Патрик Уайт - Женская рука
— Ну разве это, мягко говоря, не сумасбродство? — заявила она. — Мы же в июле собираемся в Кэрнс. И потом, осенью в горах, наверно, тоскливо. Да и не припомню, чтоб кто-нибудь останавливался во «Дворце Кэрауонг». А, одну вспомнила… машинистку… правда, вполне приличная девушка.
— Так или иначе, дело сделано, — сказал Хэролд. — В четверг мы уезжаем.
Когда они возвратятся из «Кэрауонга», до отъезда в Кэрнс останутся считанные недели.
«Дворец Кэрауонг» был нелепейшей причудой и, построенный на манер замка, разорил своего владельца. Предприимчивые дельцы расширили замок, пристроив два более практичных крыла, не соответствующие ландшафту, и понаставили кругом беседок среди вечнозеленого кустарника, пытаясь его укротить. Кое-кто постоянно приезжал сюда весной — накоротке повосхищаться рододендронами — или осенью, когда слепят великолепием красок пылающие клены. Но такие любители были слишком малочисленны и скромны, чтобы принимать их всерьез: приезжали на медовый месяц новобрачные, за едой не сводили глаз друг с друга, безмолвно набирались сил для новой схватки; молоденькие машинистки (эти, пожалуй, были самыми подходящими постояльцами) усаживались на позолоченные стульчики в зале для танцев, меж тем деловые люди расхаживали взад-вперед, скованные своими вечерними костюмами, а иностранцы — этих хватало всюду — горевали по Вене и Будапешту и занимали все самые удобные кресла.
Ивлин в первый же вечер мгновенно поняла, как оплошал Хэролд.
— Что поделаешь, придется потерпеть, — вздохнула она. — Закроем глаза… заткнем уши… и будем наслаждаться обществом друг друга.
Она кинула на него один из тех оскорбительных взглядов, какие удавались ей иной раз, когда она чувствовала себя оскорбленной.
— По-твоему, там найдется хоть кто-то стоящий? — спросила она, когда они переодевались к обеду. — Должен же найтись хоть кто-то.
— Надеюсь, — сказал Хэролд.
Он натягивал слишком дорогие носки, которые продолжал покупать по привычке, а исхудавшие ноги ныли.
Когда уже собрались спускаться, Ивлин похлопала мужа по спине. Приятно было думать, что в зале, полном всякого сброда, Хэролд будет самым статным. Скромность помешала ей задержаться взглядом на своей спине под нежно-коричневым палантином из ондатры, переделанным из некогда весьма элегантного пальто; она лишь на ходу мельком глянула в зеркальную дверцу шкафа.
Внизу надо всем красовались оленьи рога, бархатная обивка уже повытерлась. Дыня оказалась ужасна. Подали какие-то щепки из рыбы, запеченные в опилках. Одолевать бараний хрящ Ивлин отказалась. Несколько пар новобрачных, проводящих здесь медовый месяц, доедали свои порции зефира и консервированных кружочков ананаса и выходили из оцепенения.
Но потом, в гостиной, за традиционной чашечкой кофе — бр-р, кофе-то растворимый! — Ивлин познакомилась со старой миссис Хаггарт, вдовой скотовода.
— Кофе восхитительный, — сказала миссис Хаггарт, вытягивая губы над чашкой.
— О да! — с улыбкой проскрежетала Ивлин.
Но старая дама оказалась простодушной.
Миссис Хаггарт была из числа пожилых австралийских дам, которые не в меру простодушны, особенно это сказывается в ее привычке выставлять напоказ свое богатство. Сразу видно, ее меховая пелерина — из колонка, прямо восторг, глаз не оторвать! Пожелтевшая под солнцем кожа миссис Хаггарт точь-в-точь как у ящерицы. Тонкий голос ее, словно испепеленный засухой, звучал немногим громче шепота и все на одной скучной ноте. Но она была добрая. Способна улыбаться самому грубому официанту, будто просила у него прощения. Старушка уж до того была добра, что даже удивительно, как она ухитрилась сохранить пелерину из колонка и «кадиллак».
— Мы всегда выезжали за город, — откашлявшись, поведала она Ивлин, — всегда, пока жив был муж… я даже и теперь выезжаю с Биллом… — Ивлин подумала, что вряд ли стала бы называть своего шофера просто «Билл», но миссис Хаггарт так демократична. — Мы ездим по окрестностям, ищем свежую капусту и вообще всякие овощи. Я очень люблю только что снятые овощи.
Это было необыкновенно, Ивлин слушала как завороженная. Она весело склонила голову набок и просто упивалась своей новой приятельницей.
— А вы разве нет? — с неожиданной горячностью спросила миссис Хаггарт.
— Да, конечно, овощи — это очень важно!
