Жены и дочери. Мэри Бартон [сборник 2023] - Элизабет Гаскелл
— Мистер Гибсон, будь это ложь, я бы о ней и не заикнулась; слухи стихли бы сами собой.
— И все же это неправда! — упрямо повторил мистер Гибсон, отпуская руку, которую стиснул в изъявление благодарности.
Мисс Браунинг качнула головой.
— Я всегда буду любить Молли в память о ее матери, — сказала она. Для мисс Браунинг, с ее бескомпромиссной благопристойностью, то был нелегкий шаг. Впрочем, отец Молли его не оценил:
— Я бы предпочел, чтобы вы любили ее ради нее самой. Она не совершила ничего постыдного. Я немедленно вернусь домой и установлю истину.
— Не ждите, что бедная девушка, которую уже заставили прибегнуть к обману, добровольно выложит вам всю правду, — изрекла мисс Браунинг в ответ на его последние слова. Хорошо, что ей хватило благоразумия произнести эту фразу уже после того, как мистер Гибсон вышел.
Глава 48
Без вины виноватая
Низко наклонив голову, будто в лицо ему бил сильный ветер, хотя в воздухе не чувствовалось ни дуновения, мистер Гибсон стремительно шагал к дому. Он позвонил у двери, чего обычно никогда не делал. Открыла Мария.
— Ступай, скажи мисс Молли, что ее ждут в столовой. Не говори, кто именно.
В тоне мистера Гибсона было нечто такое, что заставило Марию повиноваться беспрекословно и оставить без ответа удивленный вопрос Молли:
— Меня ждут? Но кто, Мария?
Мистер Гибсон прошел в гостиную и закрыл за собой дверь, чтобы хоть миг побыть в одиночестве. Он подошел к каминной полке, оперся на нее, опустил голову на руки и попытался умерить биение сердца.
Дверь отворилась. Он понял, что это Молли, еще до того, как услышал ее удивленный голос:
— Папа!
— Тсс! — оборвал он, стремительно обернувшись. — Закрой дверь. Подойди ближе.
Она подошла, гадая, что могло произойти. Мысли ее немедленно обратились к семейству Хэмли.
— Что-то с Осборном? — спросила она, задохнувшись. Волнение мешало мистеру Гибсону судить хладнокровно — в противном случае эти три слова немало бы его утешили.
Однако, вместо того чтобы искать утешения в косвенных уликах, он произнес:
— Молли, что я слышу? Что ты тайно сообщаешься с мистером Престоном — видишься с ним в укромных местах, исподтишка обмениваешься с ним письмами?
Несмотря на то что он обещал себе ничему этому не верить, да в душе и действительно не верил, голос его прозвучал строго и сурово, лицо было бледным и угрюмым, а во взгляде, устремленном на Молли, читался настойчивый вопрос. Молли задрожала с ног до головы, однако не уклонилась от его испытующего взгляда. Заговорила она не сразу, но лишь миг ушел у нее на то, чтобы напомнить себе, каковы ее обязательства перед Синтией. Пауза была совсем короткой, однако для того, кто ждал негодующего взрыва отрицаний, она растянулась на долгие минуты. Молли приблизилась, отец схватил ее за руки чуть выше запястий; действие это было безотчетным, но по мере того, как нарастало его нетерпение, его кисти, словно тиски, сжимались все крепче, пока она непроизвольно не вскрикнула от боли. Тогда он разжал ладони; она взглянула на следы, оставшиеся на нежной плоти, и глаза ее наполнились слезами при мысли о том, что он, ее отец, мог так с ней обойтись. В тот момент ей казалось более странным, что он мог причинить своей дочери телесную боль, а не то, что он все же узнал правду — пусть и в преувеличенном виде. Жестом ребенка она протянула к нему руку, но ожидаемой жалости не получила.
— Пф! — сказал он, глянув на покрасневшую кожу. — Это пустяк, пустяк. Ответь мне. Ты… встречалась с этим человеком наедине?
— Да, папа, встречалась. Но в этом не было ничего дурного.
Он опустился на стул.
— «Дурного»! — повторил он горько. — Ничего дурного? Что же, мне придется это как-то вынести. Матери твоей нет в живых. Это единственное утешение. Так, значит, это правда? А я-то не поверил, совсем не поверил. Посмеялся над ними втайне за легковерие, а оказалось, что слишком доверчив как раз я!
— Папа, я не могу рассказать тебе все. Это не моя тайна, в противном случае я бы давно тебе открылась. Ты когда-нибудь еще пожалеешь… Скажи, разве я когда-нибудь тебя обманывала?
Она попыталась взять его за руку, но он надежно упрятал их в карманы, не отрывая глаз от узора на ковре.
— Папа, — повторила она умоляющим тоном, — я когда-нибудь тебя обманывала?
— Откуда мне знать? Все это я узнал из городских пересудов. Не представляю, что еще может выйти на свет!
— «Городских пересудов»! — с отчаянием повторила Молли. — Но какое городу до этого дело?
— Город не устоит перед искушением смешать с грязью имя девушки, которая пренебрегает элементарными правилами приличия и благопристойности.
— Папа, почему ты так суров? Я пренебрегла правилами приличия? Я сейчас скажу, что именно я совершила. Сперва я встретила мистера Престона случайно, в тот вечер, когда ты высадил меня на Кростонской пустоши, и в тот день с ним было еще одно лицо. Я встречалась с ним еще раз, на сей раз по сговору, в парке Тауэрс, и в этот раз мы были вдвоем. Вот и все, папа. Ты должен мне поверить. Больше я ничего не могу объяснить. Просто поверь мне.
Он не мог не смягчиться от этой речи — столько правдивости было в тоне его дочери. Однако минуту-другую он не шевелился и не говорил. Потом поднял на нее глаза — впервые с тех пор, как она признала, что, по крайней мере с внешней стороны, пятнающие ее слухи правдивы. Она страшно побледнела, однако на ее лице лежал отпечаток той последней искренности, которая является перед смертью, когда истинное выражение более не искажено сиюминутными масками.
— А письма? — спросил он, будто ему стыдно было допытываться далее.
— Я передала ему одно письмо, написанное до последнего слова не мною, — я даже полагаю, что это был просто конверт без всяких посланий внутри. Передача этого письма и два упомянутых мною разговора — ими и ограничивается все мое общение с мистером Престоном. О папа! Что же они такого наговорили, что смогли тебя так огорчить?
— Не важно. Того, что ты натворила, Молли, достаточно, чтобы начались пересуды, — так уж устроен мир. Ты
