Френсис Фицджеральд - Последний магнат
— Сцена прощания Золушки, — язвительно ввернул Уайли. — Туфельку просят предъявить в компанию «Королевская обувь» по адресу Южный Бродвей, 812.
Стар перехватил Кэтлин в длинном верхнем холле, где среди выгороженного тяжелым шнуром пространства восседали пожилые смотрительницы, наблюдающие за входом в бальный зал.
— Это вы из-за меня? — спросил Стар.
— Мне все равно нужно идти. — Она вдруг добавила чуть ли не досадливо: — Со мной обращались так, будто я танцевала по меньшей мере с принцем Уэльским. Не сводили глаз. Один решил написать мой портрет, другой возжелал завтра со мной встретиться.
— Таково и мое желание, — негромко произнес Стар. — И оно намного сильнее, чем у того, кто вас пригласил.
— Вы так настойчивы, — проговорила она устало. — Я уехала из Англии, где мужчины только и знают, что навязывать свою волю. Думала, здесь будет иначе. Я не хочу с вами встречаться — неужели вам мало?
— Обычно этого достаточно, — согласился Стар. — Прошу, поверьте: я и без того выбит из колеи. Чувствую себя идиотом. Но я должен вас видеть, говорить с вами.
Она помолчала.
— Незачем чувствовать себя идиотом, вы для этого слишком хороши. Однако вы не можете не понимать.
— Понимать что?
— Вы же потеряли голову, выстроили вокруг меня замок из грез.
— Я готов был от вас отказаться. Пока не пришел сюда.
— Отказаться в мыслях — может быть. Но в первый же миг встречи я поняла: вы из тех, кого ко мне влечет помимо воли.
Она резко умолкла. Рядом прощались мужчина и женщина: «Передай ей привет, она такая прелесть, — щебетала дама, — и ты тоже лапочка, и вся семья чудо, и дети…» Стар не владел этим модным наречием. И не находил нужных слов.
— Вы совершенно правы, — только и сказал он, пока они шли к лифту.
— Неужели сознаетесь?
— Нет, конечно. Мне просто нравится ваша цельность, вы гармонично созданы — слова, походка, ваш облик в эту самую минуту… — Она чуть смягчилась, и в нем вновь зародилась надежда. — Завтра воскресенье. Обычно я в выходные работаю, но если вам интересен Голливуд, хотите здесь с кем-то встретиться или поговорить — я с удовольствием все устрою.
Они подошли клифту; двери открылись, но Кэтлин осталась на месте.
— А вы скромны, — заметила она. — Только и говорите что о студии и предлагаете прогуляться по Голливуду. Вы когда-нибудь бываете один?
— Завтра мне будет очень одиноко.
— Ах, бедняжка, жаль до слез. Перед ним готовы плясать чуть не все кинозвезды, а он выбирает меня.
Стар не сдержал улыбки — сам ведь подставился под удар.
Вновь открылись двери, Кэтлин сделала знак лифтеру подождать.
— Я слабая женщина. Если мы встретимся завтра, разве вы оставите меня в покое? Нет, разумеется. Сделаете только хуже, ничего хорошего не выйдет. Поэтому — вот мое решение: нет. И спасибо.
Она вошла в лифт, Стар шагнул за ней — оба улыбнулись. Лифт скользнул на два этажа вниз, в большой холл, пересеченный крест-накрест киосками и магазинчиками. В конце, сдерживаемая полицией, бурлила толпа, чьи-то головы и плечи норовили сунуться в проход. Кэтлин вздрогнула.
— Когда я пришла, на меня так странно смотрели. Будто злились, что я не знаменитость.
— Я знаю другой путь, — сказал Стар.
Они пробрались через закусочную, прошли по аллее — и очутились у автомобильной стоянки. Их окружала ясная и прохладная калифорнийская ночь, танец остался позади, и оба это почувствовали.
— Здесь жили знаменитости, — указал Стар. — Вон в тех бунгало — Джон Бэрримор и Пола Негри. А там, в высокой башне за дорогой, — Конни Талмадж.
— А сейчас тут кто-нибудь живет?
— Вместе со студиями все перебрались в пригороды… то есть в бывшие пригороды. Но и здесь я когда-то бывал счастлив.
Он не сказал, что там же, за дорогой, жила когда-то Минна с матерью.
— Сколько вам лет? — вдруг спросила Кэтлин.
— Едва помню. Скоро тридцать пять, видимо.
— Там, за столом, вас назвали юным гением.
— Меня так будут звать и в шестьдесят, — мрачно усмехнулся Стар. — Мы завтра увидимся? Вы придете?
— Увидимся. Где?
Вдруг оказалось, что встречаться негде. Кэтлин не хотела ни на частную вечеринку, ни за город, ни на пляж — хотя и посомневалась, — ни в модный ресторан. Стар понимал, что это не каприз, и со временем надеялся узнать причину. Если вдруг она дочь или сестра кого-то из знаменитостей, то ее могли попросить держаться дальше от публики.
