Итало Звево - Дряхлость
Эмилио прислонился к стене, и чем больше он ждал, тем сильнее становилась его надежда увидеть её этой ночью.
Чтобы приготовиться к встрече, он стал обдумывать слова, которые ей скажет. Они будут нежными. Почему нет? «Прощай, Анджолина. Я хотел спасти тебя, а ты посмеялась надо мной». Осмеянный ею, осмеянный Балли! Бессильная ярость наполнила его грудь. Наконец он опомнился, и вся эта ярость и волнение не причиняли уже ему такой боли, как первоначальное безразличие, явившееся пленником своего же существования и вызванное также подготовкой к боли, которую постарался дать Эмилио Балли. Нежные слова для Анджолины? Ну уж нет! Их должно быть мало, но они будут жесточайшими и холодными. «Я знал, что ты так и сделаешь. Ты меня совсем не удивила. Спроси у Балли. Прощай».
Эмилио зашагал по улице, чтобы успокоиться, потому что, думая об этих холодных словах, он почувствовал, что всё внутри него горит. Эти слова не обидят её так, как он хотел! Ими он обидит только самого себя. Брентани почувствовал головокружение. «Тогда убей себя, — подумал он, — ничего не говори». Огромный страх за самого себя его успокоил. «Было бы так же смешно убить и её», — сказал он себе, как будто его одолевали мысли об убийстве. Они его не одолевали, он просто развлекался, представляя себе, что отомстит Анджолине, убив её. Это была бы вендетта, которая помогла бы предать забвению всё то зло, начало которому Анджолина положюта. ТТотом он бы оплакивал её, и Эмилио охватило такое волнение, что он смахнул слёзы с глаз.
Эмилио также подумал, что в отношениях с Анджолиной должен был придерживаться той системы, что освоил Балли. И к этим своим двум врагам он должен был относиться в том же духе. Ей он скажет, что бросает её не по причине измены, которую он ожидал, а по причине её выбора ему в соперники этого мерзкого типа. Эмилио больше не хотел целовать её губы, так как их уже целовал этот продавец зонтов. Эмилио закрывал глаза, когда речь шла о Балли, Леарди или даже Сорниани, но продавец зонтов! В темноте Эмилио представил и изобразил гримасу брезгливости, с которой скажет ей эти слова.
Он подбирал разные слова, но при каждом его охватывал конвульсивный смех. Он будет говорить так всю ночь? Таким образом, необходимо сказать всё сразу.
Эмилио вспомнил, что, вероятно, Анджолина будет возвращаться домой со стороны улицы Романья. Своим быстрым шагом он ещё мог догнать её. Эмилио ещё обдумывал всё это, но, уже радостный, что смог принять решение, разрубившее мучавшие его сомнения, принялся бежать. Быстрые движения сначала принесли ему облегчение. Потом он замедлил свой бег, так как ему в голову пришла новая идея. Если Анджолина будет возвращаться домой вместе с продавцом зонтов с этой стороны, не будет ли лучше, чтобы встретить их, спуститься на улицу Фабио Северо со стороны Городского парка и идти по ней вниз к улице Романья? Бег не пугал его, и он сделал бы этот огромный круг, но в этот момент Эмилио показалось, что напротив кафе Фабрис прошла Анджолина, сопровождаемая Джулией и мужчиной, который, очевидно, был продавцом зонтов. С такого расстояния Эмилио смог увидеть лишь грациозно подпрыгивающую девушку, которая, видимо, хотела понравиться мужчине. Эмилио перестал бежать, потому что у него было достаточно времени, чтобы настичь их. Он смог даже без раздражения снова подумать о словах, которые сразу же ей скажет. Зачем во всём этом деле нужны частности и странные мысли? Это было обычное дело, и через несколько минут всё будет кончено самым простым образом.
Эмилио подошёл к крутому подъёму улицы Романья, не видя больше тех людей, что, видимо, уже прошли мимо. Он зашагал быстрее, и его вновь охватили сомнения. А если это была не Анджолина? И как ему бороться со своим же возбуждением, которое постоянно возрастало в течение всей этой ночи?
Хотя они теперь находились в нескольких шагах от Эмилио, в темноте он продолжал думать, что эти трое были теми, кого он искал. Поэтому наступил момент спокойствия. Так легко успокоиться, когда сразу можно перейти к действию!
Эта группа напоминала ту, которую описал Балли. Между двумя женщинами шёл толстый и коренастый мужчина. Он держал за руку ту, которая была, по предположению Эмилио, Анджолиной и которая шла теперь обычной походкой. Эмилио посмотрел ей в лицо спокойным и насмешливым взглядом, что готовил с таким трудом. Но он был очень удивлён, когда увидел незнакомое и очень худое лицо пожилой женщины.
