Уильям Коллинз - Новая Магдалина
Леди Джэнет вынула свою записную книжку.
— Дайте мне записать это имя, — сказала она, — я никогда не слышала о нем прежде и могу забыть. Продолжай, Джулиан.
Джулиан перешел ко второй выписке из письма консула:
«В таких обстоятельствах я мог только подождать, тюка узнаю в госпитале, когда больная оправится настолько, чтобы поговорить со мной. Прошло несколько недель, прежде чем я получил известие от докторов. Когда я приехал навести справки, мне сказали, что больная лежит в горячке и что эта бедная женщина находится попеременно то в бесчувственности, то в бреду. В минуты бреда имя ее тетки, леди Джэнет Рой, часто срывалось с ее губ. А вообще ее бред был по большей части совершенно непонятен людям, ухаживавшим за нею. Я думал, было, написать вам и просить вас поговорить с леди Джэнет. Но так как доктора сказали мне, что теперь нельзя решить, останется ли она жива или умрет, то я решился ждать до тех пор, пока время решит, надо ли беспокоит вас, или нет».
— Тебе это лучше известно, — сказала леди Джэнет. — Но признаюсь, я не вижу, в каком отношении я заинтересована в этой истории.
— Вот именно, что я хотел сказать, — прибавил Орас.
— Конечно, это очень грустно. Но нам какое до этого дело?
— Позвольте мне прочесть третье извлечение, — ответил Джулиан, — и вы увидите.
Он вернулся к третьему извлечению и прочел:
"Наконец я получил известие из госпиталя, что Мерси Мерик вне опасности и что она может (хотя еще очень слаба) отвечать на все вопросы, которые я сочту нужным предложить ей. По прибытии моем в госпиталь меня попросили к главному доктору в его комнату.
"Я считаю нужным, — сказал этот господин, — предупредить вас, прежде чем вы увидитесь с больной, чтобы вы очень осторожно говорили с ней и не раздражали ее, выказывая удивление или выражая сомнение, если она станет говорить с вами сумасбродно. Мы здесь не сходимся во мнениях насчет нее. Некоторые из нас (я сам в том числе) сомневаются, возвратится ли к ней рассудок с возвращением физических сил. Не называя ее сумасшедшей — она очень кротка и безвредна, — мы тем не менее придерживаемся того мнения, что она страдает помрачением рассудка. Помните мое предостережение, а теперь ступайте к ней и судите сами.
Я повиновался с некоторым недоумением и изумлением. Больная, когда я подошел к постели, была очень слаба и изнурена, но, насколько я мог судить, казалась в полном рассудке. Ее тон и обращение показывали образованную женщину. Объяснив ей в коротких выражениях, кто я, я уверил ее, что буду очень рад, и официально, и лично, если могу быть полезен ей. Говоря эти пустые слова, я назвал ее тем именем, которым было помечено ее белье. Как только слова: «мисс Мерик» сорвались с моих губ, дикое, мстительное выражение появилось в ее глазах.
— Не называйте меня этим ненавистным именем. Это не мое имя. Все здесь преследуют меня, называя Мерси Мерик. А когда я сердилась на них, они показывали мне мое платье. Не делайте этого, если желаете быть со мной в дружеских отношениях.
Помня, что доктор сказал мне, я извинился и постарался успокоить ее. Не возвращаясь к ее имени, так как этот предмет раздражал ее, я только спросил, в чем состояли ее планы, и уверил ее, что она может распоряжаться моими услугами, если они ей нужны.
— Для чего вам нужно знать мои планы? — спросила она подозрительно. Я напомнил ей, что я английский консул и что моя цель, если возможно, оказать ей помощь.
— Вы можете оказать мне величайшую помощь, — сказала она с жаром. — Отыщите Мерси Мерик!
Я увидел, что мстительное выражение вернулось в ее глаза и гневный румянец вспыхнул на ее бледных щеках. Удержавшись от выражения удивления, я спросил ее, кто эта Мерси Мерик.
— Гнусная женщина, по ее собственному признанию, — ответила она с живостью.
— Как я ее отыщу? — спросил я потом.
— Отыщите женщину в черном платье, с красным женевским крестом на плече, она сиделка во французском лазарете.
— Что она сделала?
— Я лишилась моих бумаг, я лишилась моего белья и платья. Мерси Мерик взяла их.
— Почему вы знаете, что их взяла Мерси Мерик?
— Никто другой не мог их взять — вот почему я это знаю. Верите вы мне или нет?
