Джон Стейнбек - Путешествие с Чарли в поисках Америки
– Хочу попасть в Эри, штат Пенсильвания.
– Отлично, – сказал он. – Карты свои выбросьте. Значит, поедете в обратную сторону, минуете два светофора и выедете на Эгг-стрит. По ней возьмете налево, и ярдов через двести будет поворот направо. Дальше улица все время петляет, и там увидите эстакаду, но на нее въезжать не надо. От эстакады налево улица пойдет дугой – вот так. Видите? Вот так. – Его рука описала кривую. – В том месте, где эта дуга выровняется, будет развилок. Три дороги. На углу той, что идет влево, высокий кирпичный дом, так вы туда не ездите, а поезжайте вправо. Ну, все запомнили? Можно дальше?
– А что тут не запомнить? – сказал я. – Проще простого.
– Ну, повторите. Не то заедете невесть куда.
От дуги я его уже не слушал.
– Знаете что, расскажите-ка мне еще раз, – попросил я.
– Так я и думал. Поедете в обратную сторону, минуйте два светофора. По Эгг-стрит налево, а через двести ярдов крутой поворот направо. По той улице, что все время петляет, доедете до виадука, но на него не поднимайтесь.
– Ну, теперь мне все ясно, – быстро проговорил я. – Большое вам спасибо.
– Вот тебе на! – сказал он. – Я вас еще из города не успел выпроводить.
Из города он меня в конце концов выпроводил, и если б я мог запомнить его объяснения да еще последовать им, то по сравнению с этим путем Критский лабиринт показался бы мне прямым проспектом. Выполнив свой долг, приняв мою благодарность, он вылез из машины и громко хлопнул дверцей, но вечное мое малодушие (а что обо мне подумают?) вынудило меня все же поехать в обратную сторону, так как я знал, что этот человек следит за мной из окна. Я проехал два квартала и кое-как выбрался на шоссе №104, уже не разбираясь, большое там движение или нет.
Ниагарский водопад очень мил… Похоже на сильно увеличенную рекламу на Таймс-сквер. Я очень доволен, что побывал там, так как отныне на вопрос: «Видели ли вы Ниагарский водопад?» – смогу ответить «да» и впервые в жизни не покривлю душой.
Я сказал своему советчику, будто еду в город Эри, штат Пенсильвания, и действительно попал туда, хотя у меня этого и в мыслях не было. По моему плану мне предстояло пересечь провинцию Онтарио в самом узком ее месте, миновав не только Эри, но и Кливленд, и Толидо.
На основании долгого опыта я пришел к выводу, что мне люб всякий народ и ненавистно всякое правительство, и нигде мой природный анархизм не дает себя знать с такой силой, как на границах между государствами, когда приходится сталкиваться с добросовестными и расторопными чиновниками, которые по долгу службы ведают иммиграционными и таможенными делами. Контрабандой я в жизни своей не занимался. Почему же тогда близость таможни всякий раз рождает во мне какое-то тревожное чувство вины? Я проехал по высокому мосту, уплатив пошлину за проезд, преодолел нейтральную зону и подкатил к тому месту, где полосато-звездное знамя бок о бок соседствует с государственным флагом Соединенного Королевства. Канадцы были очень любезны. Поинтересовались, куда я еду и надолго ли, осмотрели Росинанта весьма поверхностно и наконец занялись Чарли.
– А свидетельство о прививке против бешенства у вас есть?
– Нет, нету. Видите ли, мой пес старый. Прививку ему, конечно, делали, но очень давно.
К нам подошел еще один таможенник.
– Тогда мы не советуем вам переезжать с ним через границу.
– Но я проеду Канаду только самым краешком и снова вернусь в Соединенные Штаты.
– Мы все прекрасно понимаем, – ласково убеждали они меня. – В Канаду вы со своей собакой проедете, а обратно ее не впустят.
– Но сейчас-то я нахожусь на американской территории и прививки с меня никто не требует.
– Потребуют, если ваш пес переедет границу и захочет попасть обратно.
– Ну хорошо. А где ему можно сделать прививку?
Этого они не знали. Мне предстояло повернуть назад по меньшей мере миль на двадцать, разыскать ветеринара, сделать Чарли прививку и возвратиться обратно. Заездом в Канаду я рассчитывал сберечь хоть немного времени, а такой поворот событий не только съедал сбереженные часы, но и хватал лишку.
– Поймите, пожалуйста, мы тут совершенно ни при чем, это постановление вашего правительства.
