Эдит Уортон - Рассказы
Но, переодеваясь в спальне, он при виде Филмора опять вдруг вышел из себя.
— Нет, не эти запонки, будь они прокляты! Черные, ониксовые, сто раз вам говорить, что ли? Потеряны, я полагаю? Наверное, опять сдали в стирку вместе с рубашкой? Так ведь?
Он раздраженно засмеялся и, усевшись за туалетный столик, начал короткими сердитыми взмахами зачесывать назад волосы.
— А главное, — выкрикнул он внезапно, — нечего стоять и пялиться на меня с таким видом, будто вы только и ждете, когда вызывать гробовщика!
— Гро?.. Что вы, сэр! — с ужасом произнес Филмор.
— Проклятье, вы к тому же и оглохли? Кто сказал «гробовщика»? Я говорю «такси», не слышите, что ли?
— Вы хотите, чтобы я вызвал такси, сэр?
— Нет, не хочу, и я вам об этом уже сказал. Я пойду пешком.
Уорли поправил галстук, встал и дал надеть на себя фрак.
— Страшно холодно, сэр, разрешите, я все-таки вызову такси.
Уорли коротко рассмеялся.
— Признайтесь, на самом деле вы хотите, чтобы я позвонил и сказал, что не смогу приехать на обед. А вы мне сделаете яичницу, не так ли?
— Как было бы чудесно, сэр, если бы вы остались. И яйца дома есть.
— Пальто! — отрывисто бросил Уорли.
— Тогда позвольте я вызову такси, сэр, пожалуйста. Уорли сунул руки в рукава пальто, похлопал себя по груди, желая удостовериться, что часы (плоские, вечерние) и бумажник на месте, обернулся к столику, чтобы попрыскать лавандой носовой платок, после чего быстрым шагом, держась очень прямо, направился к выходу.
Потерпевший фиаско Филмор забежал вперед, нажал кнопку лифта и, пока лифт тарахтел вверх по глубокой шахте, повторил:
— Страшно холодный вечер, сэр, вы и так сегодня уже нагулялись.
Уорли смерил его презрительным взглядом.
— Смею думать, потому я и чувствую себя таким бодрым, — отчеканил он, входя в кабину.
Холод на улице был и в самом деле зверский. Когда он вышел из жарко натопленного помещения, ледяной воздух ударил его в грудь, так что пришлось помедлить на ступенях и перевести дух. «Филмор не тем занялся: ему бы стать сиделкой при паралитике, — подумал он. — С удовольствием возил бы меня в кресле…»
После первого неприятного ощущения пронизывающий колод показался ему бодрящим, и он зашагал быстрее, чуть-чуть приволакивая одну ногу. (Массажист обещал, что эта затрудненность скоро пройдет.) Да, решительно, такому молодцу, как он, впору иметь лакея помоложе, во всяком случае — пожизнерадостнее. Сегодня он чувствовал себя и впрямь молодцом. Заворачивая на 5-ю авеню, он подумал, что хорошо было бы встретить кого-нибудь из знакомых, кто потом сказал бы в клубе: «Уорли? Как же, встретил его на днях — бежал вприпрыжку по Пятой авеню, точно мальчишка, а было, кстати, четыре-пять ниже нуля»… Ему требовалось противоядие против мрачности Филмора. «Всегда окружайте себя молодыми людьми», — размышлял он дорогой. При этом мысли его обратились к Фриде Флайт, рядом с которой ему вскоре предстояло сидеть в теплой, весело освещенной столовой… У кого?.. Где?..
Вот так, внезапно, это и случилось — провал в памяти. Он резко остановился, как будто под ногами у него вдруг разверзлась бездна. Куда, черт возьми, он идет обедать? К кому? Проклятье! Но ведь так не бывает: крепкий, здоровый человек не застывает ни с того ни с сего посреди улицы и не задает себе вопрос: к кому он идет обедать?..
