Андре Моруа - Бернар Кене
Со своим зятем и внуками он рассматривал все возможности продолжать работу на фабрике. Все требования, одно за другим, подвергались строгому обсуждению.
— Буассело? Аннулировать! Он не сможет выпутаться. У него восемнадцать миллионов запаса, десять из них он потеряет. Ничего похожего на довоенное состояние. Плоховато! А жаль, славный он человек… Де Кастр? Да… он оставит перья, но выскочит… Анонимное общество тканей? Административная коробка… Один директор… Никакого доверия. Аннулировать… Сернэй? Он много теряет, но умеет работать. Надо еще погодить…
Несвязность этих метафор забавляла Бернара. Лекурб щедро их расточал: «Хвост ест голову», «Нужно ружье переложить на другое плечо», «Мы будем есть то, что у нас есть, но мы устоим».
— Какие же выводы? — спросил наконец Бернар. — Надолго ли еще у нас есть работа?
— На месяц.
— А потом нужно найти работу или остановить фабрику, — сказал Ахилл.
— Остановить?.. А рабочие?.. Остановка перед самой зимой?
Ахилл в молчании перелистал книгу с заказами и затем продолжал:
— Можно работать без прибыли… Да… Можно помочь и рабочим, когда безработица… Да… Но нельзя же накапливать бесконечные запасы! И разорение никому не в радость… Если вы хотите сохранить персонал, поищите сбыт. Вы молоды.
Быстрым движением старой костистой и волосатой руки распустил он совет. Бернар вышел первым. На дворе фабрики, где ящики с волокном и бочки с маслом стояли не так уже тесно, как раньше, он повстречал Франсуазу.
— Здравствуйте, Бернар… Я ищу Антуана, мне нужна фланель для моих яслей.
— Антуана? Я только что был вместе с ним. Он еще, верно, там, разбирает почту.
— С вашим дедом? Нет уж, спасибо. Я туда не пойду.
— Вы боитесь Ахилла, Франсуаза?
— Боюсь? Нет… Но когда он меня видит на фабрике, он всегда смотрит на меня как на какую-то соблазнительницу, которая пришла вырвать вас обоих из рая Кене… У этого человека нет души, Бернар.
— Но, однако же, он силен, Франсуаза… И без него что бы мы теперь делали?
— Мой бедный Антуан в ужасном настроении… Правда ли, что ваши дела так уж плохи?
— Послушайте станки… Ахилл думает, что при входе на любую фабрику он сразу может определить ее состояние по этому ритму. Когда работа спешная, рабочие не торопятся. Деньги легко заработать, место легко найти. Останавливаются, чтобы поговорить с соседом, перекусить чего-нибудь. В одном конце мастерской стук затихает, и возникает в другом… Как в какой-нибудь современной симфонии, вы знаете — крик инструментов возникает как неожиданные спазмы. Но когда сбыт затруднен и возможна приостановка работ, тогда хозяин, перепуганный накоплением разорительных запасов, хотел бы производить как можно меньше, тогда рабочие работают вовсю. Мы очень больны.
— Так, значит, Бернар, эти бедные люди скоро останутся без работы?
— Боюсь, что так. Однако же я собрал отличную коллекцию. Не хотите ли взглянуть?
По лестнице, по мостикам, он привел ее в свою контору. На длинном деревянном прилавке он разложил бесконечные связки. Там были и твиды диковатых оттенков, продернутые то там то сям красным, зеленым и голубым; и нежные, шерстяные саксонки мягких тонов с пронизывающими их нитями яркого шелка — оранжевого, лилового, красного; одновременно эти цвета и били в глаза, и мягко стушевывались.
— Это очень красиво, Бернар; я бы хотела тайер из этого серебристо-серого… Вы этим гордитесь?
— Совершенно откровенно — да. В сущности, красивая материя так же хороша, как и красивое вышивание, и даже как хорошая поэма. Это всегда ведь вопрос выбора, порядка и меры. И, кроме того, сделать что-нибудь самому — это ведь счастье. Разве вы не согласны с этим?
— Может быть, — ответила Франсуаза с грустью. — Я пробую в это верить. Вы видите, я занимаюсь теперь этими яслями; я беру пример с вашей бабушки — я делаю что могу.
— Я это вижу, и это мне доставляет большое удовольствие, — сказал Бернар. — Я этого вам никогда не говорил, но я всегда думал, что вы в своей эстетичности не вполне были искренны. Правда, иметь самые красивые занавеси, самую красивую посуду — это забавно, пока все это созидаешь, но затем это счастье оказывается весьма отрицательным. То, что действительно нужно, — это забыть о своем собственном существовании. Часто я прихожу сюда в восемь часов утра. И когда я слышу полуденную сирену, мне кажется, что я работаю всего только пять минут. И так проходит жизнь.
— Она проходит, когда ее, может, даже и не вкусили как следует.
