Кнут Гамсун - Под осенней звездой
Но им таких тонкостей не понять. Да и кофта взята на вырост, годика через два она будет Ольге в самую пору.
Мне хочется подарить что-нибудь Ольге на прощание, но у меня ничего нет, и я протягиваю ей крону. Она подает мне руку, благодарит, потом показывает монету матери, и глаза у нее сияют, она говорит шепотом, что, когда придет в церковь, отдаст деньги сестре. Мать, тоже сияя, соглашается, что так будет лучше всего.
Ольга в своей мешковатой кофте уходит в церковь, она спускается с холма и при этом смешно косолапит. Господи, какая она милая и забавная…
– А что, Херсет – большое имение?
– Большое.
Я сижу, сонно хлопая глазами, и раздумываю, что же означает слово Херсет. Может быть, это фамилия хо зяина? Или имя владельца здешних земель? А его дочь – красавица, которой нет равных, и вот сам ярл приезжает просить ее руки. А через год она родит сына, которого возведут на трон…
В общем, я собираюсь в Херсет. Мне ведь все равно, куда идти, и я решаю направиться туда. Может, у ленсмана случится для меня работа, может, подвернется не одно, так другое, – как бы там ни было, я повстречаю новых людей. Теперь, когда я принял это решение, у меня появилась какая-то цель.
После бессонной ночи глаза мои слипаются, поэтому я прошу у хозяйки разрешения прилечь, и она предлагает мне свою постель. Голубой паучок ползет вверх по стене, а я лежу, провожая его взглядом, покуда не за сыпаю.
Я проспал часа два и проснулся, отдохнувший, све жий, полный сил. Старуха стряпает обед. Я укладываю мешок, даю ей денег за хлопоты, а потом предлагаю мену: я возьму Ольгину картину, а швейная машинка пускай остается ей.
Старуха снова не верит мне.
– Ничего, – говорю я, – только бы она была доволь на, а меня это вполне устраивает. Картина очень цен ная, я знаю, что делаю.
Я снимаю картину со стены, сдуваю пыль и осторож но свертываю ее трубкой; на бревенчатой стене остается светлый квадрат. Я прощаюсь.
Старуха выходит вслед за мной и просит подождать Ольгу, пускай она хоть поблагодарит меня.
– Ах, милок, ну пожалуйста!
Но я тороплюсь.
– Кланяйтесь Ольге, а если будут какие затрудне ния с машиной, поглядите в руководство.
Она долго смотрит мне вслед. Я удаляюсь с важ ностью и насвистываю, очень довольный собой. Я от дохнул, мешок у меня теперь совсем легкий, а солнце ярко светит и уже подсушило дорогу. Я так доволен со бой, что распеваю на ходу.
Нервы…
До Херсета я добрался на другой день. Имение пока залось мне таким большим и богатым, что я хотел было пройти мимо; но мне попался навстречу один из работ ников, я потолковал с ним и решился предложить ленсману свои услуги. Мне ведь уже приходилось работать у богатых людей, взять хоть капитана из Эвребё…
Ленсман был приземистый, плечистый человек с длин ной седой бородой и лохматыми темными бровями. Он разговаривал со мной строго, но я по глазам видел, что он добряк; и в самом деле, потом оказалось, он не прочь при случае поболтать и посмеяться от души. Но иной раз он напускал на себя важность, подобающую его чину и состоянию, бывал заносчив.
– Нет у меня работы. А вы, собственно, откуда?
Я назвал несколько хуторов, куда заходил по до роге.
– Стало быть, вы нищий и клянчите милостыню?
– Нет, я не нищий, у меня есть деньги.
– Тогда ступайте своей дорогой. Работы для вас у меня нет, осенняя пахота кончена. А что, могли бы вы нарубить жердей для изгороди?
– Да.
– Так-с. Но мне ни к чему деревянные изгороди, они у меня теперь проволочные. И каменщиком могли бы работать?
– Да.
– Очень жаль. У меня в c ю осень работали каменщи ки, для нас тоже нашлось бы дело. Он поковырял землю палкой.
– А почему, собственно, вы пришли ко мне?
– Все говорят, что надо только попросить ленсмана, у него всегда найдется работа.
– Вот как? Да, у меня и в самом деле постоянно кто-нибудь работает, вот осенью я нанимал каменщиков. А загон для кур вы можете сделать? Ну уж на это мастера днем с огнем не сыскать, ха-ха-ха! Так вы говорите, что работали в Эвребё у капитана Фалькенберга?
– Да.
– А что вы там делали?
– Рубил лес.
– Я этого человека не знаю, очень уж далеко отсюда его усадьба, но кое-что я о нем слышал. А есть у вас рекомендация?
Я подал бумагу.
– Ну, так уж и быть, оставайтесь у меня, – сказал ленсман, прекратив расспросы.
И он повел меня с заднего крыльца на кухню.
