Чарльз Диккенс - Приключения Оливера Твиста. Повести и рассказы

— Грабежом! — мужественно ответил пират-подполковник.

Но его жена возразила:

— А если взрослые не захотят, чтобы их грабили?

— Тогда, — сказал подполковник, — они заплатят своей кровью.

— А если они не захотят, — возразила его жена, — и не станут платить ни своей кровью и ни еще чем-нибудь?

Наступило мрачное молчание.

— Так, значит, ты больше не любишь меня, Элис? — спросил подполковник.

— Редфорт! Я навеки твоя, — ответила его жена.

— Так, значит, ты больше не любишь меня, Нетти? — спросил пишущий эти строки.

— Тинклинг! Я навеки твоя, — ответила моя жена.

Мы все четверо расцеловались. Да не поймут меня превратно непостоянные сердца. Подполковник поцеловал свою жену, а я свою. Но ведь дважды два — четыре.

— Мы с Нетти обдумали наше положение, — печально промолвила Элис. — Со взрослыми нам не справиться. Они над нами смеются. Кроме того, они теперь все переделали по-своему. Вот, например, вчера крестили маленького братца Уильяма Тинклинга. И что же? Пришел ли на крестины хоть один король? Отвечай, Уильям.

Я сказал «нет»; разве только под видом двоюродного дедушки Чоппера.

— А королева пришла?

Насколько я знал, никакой королевы к нам не приходило. Возможно, королева сидела на кухне, но не думаю: прислуга, наверное, доложила бы про нее.

— А феи были?

— Ни одной феи я не видел.

— Помнится, мы думали, — сказала Элис с грустной улыбкой, — мы все четверо думали, что мисс Гриммер окажется злой волшебницей, придет на крестины с костылем и преподнесет ребенку зловещий подарок. — Было что-нибудь в этом роде? Отвечай, Уильям.

Я сказал, что мама потом говорила (и она действительно говорила), что подарок двоюродного дедушки Чоппера жалкая дешевка, но она не назвала этот подарок зловещим. Она сказала, что он жалкий, подержанный, подделка и что дедушка мог бы позволить себе купить что-нибудь подороже.

— Очевидно, это взрослые все так переделали по-своему, — сказала Элис. — Ведь мы-то не смогли бы, даже если бы хотели, а мы никогда бы не захотели. Или, может, мисс Гриммер все-таки злая волшебница, но не хочет вести себя так, как ей полагается, потому что взрослые ее отговорили. Но все равно, они нас поднимут на смех, скажи мы им только, чего мы ожидали.

— Тираны! — пробормотал пират-подполковник.

— Нет, Редфорт, — сказала Элис, — не надо так говорить. Не ругайся, Редфорт, а то они пожалуются папе.

— Пускай! — сказал подполковник. — Наплевать! Кто он такой, подумаешь!

Тут Тинклинг пустился в опасное предприятие — сделал замечание своему противозаконному другу, и тот согласился взять назад вышеупомянутые мрачные выражения.

— Что же нам остается делать? — продолжала Элис, как всегда, кротко и рассудительно. — Нам нужно воспитывать, нам нужно воображать по-новому, нам нужно ждать.

Подполковник стиснул зубы. Спереди у него не хватало четырех и еще куска от другого зуба, и его два раза таскали к злодею-дантисту, но подполковник убегал от своих конвоиров.

— Как это воспитывать? Как воображать по-новому? Как ждать?

— Воспитывать взрослых, — ответила Элис. — Мы расстанемся сегодня вечером. Да, Редфорт, — обратилась она к подполковнику, потому что он засучил рукава, — расстанемся сегодня вечером! И давайте во время будущих каникул — ведь они скоро начнутся — подумаем о том, как перевоспитать взрослых и показать им, какою должна быть жизнь. Давайте скроем свои мысли под видом романов. Ты, я и Нетти! Уильям Тинклинг пишет разборчивей и быстрее всех, поэтому он перепишет наши сочинения. Согласны?

Подполковник хмуро ответил:

— Ничего не имею против. — Потом спросил: — А как насчет воображания?

— Мы будем воображать, — сказала Элис, — что мы дети; мы не будем воображать себя взрослыми, — ведь они должны нам помогать, а не хотят и совсем нас не понимают.

Подполковник, все еще очень недовольный, проворчал:

— А как насчет ожидания?

— Мы будем ждать, — сказала маленькая Элис, взяв за руку Нетти и глядя на небо, — мы будем ждать, верные и постоянные до гроба, пока жизнь не изменится, да так, что все нам будут помогать и никто не станет над нами смеяться, а феи вернутся. Мы будем ждать, верные и постоянные до гроба, пока нам не исполнится восемьдесят, девяносто или сто лет. А тогда феи пошлют детей и нам, и мы поможем им, прелестным бедняжкам, если они будут воображать по-нашему.

