла его для вас, мистер Уэллер, иначе, смею сказать, оно бы совсем потерялось. Вот оно, возьмите. Вы не стоите этого, сэр.
Говоря это, Мери вынула из-под лифа на груди маленький кисейный платочек, развернула его, взяла письмо и передала мистеру Уэллеру, который поспешил поцеловать его с великой любезностью.
— Ах, какой вздор! — сказала Мери, поправляя косынку и притворяясь простодушной невинностью. — Вы уж вдруг и влюбились в него, мистер Уэллер!
В ответ на это мистер Уэллер подмигнул c таким лукавым видом, которого мы никак не беремся изобразить своим слабым пером. Затем, усаживаясь на окне подле Мери, он открыл письмо и бросил на него изумленный взгляд.
— Эге! — воскликнул Самуэль. — Что бы это могло значить!
— Ничего, я надеюсь? — сказала Мери, смотря через его плечо.
— Какие у вас хорошенькие глазки! — сказал Самуэль.
— Вам нет нужды до моих глаз, мистер Уэллер, читайте-ка лучше свое письмо, сэр.
И, сказав это, мисс Мери замигала и заморгала с такой победительной миловидностью, что Самуэль счел неизбежно необходимым поцеловать молодую девицу. Затем он окончательно развернул письмо и начал читать следующие строки:
«Маркиз Гренби
Доркен
Пятница.
Милый мой Сэмми.
С прискорбием я должен иметь удовольствие саабщить тебе дурную новость мачиха твая простудилась по такой причине што слишком долго панеосторожности просидела на мокрой и сырой траве под дажжем ана все слушала этого жирного толстяка а он зарядил себя ромом и воткой и не мох никаким манером астановитца пака не пратризвился а до евтыва прашло слишком много часов дохтур гаварит што если бы она прахлатила ромку малую талику попрежи евтыва а ни после так оно накончилось бы все харашо евтим бы падмазались ее калесы и все бы накатилась как па маслецу а атец твой надеился пакамист што все ища авость разоидетца и поедит как следуит но лишь только ана павернула за угол мой милый калеса расстроились и пакатились благим матом под гору всамый оврак так што ужь просто надыбна была махнуть рукой и сказать што почитай што все прапало а все ж таки дохтур ухватился за аглобли и придержал дугу да уж поздно ничаво ни памагло и ана проехала последную заставу вполовине шестова часу вечера и вот такимто манером сын мой она соверишла свой последний путь слишком преждевреминно и скоро кприскорбию твоево атца и ето говорит дохтур произошло аттаво што она черизчур мала взяла багажу на дорогу хаша кибитка была здаравенная отец твой гаварит шта если ты придеш и навестиш мена Сэмми так евто будит ему оченно приятно и ты сделаеш мне большое адалжение потому шта я таперича совсем уж адинок Самуэль друг ты мой любезный P. S. Он велел мне еще праписать шта авось па такому важному делу старшина атпустит тебя патаму шта нам нужно таперича або многом переговорить и уж я наверно знаю Сэмми шта он атпустит честнеишая душа и он приказывает тебе сказать ему старшине то твоему нижайшее почтение ат нево засим желаю тебе всякова благополучия Сэмми и остаюсь на всегда любящий тебя отец.
Тони Уэллер».
— Что это за дребедень! — воскликнул Самуэль, прочитав это хитрое и несколько запутанное письмо.
— Кто это к вам пишет, мистер Уэллер? — спросила Мери.
— Отец, должно быть, только ведь вот тут несколько раз говорится о нем в третьем липе. И почерк вовсе не его.
— A подпись?
— Ну да, подписался-то он сам, — отвечал Самуэль, взглянув еще раз на конец письма.
— Так знаете что, мистер Уэллер? — подхватила догадливая девушка. — Он упросил кого-нибудь сочинить это письмо вместо себя, а сам только подписался.
— A вот посмотрим, — отвечал Самуэль, пробегая еще раз длинное послание и приостанавливаясь, для необходимых соображений, на некоторых местах. — Так, так, ты угадала, Мери. Джентльмен, писавший эту грамоту, рассказывал сам от себя все, что относилось к моей мачехе, а отец мой, должно быть, смотрел ему через плечо и перепутал все собственными дополнениями. Иначе тут и быть не могло. Какая ты разумница, Мери!
Разрешив таким образом, при содействии молодой девушки, эту трудную задачу, мистер Уэллер снова прочитал письмо и получил на этот раз ясное и отчетливое понятие о его содержании, сделал задумчивую мину, испустил глубокий вздох и сказал:
