Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 17. Лурд
Затем речь зашла о самых разнообразных болезнях. Снова золотуха, снова скрюченные и исцеленные ноги: Маргарита Жейе двадцать семь лет страдала от боли в бедре, правое колено у нее не сгибалось — и вдруг она упала на колени и стала благодарить святую деву за исцеление; у молодой вандейки, Филомены Симоно, были на левой ноге три страшные язвы, из которых торчали раздробленные кости, — и вот кости срослись, язвы затянулись, больная исцелилась. Потом пошли рассказы о людях, страдавших водянкой: у г-жи Анселин внезапно опала опухоль и неизвестно каким образом вытекла и куда девалась вода, наполнявшая ее руки, ноги, все тело; у мадемуазель Монтаньон в несколько приемов выкачали двадцать два литра воды, но больная снова отекла; и вот, после того как ей сделали примочку из воды чудодейственного источника, отечность исчезла, причем ни в постели, ни на полу не осталось никаких следов вытекшей из нее жидкости. Всевозможные желудочные заболевания проходят после первого же стакана лурдской воды. Худая, как скелет, Мария Суше, которую рвало черной кровью, начала есть за двоих и поправилась в два дня. Мария Жарлан выпила по ошибке стакан медного купороса и сожгла себе желудок; появившаяся вследствие этого опухоль рассосалась от лурдской воды. Впрочем, самые большие опухоли проходили бесследно, после того как больной погружался в бассейн. Но еще более поразительными казались исцеления от рака, от страшных наружных язв, которые исчезали под воздействием небесной благодати. У одного актера, еврея, была ужасная язва на руке, он опустил ее в чудодейственный источник, и она зажила. У молодого иностранца, сказочно богатого, на запястье правой руки выросла шишка величиной с куриное яйцо — она рассосалась. У Розы Дюваль была опухоль на левом локте, потом она исчезла, и на месте ее образовалась дырка, в которой мог уместиться орех, — на глазах Розы дырка затянулась. У вдовы Фромон рак разъел губу, она только приложила примочку, и от рака не осталось и следа. Мария Моро очень страдала от рака груди; она заснула, приложив к груди тряпку, смоченную лурдской водой, а когда через два часа проснулась — боль прошла, тело стало белое, как роза.
Наконец сестра Гиацинта рассказала о мгновенных и полных исцелениях от чахотки, этого страшного бича человечества; неверующие отрицали, что святая дева может исцелить от этой болезни; однако, говорят, она вылечивала людей одним мановением руки. Приводились сотни случаев, один поразительнее другого. Маргарита Купель страдала чахоткой три года, верхушки ее легких были разрушены туберкулезом, и вот она встала и пошла, вся пышущая здоровьем. Г-жа де ла Ривьер харкала кровью, ногти у нее посинели, она покрылась холодным потом и была при последнем издыхании; но достаточно было влить ей сквозь стиснутые зубы ложечку лурдской воды, как хрипение прекратилось, она села, стала отвечать на вопросы, попросила бульону. Жюли Жадо понадобилось четыре ложечки; правда, у нее от слабости уже не держалась голова, она была такого нежного сложения, что болезнь совсем надломила ее силы, а через несколько дней она располнела до неузнаваемости. У Анны Катри чахотка была в последней стадии, в левом легком образовалась каверна, и оно было наполовину разрушено — и вот, вопреки всякой осторожности, ее пять раз погрузили в холодную воду, и она поправилась, легкое восстановилось. Другая чахоточная, молоденькая девушка, приговоренная к смерти пятнадцатью врачами, даже не просила об исцелении, она просто преклонила колена, проходя мимо Грота, и, к удивлению своему, выздоровела, как видно, она случайно оказалась там в ту минуту, когда святая дева, сжалившись, дарует чудо своими незримыми руками.