Она опять начала волноваться. Я уверил ее, что тотчас пошлю навести справки о Мерси Мерик. Она с удовольствием повернулась на изголовье.
— Вот какой вы добрый! — сказала она. — Вернитесь и скажите мне, когда вы ее поймаете.
Таково было мое первое свидание с больной англичанкой в мангеймском госпитале. Бесполезно говорить, что я сомневался в существовании отсутствующей женщины, названной сиделкой. Однако навести справки было можно, обратившись к врачу Игнациусу Вецелю, местопребывание которого было известно его друзьям в Мангейме. Я написал к нему и получил его ответ. После той ночной атаки, когда немцы овладели французской позицией, он вошел в домик, занимаемый французским лазаретом. Он нашел раненую француженку, оставленную там, но не видал сиделки в черном платье с красным крестом на плече. Единственная живая женщина, находившаяся там, была молодая англичанка в сером дорожном плаще, которая была остановлена на границе и опять отправлена в путь военным корреспондентом английской газеты".
— Это была Грэс, — сказала леди Джэнет.
— А корреспондент — я, — прибавил Орас.
— Еще несколько слов, — сказал Джулиан, — и вы поймете, для чего я прошу вас обратить на это внимание.
Он вернулся к письму в последний раз и заключил свои извлечения из него следующим:
"Вместо того, чтоб отправиться в госпиталь самому, я письменно сообщил о своей неудачной попытке найти пропавшую сиделку. Некоторое время после этого я ничего не слышал о больной женщине, которую я все же буду называть Мерси Мерик. Только вчера получил я новое приглашение посетить больную. Она в это время уже выздоровела и объявила о своем намерении вернуться в Англию. Главный доктор, чувствуя на себе некоторую ответственность, послал за мною. Вследствие различия мнений докторов о ее болезни, ее невозможно было удерживать на том основании, что ее нельзя выпустить на свободу. Можно было только дать мне знать и передать все дело в мои руки. Увидев ее во второй раз, я нашел ее угрюмой и сдержанной. Она прямо приписала недостатку моего усердия к ее интересам мою неудачу отыскать сиделку. Я, со своей стороны, не имел никакой власти удерживать се. Я мог только осведомиться, достаточно ли у нее денег на дорожные издержки. Из ответа я узнал, что капеллан госпиталя рассказал в городе о ее одиноком положении и что англичане собрали по подписке небольшую сумму, которая позволяла ей вернуться на родину. Успокоившись на этот счет, я спросил и о том, есть ли у нее в Англии друзья.
— У меня есть один друг, — ответила она, — который стоит множества других, — леди Джэнет Рой.
Вы можете представить мое удивление, когда я это услышал. Я подумал, что мои расспросы о том, как она познакомилась с вашей теткой, ожидает ли ее ваша тетка и т, д. были совершенно бесполезны. Мои вопросы, очевидно, оскорбляли ее. Она выслушивала их в угрюмом молчании. Поэтому, хорошо зная, что я могу безусловно положиться на ваше человеколюбие, сострадание к несчастным, я решил (после некоторых размышлений) обеспечить безопасность этой бедной женщины по приезде ее в Лондон, дав ей письмо к вам. Вы услышите, что она скажет, и лучше меня будете иметь возможность узнать, имеет ли она какие-нибудь права на знакомство с леди Джэнет Рой. Еще одно слово, которое может быть необходимо прибавить, и я закончу это необыкновенно длинное письмо. При первом свидании с ней я воздерживался, как уже говорил вам, раздражать ее расспросами об ее имени. Во второй раз, однако, я решился задать этот вопрос".
Читая эти последние слова, Джулиан заприметил внезапное движение со стороны тетки. Леди Джэнет тихо приподнялась со своего кресла и встала позади него для того, чтобы самой прочесть письмо консула через плечо племянника. Джулиан заприметил это движение как раз вовремя, чтоб помешать намерению леди Джэнет, и закрыл рукой последние две строчки письма.
— Для чего ты это делаешь? — Спросила его тетка.
— Извольте, леди Джэнет, читать сами окончание письма, — ответил Джулиан. — Но прежде чем вы это сделаете, я желаю приготовить вас к очень странному сообщению. Успокойтесь и позвольте мне читать медленно, а сами смотрите на меня, пока я не открою последних двух слов, заключающих письмо моего приятеля.
Он прочел конец письма, вот что в нем говорилось:
"Я прямо посмотрел в лицо этой женщины и сказал ей:
— Вы отказываетесь от имени, которым помечено белье, бывшее на вас, когда вас привезли сюда. Если вы не Мерси Мерик, то кто же вы?
