Жены и дочери. Мэри Бартон [сборник 2023] - Элизабет Гаскелл
Молли поднялась наверх переодеться для выхода; открыв один из ящиков комода, она увидела оставленный Синтией конверт, где лежали деньги, предназначенные для мистера Престона; он был аккуратно запечатан, будто письмо. Именно его Молли, вопреки доводам благоразумия, обещала доставить адресату — и тогда в этом деле окончательно будет поставлена точка. Молли с отвращением взяла конверт в руки. На какое-то время она вовсе о нем забыла, но вот он снова перед ней, и она обязана предпринять попытку от него избавиться. Она положила его в карман — мало ли что произойдет во время их прогулки, — и на сей раз фортуна, похоже, решила ей благоволить: едва они вошли в лавку Гринстеда, где, как обычно, находилось два-три посетителя — они, как всегда, держались кучкой, делали вид, что листают книги, или деловито вписывали названия новинок в бланки заказов, — как она увидела мистера Престона. Когда они вошли, тот поклонился. Этого он не мог избежать, однако, заметив Молли, он немедленно принял самый сумрачный и раздраженный вид. В его мыслях она была теперь связана с поражением и задетой гордостью, а главное, вызывала в памяти то, что он превыше всего прочего хотел теперь забыть, а именно твердое понимание, почерпнутое из прямых и честных слов Молли, той неприязни, с какой относится к нему Синтия. Если бы мисс Фиби успела заметить гримасу на его красивом лице, она, возможно, развеяла бы в прах все предположения своей сестры касательно мистера Престона и Молли. Однако мисс Фиби считала, что девичья честь не позволяет ей подойти, встать неподалеку от мистера Престона и разглядывать книжные полки в столь непосредственной близости от джентльмена, поэтому нашла себе какое-то занятие в другом конце лавки и углубилась в выбор писчей бумаги. Молли тискала в пальцах бесценный конверт, по-прежнему лежавший в кармане; решится ли она пересечь лавку, подойти к мистеру Престону и отдать послание? Пока она колебалась, набираясь храбрости и одергивая себя в самый последний момент, мисс Фиби, покончившая с покупками, обернулась и, бросив горестный взгляд на спину мистера Престона, шепотом обратилась к Молли:
— Может, сходим пока к Джонсону, а за книгами зайдем попозже?
И они отправились на другую сторону улицы, к Джонсону, но едва они вошли в мануфактурную лавку, как Молли принялась упрекать себя за трусость и за то, что упустила такую прекрасную возможность.
— Я сейчас вернусь, — сказала она, как только мисс Фиби углубилась в разглядывание товара.
Молли же, не глядя по сторонам, перебежала через дорогу обратно к Гринстеду; все это время она следила за дверью и знала, что мистер Престон оттуда не выходил. Молли вбежала внутрь; мистер Престон стоял у прилавка, беседуя с мистером Гринстедом; Молли, почти помимо собственной воли и к немалому его удивлению, вложила конверт ему в руку и, развернувшись, поспешила назад к мисс Фиби. В дверях лавки в этот момент стояла миссис Гудинаф — она замерла на пороге, уставившись на Молли круглыми глазами, которые за очками казались еще круглее и еще более похожими на совиные; она видела, как Молли Гибсон передала мистеру Престону письмо, он же, почувствовав на себе ее взгляд и отдавая дань привычке делать все втайне, быстро сунул конверт в карман, даже не вскрыв. Возможно, будь у него время подумать, он воспользовался бы возможностью окончательно опозорить Молли, вернув ей послание, которое она так настойчиво ему всучила.
Предстояло пережить еще один бесконечный вечер в обществе миссис Гибсон, однако на сей раз его скрашивало хоть одно приятное событие — обед, который занял не менее часа; одна из прихотей миссис Гибсон, которые вызывали у Молли душевную тоску, состояла в том, что трапеза должна быть обставлена с одинаковой торжественностью вне зависимости от того, сколько в ней участвует сотрапезников, двое или двадцать. А потому, хотя Молли прекрасно знала, и мачеха ее прекрасно знала, и даже Мария прекрасно знала, что ни миссис Гибсон, ни Молли не притронутся к десерту, он был водружен на стол с той же церемонностью, как если бы Синтия была дома — а она была очень охоча до изюма и миндаля — или как если бы дома был мистер Гибсон, который никогда не мог устоять против фиников, хотя и утверждал, что «людям их положения не по чину каждый день баловать себя десертом».
Сама же миссис Гибсон не преминула оправдаться перед Молли, точно в тех же выражениях, которыми часто оправдывалась перед мистером Гибсоном:
— Это никакое не излишество, да и есть сладкое нет никакой надобности лично я никогда не ем. Однако это выглядит благопристойно, да и Марии внушает понимание, из чего состоит повседневная жизнь любого благородного семейства.
Весь вечер мысли Молли блуждали в далеких далях, хотя ей и удавалось делать вид, что она внимательно слушает миссис Гибсон. Ее тревожил Осборн, его краткое, незавершенное признание, его болезненный вид; она гадала, скоро ли вернется Роджер, и жаждала его возвращения — как ради Осборна (это она отметила в своих мыслях), так и ради себя самой. Тут она одернула себя. Ничто не связывает ее с Роджером. С чего ей так жаждать его возвращения? Этого пристало желать Синтии, хотя, с другой стороны, он был для Молли таким верным другом, что она привыкла видеть в нем крепкую опору во все трудные времена, которые уже в тот вечер, по ее мнению, были не за порогом. Потом на первый план вышли мистер Престон и сегодняшнее маленькое приключение. Какой у него был разгневанный вид! Как могла Синтия так прельститься этим человеком, что попала в столь ужасную переделку, впрочем теперь это уже все в прошлом! Мысли и домыслы Молли бежали дальше, и