Вот, должно быть, почему я ненавижу власти – все, какие есть. Эти ссылки на постановления и на примечания к ним мелким шрифтом, за которые цепляются такие же мелкие людишки! И бороться не с чем, нет такой стены, по которой можно в отчаянии лупить кулаками. Я всецело одобряю прививки, уверен, что их надо проводить в обязательном порядке: бешенство – страшная вещь. Но в те минуты мне было ненавистно это правило, ненавистна всякая власть, диктующая нам разные постановления и законы. В данном случае важно было не то, сделана или не сделана прививка, а справка о ней. И так во всем: для власти клочок бумаги превыше фактов. Канадские таможенники оказались такими милыми людьми, я чувствовал их дружелюбие и готовность помочь. В те часы у них было затишье. Они напоили меня чаем, а моего пса угостили печеньем. Им, вероятно, и в самом деле было жалко, что мне придется ехать в Эри за какой-то бумажонкой. И я повернул вспять и проследовал к полосато-звездному знамени и к другому правительству. При выезде меня никто не остановил, но теперь шлагбаум был опущен.
– Вы американский гражданин?
– Да, сэр, вот мой паспорт.
– Имеете что предъявить?
– Я не переезжал границу.
– Справка на собаку о прививке против бешенства у вас есть?
– Он тоже не переезжал границу.
– Но вы едете из Канады?
– Я не был в Канаде.
В устремленных на меня глазах появился стальной отблеск, подозрение сдвинуло брови над ними в одну линию. Дело, видно, шло к тому, что времени у меня уйдет больше, чем только на посадку в город Эри.
– Пройдемте в помещение.
Этот приказ подействовал на меня, как стук в дверь, когда ждали гестапо. Гнев, паника и чувство вины – независимо от того, проштрафился ты в чем-нибудь или нет. Голос у меня стал скрипучий от благородного негодования, кое неминуемо настраивает оппонента на подозрительный лад.
– Будьте любезны пройти в помещение.
– Говорю вам, я не был в Канаде. Если б вы понаблюдали за мной, вы увидели бы, что я повернул обратно от границы.
– Сюда, пожалуйста, сэр. – Потом в телефонную трубку: – Нью-йоркский номерной знак. Такой-то и такой-то. Да. Пикап, с крытым кузовом. Да… собака. – И в мою сторону: – Какой породы ваша собака?
– Пудель.
– Пудель… Пудель, говорю. Бурый.
– Голубой, – сказал я.
– Бурый, о'кэй. Спасибо.
Хочется думать, что нотки сострадания в его голосе – вот, мол, святая простота! – мне только почудились.
– Они говорят, что вы не переезжали границу.
– То же самое говорил и я.
– Разрешите ваш паспорт.
– Зачем? Я же не выезжал из страны. И не собираюсь выезжать.
Тем не менее паспорт был подан. Он перелистал его, задержавшись на въездных и выездных визах, оставшихся от прежних моих путешествий. Внимательно рассмотрел мою фотографию, развернул желтый листок справки об оспопрививании, приколотый сзади к обложке. В самом низу последней страницы увидел полустертую карандашную запись – какие-то буквы и цифры.
– А это что такое?
– Не знаю. Дайте взгляну. Ах, это! Номер телефона.
– Почему он записан у вас в паспорте?
– Наверно, ничего другого под рукой не оказалось. Я даже не помню, чей это номер.
Теперь я был в полной его власти, и он знал это.
– Разве вам неизвестно, что марать паспорт запрещено законом?
– Я сотру.
– На паспортах никаких записей делать не разрешается. Не положено.
– Я больше не буду. Обещаю вам.
И мне захотелось пообещать ему, что я не буду ни лгать, ни красть, ни водиться с распутницами, не пожелаю жены ближнего своего и так далее, и тому подобное. Он закрыл мой паспорт и вернул его мне. Не сомневаюсь, что, наткнувшись на этот телефонный номер, он почувствовал облегчение. А то каково бы ему было – столько приложить трудов и не найти, к чему придраться, да еще в такой час, когда на границе затишье!
– Благодарю вас, сэр, – сказал я. – Теперь можно ехать?
Он милостиво махнул рукой:
– Езжайте.
И вот почему мне пришлось отправиться в Эри, штат Пенсильвания – все по милости этого Чарли. Я проехал высокий стальной мост и остановился уплатить пошлину. Караульный высунулся из окна.
– Трогайте! – крикнул он. – Угощаем.
– Не понимаю.
– Я видел, как вы туда недавно проехали. Собаку вашу тоже видел. И знал, что вы вернетесь.
– А что бы вам меня предупредить?
– Да ведь говоришь – не верят. Трогайте. В один конец пропускаем бесплатно.
Вот что значит иметь дело не с правительством, а с человеком. Правительство же так вас затуркает, так принизит, что вам придется немало поработать над восстановлением чувства собственного достоинства. Мы с Чарли остановились в тот вечер в роскошнейшем мотеле, в таком, что по карману только богачам, в чертоге пышном, где «золото и серебро, и слоновая кость, и обезьяны, и павлины», да еще и ресторан с подачей в номера. Я потребовал льду и содовой воды, разбавил содовой шотландское виски и повторил. Потом вызвал в номер официанта, заказал себе суп, бифштекс, для Чарли фунт сырого фарша и чаевых дал сверх всякой меры. А прежде чем уснуть, придумал много всего, что следовало сказать тому чинуше на границе, и некоторые мои реплики были просто потрясающи по находчивости и прямо-таки резали без ножа.