Чудеса, бесконечные чудеса! Они сыпались дождем, словно сказочные цветы со светлого, ласкового неба. Были чудеса трогательные, были и наивные. Старуха, у которой тридцать лет не сгибалась рука, умылась водой из источника, и вот она может уже креститься этой рукой. Сестра София лаяла, как собака, а тут, после погружения в воду, голос ее стал чист и звонок: она даже пела псалом, выходя из источника. Турок Мустафа помолился Белой даме, приложил к правому глазу компресс, и к нему вернулось зрение. Офицеру из полка алжирских стрелков святая дева помогла у Седана, а кирасиру из Рейнсгофена пуля пронзила бы сердце, если бы, пробив бумажник, не отскочила от образа лурдской богоматери. Снисходила благодать и на детей, этих бедных страждущих малюток: пятилетнего парализованного малыша раздели и пять минут подержали под ледяной струей источника, и он пошел; другой, пятнадцати лет, который лежал, не вставая, и только рычал, точно зверь, выскочил из бассейна с криком, что он исцелился; еще один, двухлетний ребенок, не умел ходить — после пятнадцатиминутного пребывания в холодной воде он ожил, улыбнулся и впервые пошел. Но все, большие и малые, испытывали острую боль, пока происходило чудо исцеления, потому что восстановление здоровья вызывает необычайную встряску всего организма: кости срастаются и выпрямляются, ткани обновляются, болезнь изгоняется из тела вместе с последним конвульсивным движением мышц. Но какое блаженное состояние потом! Врачи не верили своим глазам, каждое выздоровление сопровождалось новым взрывом удивления, когда исцеленные больные начинали бегать, прыгать, есть с волчьим аппетитом. Все эти избранные, все эти исцеленные женщины способны были пройти по три километра, ели цыплят, спали без просыпу по двенадцать часов сряду. К тому же все происходило с молниеносной быстротой, внезапным скачком — от агонии к полному выздоровлению, восстановлению пораженных органов, затягиванию язв, прибавлению в весе. Наука была посрамлена, и потому в источник погружали всех без разбора, не принимая даже элементарных мер предосторожности; в ледяную воду окунали женщин, невзирая на их состояние, и вспотевших чахоточных, и больных с открытыми язвами, и при этом не применялось никаких антисептических средств. А какой восторг, сколько благодарности и любви при каждом чуде! Исцеленная падает на колени, все плачут, неверующие обращаются, евреи и протестанты переходят в католичество — каких только чудес не совершает вера! Жители деревни толпой встречают исцеленную под колокольный звон, и когда она легко выпрыгивает из экипажа, раздаются радостные крики, рыдания, все хором поют «Magnificat». Слава пресвятой деве! Вечная благодарность матери божьей!
За все эти осуществленные надежды, за эти пламенно испрошенные милости возносились хвалы пречистой деве, милосердной матери. Ее страстно обожали, она была всемогущей, всемилостивой, зерцалом справедливости, престолом премудрости, к ней, мистической розе, расцветающей в полумраке часовни, башне из слоновой кости, воздвигнутой в мире мечтаний, двери рая, отверзающейся в бесконечность, простирались все руки. Каждый день, на заре, она сияла утренней звездой, воплощая юную веселую надежду. И вместе с тем она была здоровьем калек, прибежищем грешников, утешением страждущих. Франция всегда была дорога ее сердцу; здесь ее ревностно чтили, здесь существовал ее культ, культ женщины и матери, к которой стремились любящие сердца, и именно во Франции она являлась молодым пастушкам. Она была так добра к малым сим! Она неизменно пеклась о них! Охотней всего обращались именно к ней, потому что знали: она исполненная любви посредница между небом и землей. Каждый вечер проливала она золотые слезы у ног своего божественного сына, чтобы обрести его милость, и он разрешал ей творить чудеса — цветущее поле чудес, ослепительно ярких и благоухающих, как райские розы!
Поезд все мчался и мчался. Было шесть часов. Проехали Кутра́. Сестра Гиацинта поднялась, хлопнула в ладоши и снова сказала:
— Помолимся, дети мои!
Никогда еще молитвы святой деве не возносились с таким пылом, с такой верой, в твердой надежде, что они будут услышаны на небесах. И Пьер сразу понял, в чем суть этих паломничеств, этих поездов, мчавшихся по всему свету, этих толп, стекающихся к Лурду, сияющему вдали, носителю духовного и телесного спасения. С самого утра он наблюдал этих несчастных людей, стонавших от боли, которые отважились на утомительное путешествие. Все они обречены на смерть, не ждут помощи от науки, устали от осмотров врачей, измучены бесполезными лекарствами! И как понятны были их жажда жизни, желание осилить несправедливую, равнодушную природу, их мечты о сверхчеловеческом могуществе, о великой силе, которая ради них может нарушить законы природы, изменить движение светил, пересоздать мир! Они были обездоленными в этой жизни, и им только и оставалась вера в бога.
Действительность была так отвратительна, что у этих страждущих людей возникала властная потребность в иллюзии и самообмане. О! Верить в существование высшего судии, исправляющего явное зло в человеческой жизни и во вселенной, всемогущего искупителя и утешителя, который властен приказать рекам течь вспять, возвратить старикам молодость, воскресить мертвых. И как важно сказать себе, что хоть ты весь в язвах, хоть у тебя скрючены руки и ноги, живот вздут от опухолей, разрушены легкие, — все это исчезнет по мановению святой девы, надо лишь умолить и растрогать ее, и она изольет на избранника свою благодать. И когда обильным потоком полились рассказы о чудесных исцелениях, волшебные сказки, баюкавшие и опьянявшие больных и калек, в их душе забил источник небесной надежды. С тех пор как исцеленная Софи Куто вошла в вагон и показала паломникам и больным свою беленькую исцеленную ножку, перед ними разверзлись безбрежные просторы чудесного, сверхъестественного, у всех, словно порыв ветра, пронеслась мысль о внезапном выздоровлении, и вот самые безнадежные поднялись на своих жалких ложах, лица у всех прояснились — ведь жизнь еще возможна и для них, и они начнут ее сначала!
