Генри Джеймс - Повести и рассказы
— Дело в браваде. Он слишком азартен.
Перепуганная Сьюзен, тихонько охнув, зажала себе рот рукой. Такого леденящего страха она давно уже не испытывала: за объяснением Эми ей мерещились, по-видимому, Бог весть какие зловещие страсти. Эми же, несомненно, руководствовалась собственными соображениями. Поэтому очень скоро, спустя два дня, кузины расстались — впервые за все время жительства в Марре, — и опечаленная мисс Сьюзен на обратном пути со станции, сама не своя, с поникшей головой, одиноко преодолела крутой подъем и, взобравшись на холм, прошла под полуразрушенной аркой городских ворот, служивших некогда надежным бастионом.
Впрочем, окончательный итог предприятия был подведен только через месяц — жарким августовским вечером, когда кузины при тусклом свете звезд сидели друг против друга у себя в саду, обнесенном высокой стеной. Они вновь обрели способность (свойственную только женщинам) к непринужденному обмену мнениями, однако вот уже целых полчаса царило обоюдное молчание: мисс Сьюзен смиренно дожидалась пробуждения подруги. Мисс Эми повадилась в последнее время поминутно задремывать — словно наверстывала упущенное: она походила на выздоравливающую после затяжной лихорадки, когда той поручают щипать корпию, — занятие монотонное и необременительное, спешить некуда. Мисс Сьюзен не сводила глаз с лица подруги, смутно различимого в теплом сумраке. От былой размолвки не осталось и следа, выяснить предстояло немногое, и мисс Сьюзен вволю могла твердить себе, как хороша во сне ее подруга и каким пугалом покажется она сама, если ее застичь спящей. Мисс Сьюзен не терпелось узнать наконец всю подноготную: откладывать дальше было уже нельзя, но она кротко оберегала покой кузины, не желая ее тревожить. Раздумья, однако, точили ее неотступно — одни и те же, а сегодня неизвестность сделалась особенно невыносимой. Постоянная теперь сонливость мисс Эми представляла собой неразрешенную загадку. Три недели тому назад кузина столкнулась, по-видимому, с задачей, потребовавшей от нее усилия по меньшей мере героического, иначе как истолковать ту крайнюю степень изнеможения, с которым мисс Эми все еще не в состоянии была совладать? Следы глубочайшей усталости на ее лице бросились мисс Сьюзен в глаза тотчас по возвращении кузины домой: первоначально предполагалось, что поездка займет три дня, однако понадобилось целых десять, в продолжение которых никаких вестей о себе мисс Эми не подавала. Явилась Эми неожиданно, растрепанная, вся в пыли: добиться от нее ничего не удалось, кроме упоминания о том, что провести в дороге ей пришлось всю ночь. Мисс Сьюзен гордилась тем, что сумела сохранить невозмутимость и соблюсти все правила игры, хотя и в высшей степени мучительные. Она не сомневалась, что Эми побывала на континенте и, вспоминая собственные треволнения, связанные с переездами страхи, которые улеглись лишь недавно, искренне преклонялась перед отвагой и выносливостью кузины, ведь той, несмотря на разные жизненные переделки, путешествовать сроду не доводилось. Настал час, когда Эми Фраш должна была назвать испробованное ею спасительное средство. А что оно и в самом деле оказалось спасительным, двух мнений быть не могло: за истекшие недели Сьюзен наглядно убедилась в желаемом результате. В отличие от принесенной ею жертвы, лекарство мисс Эми возымело безотказное действие. Похоже, Эми молчала только потому, что желала услышать подтверждение из уст самой подруги. С этим Сьюзен не мешкала: очнувшись, Эми увидела обращенный к ней взгляд кузины и все прочитала в ее глазах.
— Эми, в чем же состоял твой план?
— Мой план? Да неужели ты еще не догадалась?
— Где уж мне? — вздохнула Сьюзен. — Ты ведь гораздо, гораздо проницательнее меня.
Эми не возражала, напротив, кротким молчанием дала понять, что совершенно с ней согласна; так оно и есть на самом деле, однако разница эта теперь особого значения не имеет.
— Мое средство, считай, пошло на благо нам обеим — разве не так? Мы с тобой точно близнецы. Во всяком случае, что касается меня, я теперь свободна.
— Слава Тебе, Господи! — Благочестивая мисс Сьюзен перекрестилась. — Я тоже.
— Ты уверена?
— Думаю, что да.
— А почему?
— Да как тебе сказать, — замялась мисс Сьюзен. — Откуда взялась уверенность у тебя?
Эми тоже не сразу нашлась с ответом.
— Знаешь, я, наверное, вряд ли смогу тебе это объяснить… Готова только поклясться, что с Катбертом мы больше не увидимся.
— Тогда позволь и мне обойтись без подробностей. За эти полчаса я вдруг ощутила, как во мне нарастает чувство невероятного облегчения. Это так отрадно, что больше ничего другого и не надо, верно?