— Так и сделаем, милая! — сказала Нетти Эшфорд, обнимая ее обеими руками за талию и целуя. — А теперь пусть мой муж пойдет купить нам вишен, — деньги у меня есть.

Я самым дружеским образом пригласил подполковника пойти со мной вместе, но он настолько забылся, что в ответ на приглашение лягнул ногой, потом бросился животом на траву и принялся выдергивать ее и жевать. Впрочем, когда я вернулся, Элис уже почти удалось рассеять его дурное настроение, и теперь она утешала его рассказами о том, как скоро всем нам будет по девяносто лет.

Пока мы сидели под ивой и ели вишни (по-честному, потому что Элис выдала каждому его долю), мы затеяли игру в девяносто лет. Нетти стала жаловаться, что у нее, старенькой, болит спина, так что она даже захромала, а Элис спела песенку по-старушечьи, но песенка была очень красивая, и всем нам стало весело. Впрочем, не знаю, взаправду ли весело, но, во всяком случае, уютно.

Вишен была целая куча, а Элис всегда брала с собой какой-нибудь хорошенький мешочек, коробочку или сундучок со всякими вещицами. В тот вечер она взяла с собой крошечную рюмочку. И вот Элис и Нетти сказали, что они сделают нам вино из вишен, чтобы выпить за нашу любовь, на прощанье.

Каждый получил по целой рюмке, и вино оказалось превкусное; и каждый произносил тост: «За нашу любовь, на прощанье». Подполковник выпил свое вино последним, и мне сейчас же пришло в голову, что оно сейчас же ударило ему в голову. Так или иначе, но, опрокинув рюмку, он стал вращать глазами, а потом отвел меня в сторону и хриплым шепотом предложил, чтобы мы оба «все-таки похитили их».

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил я своего противозаконного друга.

— Похитим наших жен, а потом пробьем себе дорогу, не задерживаясь на поворотах, и прямо — марш к Испанскому океану! — ответил подполковник.

Может, мы и сделали бы такую попытку, хотя, по-моему, из нее все равно ничего бы не вышло; но мы оглянулись и увидели, что под ивой только месяц светит, а наши милые, прелестные жены ушли. Тут мы залились слезами. Подполковник разревелся вторым, а успокоился первым; но ревел он здорово.

Мы стеснялись своих красных глаз и полчаса с ними возились, — все старались их побелить. Подвели себе глаза куском мела — я подполковнику, а он мне, — но потом в спальне увидели в зеркало, что получилось ненатурально, не говоря уж о воспалении. Тут мы завели разговор насчет девяноста лет. Подполковник сказал мне, что у него есть пара башмаков, на которые нужно поставить подметки и каблуки; но едва ли стоит говорить об этом отцу, потому что подполковнику очень скоро стукнет девяносто лет, а тогда будет удобнее носить туфли. Еще подполковник сказал, уперев руку в бок, что уже чувствует, как стареет и у него начинается ревматизм. А я сказал ему то же самое о себе. А дома, когда родные говорили за ужином (они вечно пристают то с тем, то с другим), что я начал горбиться, я так обрадовался!

Этим кончается вводная часть, которой вы должны были верить больше всего.

Часть II

Роман. Сочинение мисс Элис Рейнберд[6]

Жил-был один король, и была у него королева; и он был самый мужественный из мужчин, а она была самая очаровательная из женщин. Король был по профессии государственным служащим. Отцом королевы был деревенский доктор.

У них было девятнадцать человек детей и постоянно рождались новые дети. Семнадцать человек этих детей нянчили младшего, грудного ребеночка; Алиса, старшая, нянчила всех прочих. Возраста они были разного: от семи лет до семи месяцев.

Теперь перейдем к нашему рассказу.

Однажды король шел на службу и зашел в рыбную лавку купить полтора фунта лососины — кусок не слишком близко к хвосту, — потому что королева (она была хорошая хозяйка) попросила его прислать домой лососины. Мистер Пиклз, торговец рыбой, сказал:

— Пожалуйста, сэр; а не угодно ли вам еще чего-нибудь? До свиданья.

Король шел на службу печальный, потому что до дня получения жалованья оставалось еще очень много времени, а некоторые его милые детки уже выросли из своих платьев. Не успел он уйти далеко, как вдруг мальчик, посыльный мистера Пиклза, догнал его и спросил:

— Сэр, вы не заметили старушки у нас в лавке?

— Какой старушки? Я никакой старушки не заметил, — ответил король.