Бернарден Сен-Пьер - Поль и Виргиния. Индийская хижина
С т а р и к
Друг мой! Не говорили ли вы мне сами, что вы человек безродный?
П о л ь
Моя мать сказала мне это, а сам я не знаю, что это значит. Я никогда не замечал, чтобы это лишало меня чего-нибудь такого, что есть у других, или дало другим больше, чем мне.
С т а р и к
Незаконное происхождение закроет вам во Франции пути к высшим должностям. Даже более: вы не можете быть приняты ни в одно знатное сословие.
П о л ь
Вы несколько раз говорили мне, что одна из причин величия Франции — та, что ничтожнейший из ее подданных может достигнуть в ней всего; вы называли мне многих знаменитых людей из низших сословий, которые делали честь своей родине. Значит, обманом хотели вы поддержать во мне бодрость?
С т а р и к
Сын мой! Я никогда не стану отрицать это. Я сказал вам правду о временах прошедших, но теперь положение дел сильно изменилось: все стало продажным во Франции. Ныне все сделалось достоянием немногих семейств или уделом сословий. Король — это солнце, которое вельможи и сословия окружают подобно тучам; почти невозможно, чтобы один из лучей его упал на вас. Некогда, в управлении менее сложном, бывали подобные чудеса. Тогда талант и заслуги расцветали повсюду, подобно тому как вспаханная новь изобильно приносит плоды. Но великие короли, которые умели бы узнавать людей и выбирать их, редки. Обыкновенные короли действуют лишь по внушению вельмож и сословий, которые окружают их.
П о л ь
Но, быть может, я встречу одного из этих вельмож, который станет покровительствовать мне.
С т а р и к
Чтобы снискать покровительство вельмож, нужно служить их честолюбию или их забавам. Вы никогда не достигнете этого, ибо вы низкого происхождения и честны.
П о л ь
Но я совершу столь храбрые подвиги, буду так верен слову, так точен в исполнении обязанностей, так пламенен и постоянен в дружбе, что заслужу честь быть усыновленным кем-нибудь из них, как это видел я в старинных рассказах, которые вы давали мне читать.
С т а р и к
О друг мой! У греков и римлян, даже во времена упадка, сильные мира сего питали уважение к добродетели; у нас же было множество знаменитых людей всякого рода, вышедших из народных слоев, однако я не знаю ни одного, кто был бы усыновлен каким-нибудь знатным семейством. Если бы не наши короли, добродетель была бы навеки осуждена во Франции на низкое положение. Как я вам говорил уже, они иногда воздают ей почести, когда замечают ее; но ныне отличия, предназначаемые ей, достаются лишь За деньги.
П о л ь
Ежели нет такого вельможи, я постараюсь угодить целому сословию. Я проникнусь совершенно его духом и убеждениями. Я заставлю полюбить себя.
С т а р и к
Вы поступите, следовательно, как другие люди: вы откажетесь от собственной совести, чтобы добиться состояния.
П о л ь
О нет! Я всегда буду искать лишь правды.
С т а р и к
Вместо того чтобы заставить себя полюбить, вы, пожалуй, заставите лишь ненавидеть себя. Кроме того, сословия мало интересуются открытием истины. Всякое мнение безразлично честолюбцам, лишь бы добиться власти.
П о л ь
Как я несчастен! Всё против меня! Я осужден проводить жизнь в безвестной работе, вдали от Виргинии.
Он глубоко вздохнул.
С т а р и к
Да будет господь вашим единственным покровителем и род человеческий — вашим сословием. Будьте неизменно верны обоим. У семьи, сословий, народов, королей есть свои предрассудки и страсти; служить им нужно часто пороками. Бог и род человеческий требуют от нас лишь добродетели. Но почему хотите вы отличаться от остальных людей? Это — неестественное чувство, ибо, если бы оно было у каждого, он стал бы враждовать со своим соседом. Довольствуйтесь исполнением долга в том состоянии, какое определило вам провидение; благословляйте судьбу свою, которая позволяет вам иметь независимую совесть и не принуждает вас, как сильных мира сего, полагать счастие свое в суждениях мелких людей и, подобно мелким людям, пресмыкаться перед сильными ради возможности существовать. Вы находитесь в стране и в условиях, где вам для существования не нужно ни обманывать, ни льстить, ни унижаться, как это делает большинство из тех людей, которые добиваются положения в Европе; где ваше положение не мешает добродетели, где вы можете безнаказанно быть добрым, правдивым, искренним, просвещенным, сдержанным, целомудренным, снисходительным, благочестивым и где ни один соблазнитель не осквернит вашей мудрости, которая еще только расцветает. Небо дало вам свободу, здоровье, чистую совесть и друзей; короли, к милости которых вы стремитесь, не так счастливы.