Он предложил за ней заехать и уж тогда решить.
— Нет, не нужно, — ответила она. — Давайте здесь же, на этом месте.
Стар кивнул, указывая на арку, под которой они стояли.
Он помог Кэтлин сесть в автомобиль — за который щедрый перекупщик дал бы долларов восемьдесят — и поглядел вслед, когда машина, поскрипывая, отъехала. Толпа у входа разразилась криками при виде очередной знаменитости, и Стар постоял, раздумывая, стоит ли идти наверх прощаться.
Я, Сесилия, вновь рассказываю от своего имени. Стар в конце концов вернулся — чуть ли не в полчетвертого — и пригласил меня танцевать.
— Как дела? — спросил он, словно мы и не виделись утром. — Я тут выходил поговорить со знакомым, задержался.
Он хотел сохранить тайну — значит, встреча значила для него много.
— Прокатил его по окрестностям, — невинно продолжал он. — Даже не думал, что Голливуд так изменился.
— Неужели?
— Еще бы! Невозможно узнать. Сразу и не скажешь, в чем отличие, но изменился совершенно. Будто новый город на старом месте. — Он помолчал и добавил: — Я даже не представлял, насколько изменился.
— А что за знакомый? — отважилась поинтересоваться я.
— Старый приятель, — неопределенно ответил Стар. — Напоминание о былом.
Уайли по моей просьбе уже пытался незаметно расспросить о незнакомке. Увядшая звезда, завидев поблизости Уайли, оживилась и усадила его рядом. Нет, с девушкой она не знакома — приятельница каких-то друзей, даже пришедший с ней кавалер толком ничего не знал…
А теперь мы со Старом танцевали под чудесное «Я на качелях» Гленна Миллера. Толпа частично рассеялась, танцевать стало свободнее, однако зал выглядел безжизненным — более тусклым и одиноким, чем до ухода Кэтлин. Мне, как и Стару, казалось, что она унесла с собой все — включая пронзительную боль, не отпускавшую меня раньше, — оставив бальный зал опустелым и сонным. Все кончилось, и я просто танцевала с усталым человеком, который рассказывал мне, как изменился Лос-Анджелес.
На следующий день, после полудня, они встретились — два незнакомца в чужой стране. Ночь минула, исчезла и та женщина, которую он вел в танце: с террасы к Стару спустилась дымчатая розово-голубая шляпка с легкой вуалью. Стар тоже был не тот — в коричневом костюме с черным галстуком он выглядел более осязаемым, чем вчера в официальном смокинге или тогда, в ночь землетрясения, когда во тьме возникли лишь его лицо и голос.
Он первым узнал в ней ту, прежнюю: сливочная кожа на висках и волны переливчатых, неярко-каштановых волос все также напоминали Минну. И объятие, случись ему протянуть руку, было бы привычным — она уже была ему знакома: и мягкий пушок на затылке, и линия спины, и дыхание, и уголки глаз, и ткань платья.
— Вы ждали здесь всю ночь? — прошелестел тихий голос.
— Не сходил с места. Даже не пошевелился.
Впрочем, затруднение оставалось все то же — им некуда было идти.
— Не выпить ли чаю? — предложила Кэтлин. — Где-нибудь, где вас не знают.
— Можно подумать, что у кого-то из нас дурная репутация.
— И вправду, — засмеялась она.
— Поедем на берег. Я как-то был в ресторане, где за мной погнался дрессированный морской лев.
— Неужели он и чай готовит?
— Ну, он ведь дрессированный. И к тому же не говорящий — дрессировка так далеко не зашла. Что же вы все-таки пытаетесь скрыть?
— Наверное, будущее, — не сразу ответила она. Беспечно брошенные слова могли значить что угодно — или не значить ничего.
Пока Стар выруливал со стоянки, Кэтлин указала на свою машину:
— Ей здесь ничего не грозит?
— Как сказать. Тут постоянно рыщут подозрительные чернобородые иностранцы, сам видел.
— Правда? — тревожно взглянула на него Кэтлин и тут же увидела, что он улыбается. — Верю каждому вашему слову. У вас такое мягкое обхождение — не понимаю, почему вас боятся.
Она окинула его одобрительным взглядом, с тревогой отметив его бледность, еще более заметную под ярким солнцем.
— Вы много работаете? И по выходным — неужели всегда?
— Не всегда, — ответил Стар: вопрос ее, хоть и нейтральный, прозвучал искренне. — Когда-то у нас… у нас был дом с бассейном и прочими разностями, по воскресеньям приходили гости. Я играл в теннис и плавал. Но потом бросил.
— Почему? Вам полезно. Мне казалось, американцы не могут без плаванья.
