Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля

Но все эти крики оказались бесполезными; это были последние попытки противостоять воле жены, чье влияние на его приближенных уже одержало верх над его собственным и которая теперь властно сказала ему, что он должен предоставить управление всеми домашними делами ей, знающей лучше, чем он, чего требуют его честь и выгода. Затем она приказала приготовить припарку для глаза коммодора, которая и была приложена, после чего его поручили заботам Пайпса, водившего его по дому, как слепого медведя, рычащего в поисках добычи, в то время как его энергическая спутница жизни приводила в исполнение все детали плана, ею задуманного; и кончилось тем, что, когда зрение вернулось к нему, он оказался чужим человеком в своем собственном доме.

Глава X

Эти новшества были введены не без громких протестов с его стороны, и немало любопытных диалогов происходило между ним и его спутницей жизни, которая всегда одерживала победу в споре, так что физиономия его постепенно вытягивалась; он начал подавлять, а затем и вовсе задушил в себе раздражение; страх перед высшим авторитетом явно отражался на его лице, и не прошло трех месяцев, как он уже превратился в примерного супруга. Впрочем, его упрямство было только преодолено, но не уничтожено; в иных случаях он оставался таким же непреклонным и упрямым, как и прежде; но он не смел открыто сопротивляться и подчинился необходимости пассивно выражать негодование. Так, например, миссис Траньон пожелала купить карету и шестерку лошадей, ибо она не могла ездить верхом, а карета, запряженная парой, не подходила для особы ее звания. Коммодор, зная, что он слабее ее в словесном состязании, не счел нужным оспаривать это предложение, но остался глух к ее увещаниям, хотя они были подкреплены всеми доводами, какие могли, по ее мнению, умиротворить его, устрашить, пристыдить или выманить у него согласие. Тщетно твердила она о том, что безграничная любовь, которую она питала к нему, заслуживает ответной нежности и предупредительности; он не внял даже грозным намекам, брошенным ею касательно гнева обиженной женщины, и устоял, словно неприступный бастион, против всех рассуждений о чести и позоре. Не был он также поколеблен непристойными и недобрыми попреками, даже когда она обвинила его в корыстолюбии и напомнила ему о богатстве и почете, приобретенных им благодаря женитьбе, но, казалось, он ушел в себя, как черепаха, которая в случае нападения съеживается в своем щите, и безмолвно выносил бич ее укоров, словно не чувствуя боли.

Впрочем, со дня ее свадьбы это был единственный раз, когда она не достигла цели, а так как она решительно не могла примириться с неудачей, то и пыталась придумать какой-нибудь новый план, с помощью которого могла бы упрочить свое влияние и авторитет. То, в чем отказывала ей изобретательность, было достигнуто благодаря случаю, ибо не успела она прожить и четырех месяцев в крепости, как начались у нее частые приступы тошноты и рвоты, груди стали твердыми, а живот заметно выпятился; короче говоря, она поздравила себя с симптомами своей плодовитости, а коммодор пришел в восторг от перспективы иметь наследника, зачатого от него.

Она понимала, что это было самое подходящее время для восстановления ее суверенитета, и в соответствии с этим использовала те средства, какие природа предоставила в ее распоряжение. Не было ни одного редкого предмета обстановки и ни одного украшения, которых она бы не пожелала; а однажды, отправившись в церковь и увидев подъезжающий экипаж леди Стэйтли, она вдруг упала в обморок. Ее муж, чье тщеславие никогда еще не получало такого удовлетворения, как теперь, ибо его посев обещал жатву, — тотчас забил тревогу и для предотвращения подобных припадков, которые могли привести к последствиям, роковым для его надежды, дал ей разрешение заказать карету, лошадей и ливреи по ее собственному выбору.

Получив это полномочие, она в скором времени явила такой образчик вкуса и великолепия, что вызвала толки во всей округе и заставила затрепетать сердце Траньона, ибо он не видел пределов ее расточительности, которая проявилась также в самых неумеренных расходах на приготовления к родам.