Он развел немного руками и отозвался с презрительной гримасой:
— Вы так думаете? А, что там еще и вкушать! Tale told by an idiot…[21] Нет, не нужно думать.
— Месье Бернар, — обратился к нему вошедший служащий. — Месье Жан Ванекем ждет вас там, внизу.
— Извините меня, Франсуаза, — промолвил он.
XXII
Жан Ванекем, несколько раздраженный тем, что ему пришлось ждать, рассеянно ходил взад и вперед по комнате. На нем было серое пальто, схваченное под грудью, как носили платья женщины Первой империи. Фетровая шляпа мягкого серого цвета; ботинки с замшевым верхом. Его лицо первого любовника из американского фильма украсилось снисходительной улыбкой при появлении Бернара Кене.
— Здравствуйте, мой дорогой! Я хотел повидать своего кузена Лекурба, но ваши служащие сказали, что его нет, и я позволил себе вас побеспокоить. Да, впрочем, то, что я собирался сказать, касается вас столько же, как и его… Как вы поживаете? Видели ли вы Лилиан в «Авантюристке»? Она там прелестна.
Бернар провел Ванекема в контору, которую тот окинул слегка презрительным взором, после чего опустился в кресло — весьма грациозно.
— Мой дорогой, вы так же хорошо знаете, как и я, то положение, в котором находятся в настоящее время все, даже и самые лучшие торговые дома. Хотя я всегда и очень хорошо вел дела, но накопление запасов, с одной стороны, и остановка в продаже — с другой ставят меня в невозможность выполнить свои обязательства с той точностью, как я того бы хотел. Я прекрасно знаю, что при наших отношениях — ваших и моих — это не играет никакой роли; однако же, принимая во внимание, что я должен вам довольно значительную сумму, я полагал, по щепетильности, быть может и преувеличенной, что я должен ввести вас в курс моих дел возможно более точно.
Бернар слушал его с удивлением и недоверием. «Что он, собственно, хочет сказать? Неужели с такой уверенностью и с таким победоносным видом приходят затем, чтобы объявить себя несостоятельным должником? В таком случае подобная спесь совершенно неуместна. Он нам должен около миллиона. Вот посмеется Ахилл!»
— Да! — сказал он громко. — Я не совсем понимаю, что вы хотите сказать. Ваше положение?
— Однако же это очень просто, мой дорогой. Мое положение нисколько меня не беспокоит. Я очень — над своими делами, при условии составления описи моего товара и моих ценностей по курсу покупки. Да, впрочем, вот мой баланс.
Он вытащил из кармана небольшую бумагу, которую и передал Бернару.
— Вы видите, — сказал он, — что положение вполне нормальное, и если только мне дадут время для ликвидации…
Бернар поднял глаза и взглянул с изумлением на красивое, полное и улыбающееся лицо Ванекема.
— Ваше положение вполне нормальное? — произнес он. — Но ведь это же скрытое банкротство!
Ванекем, казалось, был более огорчен, нежели оскорблен таким недостатком такта.
— «Банкротство»? — снисходительно возразил он. — Но вы, кажется, думаете, что вы живете во времена Бальзака, мой дорогой. Теперь нет больше банкротств. Может быть, я и суду вынужден пойти на ликвидацию моих дел, но я не думаю, чтобы дошло до этого. Мне кажется, что моим кредиторам, среди которых я имею, к моему удовольствию и к сожалению одновременно, также и вас, будет выгоднее пойти на мировую и получить от пятидесяти до сорока за сто. Разве вы не согласны с этим?
— Я сам не могу принять никакого решения, но я изложу положение вещей моему деду сегодня же вечером, и тогда извещу вас о…
Ванекем пришел в некоторое раздражение.
— Хорошо, но вы понимаете, что мне нужна ясность. Если советоваться со всем миром, то становится трудно маневрировать. Итак, я рассчитываю, что вы меня известите сегодня же вечером.
— А почем теперь акции Ко-Ко-Ну? — сказал Бернар, несколько нервничая. — Они составляют значительную часть вашего актива. Да, кроме того, и мы благодаря вам — тоже акционеры…
— Ко-Ко-Ну? — отвечал Ванекем. — Это отличное предприятие, но оно не может еще давать полного дохода. Небольшой капитал, собранный до сего дня, пошел на некоторые финансовые и политические комбинации и на организацию нескольких осведомительных поездок в Нижнее Конго, чтобы точнее выяснить место, где строить фабрики. Они ведь еще не выстроены. А для постройки их мы хотим увеличить наш капитал в пять раз, причем владельцы прежних акций будут иметь право на получение четырех новых по курсу их выпуска: это просто подарок. Засим, дорогой друг, не буду вам больше мешать. Я должен еще побывать в Лувье и повидать Паскаля Буше, которого я также имею удовольствие считать среди своих поставщиков.