— Ровным счетом ничего! — В окнах, выходивших на садовую лужайку, слабо мерцал зажженный свет: громада дома смутно вырисовывалась в окружающей тьме — и кузины, движимые привычным побуждением, устремили на него влюбленный взгляд. Да, в благополучном исходе сомневаться не приходилось. — Ты права: ничего другого нам ровным счетом не надо! — повторила Эми. — Мы с тобой теперь одни.
Сьюзен, изящно вскинув лорнет, еще раз обвела взглядом их приют, надежно защищенный от нежелательного вторжения.
— Да, Катберт больше не явится… А все-таки, — настойчиво потребовала она, — признайся, что именно ты предприняла?
— Ах ты, глупышка! — Голос Эми звучал несколько странно. — Пора бы тебе сообразить… Я ездила в Париж.
— В Париж?! Зачем?
— Я поставила целью попытаться привезти с собой нечто такое, что не положено провозить. Воспрещено правилами… Очертя голову пойти на риск! — выложила свой секрет мисс Эми.
Мисс Сьюзен все еще ничего не понимала:
— Пойти на риск?
— Ну да! Проще говоря, натянуть таможенникам нос.
Только при этих словах в уме бедной мисс Сьюзен забрезжила смутная догадка:
— Ты хотела провезти контрабанду? В этом и состоял твой план?
— Его план, не мой… Никаких денег «для успокоения совести» Катберту не требовалось, совсем наоборот! — Мисс Эми вызывающе рассмеялась. — Он желал дерзостного поступка, проявления необузданной смелости — в духе старых времен, отчаянно рискованного предприятия… И я пошла ему навстречу.
Мисс Эми вскочила на ноги с торжествующим видом. Мисс Сьюзен безмолвно взирала на нее, не веря собственным ушам.
— И тебя тоже могли повесить?!
Мисс Эми обратила взор к далеким звездам:
— Ну, если бы я оказала сопротивление… Но до этого, к счастью, не дошло. Победа осталась за мной, — голос ее ликующе окреп, — победа полная и безоговорочная. Ради Катберта я бросила им вызов прямо в лицо — как перчатку. Уже в Дувре я решила: а, будь что будет! Но они так ничего и не заподозрили…
— Где же ты спрятала… э-э…
— У себя на груди.
По телу мисс Сьюзен пробежала дрожь. Она медленно выпрямилась — и кузины молча вгляделись друг другу в глаза.
— Оно… оно такое маленькое? — еле слышно пробормотала мисс Сьюзен.
— Достаточной величины для того, чтобы Катберт утешился и обрел покой, — ответила мисс Эми с некоторым неудовольствием. — Правда, выбор я сделала не сразу: пришлось вдоволь поломать голову над списком запрещенных товаров.
Список запрещенных товаров возник на мгновение перед умственным взором Сьюзен, и ее вдруг осенило:
— Томик Таухница?
Мисс Эми вновь устремила взор вдаль, к мерцающим августовским созвездиям:
— Меня вдохновлял дух покойного Катберта Фраша.
— И вдохновил выбрать Таухница? — не удержалась мисс Сьюзен.
Мисс Эми, промолчав, опустила глаза долу, и кузины медленно двинулись по садовой дорожке.
— Так или иначе, он удовлетворен вполне.
— Да, — задумчиво согласилась мисс Сьюзен. В голосе ее слышалась легкая зависть. — А тебе наконец посчастливилось провести целую неделю в Париже!
ПОДЛИННЫЕ ОБРАЗЦЫ
(рассказ)
1
«К вам какой-то джентльмен, сэр, а с ним леди», — доложила жена швейцара (входную дверь обычно открывала она), и я тотчас же вообразил себе, как не раз воображал в те дни, принимая желаемое за действительное, что кто-то пришел ко мне позировать для портрета. Мои посетители в самом деле намеревались позировать, но только не в том смысле, в каком мне хотелось. Правда, на первый взгляд ничто не давало повода сомневаться, что я имею дело с заказчиками. Джентльмена, мужчину лет пятидесяти, очень высокого роста и державшегося очень прямо, с тронутыми сединой усами и в изумительно сидевшем темно-сером пальто — усы и пальто я отметил профессионально (что вовсе не значит, будто я смотрю на людей глазами парикмахера или портного), — джентльмена с этой примечательной внешностью можно было бы даже принять за какую-нибудь знаменитость, если бы я не знал, что как раз знаменитости обычно ничем примечательным не выделяются. Мне не раз доводилось убеждаться в том, что в здании с импозантным фасадом далеко не всегда размещается важное учреждение. Эту парадоксальную истину я вспомнил еще раз, бросив взгляд на даму: она тоже обладала слишком характерным обликом, чтобы чем-то отличаться от простых смертных. Вряд ли кому-нибудь удавалось встретить человека, совмещающего в себе то и другое.