Ошибка болезненного воображения. Эмилио не хотел оставлять так эту группу, на которую он возлагал столько надежд. Ему в голову пришла идея спросить у этих людей, не видели ли они Анджолину, и он уже подумал, каким образом её описать. И постыдился! Хватило бы и пары слов для того, чтобы им всё стало ясно. И Эмилио продолжил идти быстрым шагом, который то и дело переходил в бег. Он увидел впереди большой промежуток длинной дороги и вспомнил, что когда на неё поворачиваешь, то видишь другую, такую же длинную, а затем ещё одну. Этому нет конца! Но надо было определиться с направлением дальнейшего движения, и на несколько секунд Эмилио засомневался, будет ли Анджолина идти по этой дороге или по другой.
Он ещё раз подумал о словах, что скажет ей этой ночью или на следующее утро. С достоинством (с возрастанием возбуждения Эмилио всё представлял уже более спокойно) с достоинством он ей скажет, что для того, чтобы от него освободиться, ей хватило бы и слова, единственного слова. Не надо осмеивать его.
— Я сразу же ушёл бы от тебя. Не следовало лишать меня моего места, отдавая его продавцу зонтов.
Эмилио несколько раз повторил эту фразу, заменяя в ней некоторые слова и стараясь улучшить даже звучание своего голоса, который становился по мере его усилий ещё более насмешливым и режущим слух. Эмилио прекратил своё занятие лишь когда понял, что чем больше он подбирал выражения, тем больше его голос срывался на крик и даже завывал.
Чтобы не идти через густую грязь в центре улицы, Эмилио подался в сторону, стараясь идти по щебню, но на неровной земле он оступился и, чтобы не упасть, протянул руки к каменной стене, и ушиб их. Физическая боль его оживила и увеличила жажду вендетты. Он почувствовал себя осмеянным больше, чем когда-либо ещё, как будто эта боль стала очередным ударом по нему Анджолины. Эмилио вновь показалось, что она идёт вдали. Любой отблеск, тень, движение — всё принимало её форму и призрачное выражение, убегавшее от него. Он снова побежал, чтобы догнать её. Эмилио уже не был спокойным и готовым посмеяться над ней, как на улице Романья. На сей раз единственным его желанием было обойтись с ней грубо. К счастью, оказалось, что это не Анджолина, и бедолаге показалось, что всё неистовство, которому он собирался предаться, теперь обратилось против него же самого, перехватило у него дыхание и лишило всякой возможности думать и сдерживаться. Эмилио укусил свою руку, как сумасшедший.
Он оказался в конце своего длинного пути. Большой и уединённый дом Анджолины вновь показался ему казармой. Дом был весь закрыт и окутан тишиной, его белый фасад освещался луной. Могло показаться, что в этом доме никто не живёт.
Эмилио остановился, стараясь найти в себе аргументы, чтобы успокоиться. Увидев его, можно было легко подумать, что в этот вечер он пережил измену верной женщины. Эмилио посмотрел на свои поране-ные руки:
— Этих ран раньше не было, — подумал он.
Да, так она с ним ещё не обходилась. Возможно, вся эта печаль и горе предшествовали выздоровлению. Но Эмилио подумал с горечью:
— Если бы она была моей, я бы так не страдал.
Если бы он действительно сильно захотел, захотел энергично, то она была бы его. Эмилио был тем, кто пытался привнести в их отношения совершенство, и всё это закончилось тем, что он стал смешон даже в своих глазах.
Эмилио почувствовал себя обессиленным и разбитым. Он сам во всём был виноват. Не Анджолина, а именно он был человеком странным и больным. И это тягостное заключение привело его прямо к своему дому.
На этот вечер всё было кончено. И вглядевшись ещё раз в фигуру женщины, что снова напомнила Эмилио Анджолину, он нашёл в себе силы закрыть за собой дверь.
Эмилио зажёг свечу. Движения его были неспешными — он старался отсрочить, как только мог, момент, когда, не в силах что-либо делать, ляжет на свою постель и не сможет уснуть.
Ему показалось, что в комнате Амалии кто-то разговаривает. Сначала Эмилио подумал, что это галлюцинация. Это были не выкрики, а только как будто кто-то спокойно разговаривал. Эмилио прикрыл осторожно за собой дверь, и у него больше не осталось сомнений — Амалия с кем-то говорила:
— Да, да, это именно то, что я хочу, — сказала она спокойно и отчётливо.
Эмилио сходил быстро за свечой и вернулся. Амалия была одна. Разговаривала во сне. Она лежала на спине, подвернув одну из своих тонких рук под голову, а вторая лежала на постели вдоль неё. Эта бледная рука смотрелась на сером одеяле очень красиво. Как только на лицо Амалии упал свет свечи, она замолчала и стала тяжело дышать. Попыталась несколько раз сменить ту позу, что стала для неё такой неудобной.