П о л ь
Ах, мне недостает Виргинии! Без нее я лишен всего; с ней у меня будет все. Она одна — моя слава, знатность, богатство. Но раз ее родственница непременно желает дать ей в мужья человека с громким именем, а науки и книги делают людей учеными и знатными, — я стану учиться. Я приобрету знания; я буду с пользой служить родине моими знаниями, не вредя никому и ни от кого не завися; я сделаюсь знаменитым и славой буду обязан лишь себе.
С т а р и к
Сын мой! Таланты встречаются еще реже, нежели знатность и богатство; без сомнения, они — величайшее благо, ибо ничто не может отнять их, и они доставляют нам повсюду общественное уважение. Но они дорого стоят. Они приобретаются лишь всевозможными лишениями, утонченной чувствительностью, делающей нас внутренне несчастными, а во внешней жизни их сопровождают преследования современников. Штатский не завидует во Франции славе военного, военный — славе моряка, но всякий притязает на ум. Вы говорите, что будете служить людям? Но тот, кто выращивает лишний сноп хлеба на каком-нибудь клочке земли, оказывает им бо́льшую услугу, нежели тот, кто дает им книгу.
П о л ь
О! Та, что посадила здесь дынное дерево, сделала жителям этих лесов более полезный и приятный подарок, чем если бы она подарила им библиотеку!
Тут он обвил руками это дерево и порывисто поцеловал его.
С т а р и к
Лучшая из книг, которая проповедует равенство, любовь, смирение и согласие — Евангелие, — в течение целых веков возбуждала европейцев к распрям. Сколько жестокостей, общественных и частных, совершается до сих пор еще на земле во имя нее! После этого кто может надеяться быть полезным людям книгой? Вспомните участь большинства философов, которые проповедывали им мудрость. Гомер, облекший ее в столь прекрасные стихи, просил милостыню всю свою жизнь. Сократ, дававший афинянам столь хорошие уроки своими речами и образом жизни, был отравлен по приговору их суда. Знаменитый ученик его, Платон, был обращен в рабство по приказанию того самого государя, который покровительствовал, ему; а раньше них Пифагор, который простирал свою гуманность даже на животных, был сожжен кротонцами заживо. Да что говорить! Даже большинство этих великих имен дошло до нас обезображенными следами язвительных насмешек, ибо человеческая неблагодарность любит по ним узнавать их; и если чья-нибудь слава дошла до нас чистой и неприкосновенной, это объясняется лишь тем, что носители ее жили вдали от своих современников: они подобны тем статуям, которые неповрежденными извлекаются из полей Греции и Рима и которые избегли ярости варваров благодаря тому, что были погребены в земле.
Итак, вы видите: для того чтобы приобрести бурную славу ученого, надо иметь много добродетели и быть готовым пожертвовать жизнью. Кроме того, неужели же вы думаете, что эта слава привлекает к себе во Франции богатых людей? Они мало заботятся об ученых, которым науки не приносят ни высоких отличий в отечестве, ни власти, ни доступа ко двору. В нынешнем веке, равнодушном ко всему, кроме богатства и наслаждения, преследований мало, но знания и добродетель не ведут ни к каким отличиям, потому что все в государстве покупается деньгами. Когда-то они находили верное вознаграждение в церковных, судейских и чиновничьих должностях; ныне они пригодны лишь на то, чтобы писать книги. Но этот плод, мало ценимый светскими людьми, все же достоин своего божественного происхождения. Этим-то самым книгам предназначено, в частности, нести свет в темную жизнь, утешать несчастных, просвещать народы и говорить правду самим королям. Бесспорно, это — самая высокая обязанность, которой может небо почтить смертного на земле. Какой человек не чувствует утешения от несправедливости или презрения тех, в чьих руках его благосостояние, при мысли, что труд его будет из века в век у всех народов служить преградой заблуждениям и жестокостям и что из мрака неизвестности, где он жил, он воссияет славой, которая затмит славу большинства царей, чьи памятники погибают в забвении, несмотря на льстецов, воздвигающих и восхваляющих их!