– Этот человек пришел издалека, накормите его хо рошенько, – сказал он.
Я сижу в просторной, светлой кухне, и мне подали такой чудесный обед, какого я давно не пробовал. Не успел я поесть, как ленсман пришел снова.
– Ну вот что… – говорит он.
Вскочив с места, я вытягиваюсь в струйку, и ленсману, видно, по душе этот небольшой знак почтенья.
– Пожалуйста, доедайте. Ах, вы уже кончили? Я тут вот что надумал… Пойдемте-ка со мной.
Он повел меня к сараю.
– Если вы не против, я пошлю вас в лес за дровами У меня два работника, но одного я должен буду взять в понятые, а со вторым вы отправитесь в лес. Дров у меня, как видите, много, но лучше заготовлять их впрок, про запас. Вы, кажется, сказали, что у вас есть деньги, так нельзя ли полюбопытствовать…
Я показал деньги.
– Превосходно. Видите ли, я занимаю ответствен ный пост и должен знать людей, которые у меня работают. Но у вас, надо полагать, совесть чиста, раз вы пришли к ленсману, ха-ха-ха! Итак, сегодня отдыхайте, а назавтра отправляйтесь в лес за дровами.
Я стал готовиться к завтрашней работе, осмотрел свою одежду, наточил пилу и топор. Рукавиц у меня не было, но морозы еще не ударили, и я мог обойтись без них, а все остальное у меня было.
Ленсман еще не раз приходил ко мне поговорить о том, о сем, ему было интересно потолковать со свежим человеком.
– Маргарита, поди сюда! – окликнул он жену, проходившую по двору. – Это новый работник, я посылаю его в лес за дровами.
XXX
Хотя нам не было дано никаких распоряжений, мы по собственному почину стали рубить только деревья с сухими верхушками, и вечером ленсман похвалил нас за это. Впрочем, он обещал назавтра прийти сам и все нам показать.
Я сразу увидел, что работы в лесу не хватит и до рождества. Ночами подмораживало, но снег все не выпадал, поэтому дело спорилось, мы валили одно дерево за другим, и сам ленсман сказал, что мы работаем как одержимые, ха-ха-ха! Славно работалось мне у этого старика, он часто наведывался в лес, весело шутил и, когда я пропускал его шутки мимо ушей, думал, наверное, что я очень скучный человек, хоть на меня и можно положиться. Со временем он поручил мне носить письма на почту.
В имении совсем не было детей, меня окружали пожилые люди, если не считать служанок и одного работника, долгими вечерами я не знал, как убить время. Чтобы развлечься, я достал кислоты и олова и при нялся лудить старые кухонные котлы. Но этого занятия мне хватило ненадолго.
Как-то вечером я сел и написал такое письмо:
«Ах, если б я был подле вас, то работал бы за двоих!»
Утром, когда ленсман послал меня на почту, я захва тил письмо и отправил его. Меня беспокоило, что письмо имеет такой неприглядный вид – бумагу я взял у ленсмана и его фамилию на конверте пришлось сплошь заклеить марками. Бог весть, что она подумает, когда получит письмо! Ни подписи, ни обратного адреса.
Мы по-прежнему рубим вдвоем дрова, болтаем о всякой всячине, чувствуем здоровую усталость и отлично ладим между собой. Дни идут, я с огорчением вижу, как мало остается работы, но все же надеюсь, что, когда заготовка дров будет закончена, у ленсмана найдется для меня еще какое-нибудь дело. Вот было бы хорошо. Мне вовсе не улыбается опять бродяжничать, да еще на святки.
Когда я снова побывал на почте, мне вручили письмо. Я не сразу понял, что это мне, и в нерешимости вертел его так и эдак; но почтмейстер, который знал меня в лицо, взглянул на конверт и показал мне, что там стоит мое имя, а пониже – адрес ленсмана. Тогда я со образил, в чем дело, и схватил письмо.
– Да, конечно, я совсем забыл… ведь я же посылал…
В ушах у меня звенит, я выбегаю на двор, вскры ваю конверт и читаю:
«Не пишите мне…»
Ни подписи, ни обратного адреса, но как просто и ясно. Второе слово подчеркнуто.
Не знаю, как я добрался до дома. Помню, я сел на придорожный камень и перечел письмо, потом сунул его в карман, добрел до следующего камня, снова вынул письмо и перечел его. «Не пишите». Но, может быть, в таком случае мне можно прийти туда и даже поговорить с ней? Тонкий красивый листок, торопливый, изящный почерк! Она держала это письмо в руках; оно было перед ее глазами, на него веяло ее дыханием. И многоточие в конце могло обозначать все, что угодно.
Я пришел домой, отдал ленсману его письма и отправился в лес. Мой товарищ не мог понять, что со мной творится, – я был погружен в раздумье, без конца перечитывал письмо и снова прятал его на груди, где у меня хранились деньги.