Восторженный взор Ивлин приковала нитка бриллиантов без всякой оправы, простодушно висящих на дряблой шее миссис Хаггарт.
Старая дама опустила глаза и, увидев собственное ожерелье, пересекавшее треугольный вырез бархатного платья, успокоилась.
Потом подняла голову и сказала:
— Муж не слишком любил овощи.
Ивлин ни с того ни с сего разозлилась.
— У нас с Хэролдом… с мужем вкусы более или менее совпадают, — сказала она. — А где… где же Хэролд?
Миссис Хаггарт перегнулась через ручку дивана и глянула на пол. Чуть не опрокинулась. Но удержалась. И тем самым явно вложила свою долю стараний в поиски.
— Может быть, он плохо себя почувствовал, — сказала она.
— Едва ли, — сказала Ивлин. — Хэролд никогда не хворает. Это по моей части.
Миссис Хаггарт все поглядывала на тощие руки Ивлин. Потом высказала уж вовсе чудовищное предположение — конечно же, старуха выжила из ума:
— Возможно, он ищет партнершу для танцев.
— Но тут танцуют только по субботам. Насколько я понимаю.
— По-моему, в «Кэрауонге» танцы каждый вечер, — сказала миссис Хаггарт, тусклый голос ее прозвучал чуть оживленней прежнего. — Каждый вечер, — повторила она. — Хотя наверно не скажу, не знаю, куда задевала рекламку.
И укуталась в пелерину из колонка.
— Когда-то мой муж… — едва слышно гнусавила она.
— А вот и он! — сказала Ивлин.
В ожидании чего-то неведомого ее проняла дрожь.
— Кто?
— Хэролд. Мой муж.
За толстыми стеклами очков миссис Хаггарт слабо замерцало вылинявшее любопытство: с чего это так разволновалась ее новая знакомая? Миссис Фезэкерли сидела на краешке дивана, дрожа как девчонка.
И вот миссис Хаггарт увидела ее супруга — из всех, кто был сейчас перед глазами, единственно достойного такой чести, — куда представительней многих, окажись он и в более избранном обществе, еще не слишком потрепанный жизнью, он неторопливо направлялся к ним. А миссис Фезэкерли махала ему рукой в золотых браслетах. Кажется, она сказала, это египетские.
— Вот видите, вы его не потеряли, — утешила миссис Хаггарт. — И, возможно, не потеряете. Разве что произойдет несчастный случай. Если несчастный случай подстроен, тут уж ничего не поделаешь.
Но миссис Фезэкерли не слушала или услышала предостаточно. На шее у нее напряглись жилы. Теперь, когда он уже заметил ее знаки и пробирался через толпу еврейских дам, она еще нетерпеливей подалась вперед, обхватила руками колени, шея побагровела.
Миссис Хаггарт была не из тех, кто предается удовольствиям, но приятно поглазеть на что-нибудь этакое.
— Я уже начала беспокоиться. Куда ты запропастился? — чересчур громко спросила Ивлин Фезэкерли.
— Никуда, — был ответ.
С удовольствием разглядывая Хэролда через большие круглые очки, миссис Хаггарт заметила, что он улыбается жене так, словно плохо ее помнит.
— Просто брожу тут, — сказал мистер Фезэкерли.
Забрел-то он недалеко. А почему не ушел дальше, постеснялся бы признаться. Неловко ему было и от девчоночьего нетерпенья Ивлин, когда она потянулась к нему с дивана, стараясь проникнуть в его мысли. Он защищался беспечностью, которую находил весьма удобной.
Этот отель должен был бы огорчать его, однако даже нравился. Он шел, и огромные телесного цвета розы приглушали его шаги. Он легко лавировал между позолоченными островками, где сидели, как на мели, машинистки, выжидательно складывая губки бантиком и перламутровыми ноготками поправляя волосы. Ничто не предвещало, что если и свалится кусок лепнины, которая с годами явно повыкрошилась, то роковой случай обрушит ее как раз на Хэролда.
Лишь оказавшись в саду, в совсем уж равнодушной, безликой тьме, среди густо растущих, более темных рододендронов и бесплотных голосов, Хэролд Фезэкерли забеспокоился. Нет, не совсем так. Почувствовал — вдруг ему здесь грозит опасность, а он не заслужил права об этом пожалеть. Не зря Ивлин не хотела ехать осенью в горы. Помимо всего прочего, стал пробирать туман.
Традиционные страсти любовников и те не могли согреть усыпанную преющими листьями землю или облагородить кусты, между которыми он шел к первозданным зарослям. А там, на краю, пожалуй, подстерегают открытия, к которым он конечно же не готов. Со стыдом он почувствовал, что исчез, должно быть, слишком надолго и жена, наверно, его заждалась. И он пошел назад, в гостиную, перешагивая через всех, кто лежал у него на пути.