Ее гордость, которая до сей поры сосредоточивалась на представителе рода ее отца, нынче как будто утратила всякое уважение к порядку наследования и побуждала ее затмить и унизить старшую ветвь рода Она обращалась с миссис Пикль с какою-то учтивой сдержанностью, и соревнование в величии немедленно возникло между золовкой и невесткой. Она ежедневно оповещала о своей знатности весь приход, прогуливаясь в карете якобы с целью подышать воздухом, и старалась расширить круг своих знакомых среди людей светских. Такое предприятие отнюдь не было связано с большими затруднениями, ибо все те, кто имеет возможность вести соответствующий образ жизни, всегда найдут доступ в так называемое лучшее общество и будут пользоваться репутацией, отвечающей их собственной оценке, причем их претензии не вызовут ни малейших: сомнений. Делая визиты и принимая гостей, она пользовалась каждым удобным случаем, чтобы заявить о своем состоянии, утверждая, что врачи запретили ей есть такое-то соление, а такое-то блюдо — яд для женщины в ее положении; мало того, там, где ее принимали запросто, она корчила гримасы, жалуясь, что шалунишка начинает буянить, и вертелась, принимая странные позы, словно ей причиняла ужасное беспокойство резвость этого будущего Траньона.

Да и сам супруг отнюдь не проявлял той сдержанности, какой можно было бы ждать. В клубе он частенько упоминал об этом доказательстве своей мощи как о завидном достижении для человека пятидесяти пяти лет, и подтверждал мнение о своей мощи, стискивая с удвоенной энергией руку трактирщика, после чего всегда следовало признание его недюжинной силы. Когда его приятели пили за здоровье Hans en kelder, или Джека в погребе, он принимал весьма самодовольный вид и выражал намерение послать мальчишку на морскую службу, как только тот в состоянии будет носить ружье, и надеялся еще при жизни увидеть его офицером.

Эта надежда помогала ему мириться с чрезвычайными расходами, на которые его обрекла расточительность жены, в особенности когда он размышлял, что потаканье ее мотовству ограничено сроком в девять месяцев, а большая часть этого срока к тому времени уже истекала. Однако, несмотря на такую его философическую покорность, ее фантазия взмывала иной раз на столь нелепые и недопустимые вершины наглости и глупости, что спокойствие духа покидало его, и он не мог втайне не пожелать, чтобы гордость ее была наказана крушением сладчайших ее надежд, даже если бы сам он оказался главным страдающим лицом в результате такого разочарования. Впрочем, это были только мысли, вызванныевременным отвращением, которые угасали так же внезапно, как возникали, и никогда не причиняли ни малейшего беспокойства особе, внушавшей их, ибо он заботился о том, чтобы старательно скрывать их от нее.

Тем временем она благополучно приближаюсь к концу срока, определенного ее вычислениями, в надежде на счастливый исход; дни, по ее расчетам, истекли, и вот среди ночи у нее обнаружились симптомы, которые, казалось, предвещали наступление критического момента. Коммодор вскочил с большой поспешностью и потребовал акушерку, уже несколько дней проживавшую в доме. Тотчас же были созваны кумушки, и все предались сладким надеждам, но родовые схватки постепенно прекратились, и, по мудрому замечанию матрон, это была ложная тревога.

Спустя две ночи они получили вторичное уведомление, а так как талия ее заметно уменьшилась, то полагали, что все идет прекрасно. Однако этот приступ оказался не более решающим, чем первый; муки прекратились вопреки всем ее стараниям усилить их, и добрые кумушки разошлись по домам в ожидании третьей и заключительной схватки, намекая на всем известное изречение, что «число три всегда приносит счастье». Но на сей раз это изречение оказалось несостоятельным: следующий сигнал был таким же ложным, как и первые, и вдобавок сопровождался феноменом странным и необъяснимым. Это было не что иное, как уменьшение миссис Траньон в объеме, чего следовало ждать после рождения вполне доношенного ребенка. Пораженные таким непонятным событием, они собрались на совет и, заключив, что этот случай является во всех отношениях странным и загадочным, выразили желание, чтобы немедленно был послан человек за врачом мужского пола, сведущим в акушерском искусстве.

Коммодор, не догадавшись о причине их замешательства, тотчас отдал это приказание Пайпсу, и менее чем через час они услышали диагноз врача, жившего по соседству, который смело заявил, что пациентка отнюдь не была беременна. Такое заявление было подобно громовому удару для мистера Траньона, который на протяжении восьми дней и восьми ночей неустанно ждал, что его назовут отцом.