«В здравом уме и твердой памяти». Старая юридическая формула совершенно неожиданно всплыла в мозгу. Меньше чем две минуты назад он полностью отвечал этой характеристике, а теперь что можно про него сказать? Он приложил руку ко лбу, голова его лопалась; он приподнял шляпу, чтобы охладить горевший лоб. Даже странно, как он разгорячился от ходьбы. Все оттого, что он летел как на пожар. В будущем надо не забывать, что спешить вредно. Черт побери, вот и еще что-то надо не забывать!.. Но, в конце концов, из-за чего он так разволновался? У стареющих людей всегда случаются такие секундные провалы в памяти, он не раз замечал это за своими сверстниками. Бодрости и живости ему, конечно, не занимать, но нелепо было бы думать, что его минуют обычные людские напасти…
Так где он сегодня обедает? Постойте-ка, где-то дальше по Пятой авеню, в этом он совершенно уверен. С прелестной… прелестной… нет, лучше пока не делать лишних усилий, надо успокоиться и брести себе потихоньку дальше. Когда он доберется до нужной улицы, он сразу ее узнает, и тогда все встанет на свои места. Теперь он шел неторопливым шагом, стараясь выбросить из головы все мысли. «Главное, — сказал он себе, — перестать волноваться».
В попытке обуздать свою нервозность он постарался думать о чем-нибудь повеселее. «Отклоняет честь скучать…» Пожалуй, сегодня можно пустить в ход эту шутку. «Миссис Джаспер просит оказать честь — мистер Уорли отклоняет честь скучать». А что, недурно. И, кажется, в том доме ее еще не слыхали. Черт побери, как же все-таки их фамилия? Тех, к кому он направляется обедать?..
«Миссис Джаспер просит оказать честь…» Бедная старая миссис Джаспер… У него снова мелькнула мысль, что в прежние времена он не всегда поступал с ней вежливо. Когда тебя рвут на части, простительно иногда и отказаться в последнюю минуту от скучного обеда. Но все равно, с возрастом начинаешь понимать, как такое ненамеренное пренебрежение может причинить обиду, даже боль. А не в его правилах причинять другим боль… Пожалуй, не грех было бы как-нибудь навестить миссис Джаспер днем. То-то она удивится! Или позвонить старушенции и напроситься без церемоний на обед! Ну, поскучает он вечер, от него не убудет, зато она как обрадуется! Да, решено… Когда он доживет до ее возраста, можно себе представить, как ему будет приятно, если кто-то, еще не вышедший в тираж, вдруг позвонит ему и скажет…
Он остановился и медленно, с недоумением поднял глаза на выросший перед ним длинный, залитый светом фасад. Странное совпадение — джасперовский дом. И все окна освещены — видимо, предстоит обед. И что еще более странно — ив этом есть нечто сверхъестественное, — вот он стоит перед дверью, и в эту минуту часы бьют четверть девятого. Ну, разумеется… теперь-то он. ясно помнит: именно здесь, у миссис Джаспер, он и обедает сегодня… Эти легкие провалы в памяти никогда не длятся больше одной-двух секунд. Как он был прав, что запретил себе волноваться по этому поводу. Он нажал пальцем звонок.
«О, боже, — подумал он, когда двустворчатая дверь распахнулась, — какое блаженство попасть с холода в тепло».
VЗвонок в парадную, раздавшийся в торжественной тишине дома, обеим женщинам, находившимся наверху, показался таким громким, как будто позвонили в соседней комнате.
Мисс Кресс в изумлении подняла голову, а Лавиния со стуком уронила вставную челюсть миссис Джаспер (вторую, более удобную) на мраморный умывальник. Она поспешно проковыляла по комнате и вышла на лестничную площадку. Мансон отсутствовал, а с Джорджем ничего нельзя было предугадать: он мог и перепутать все на свете…
Мисс Кресс вышла тоже.
— Кто там? — прошептала она возбужденно.
Они услышали, как на большой мраморный стол легли шляпа и трость, потом раздался громовой голос Джорджа:
— Мистер Энсон Уорли.
— Он тут, тут! Мне его видно — джентльмен во фраке, — зашептала мисс Кресс, перегибаясь через перила.
— Боже милосердный, помилуй меня! И Мансона нет! Ох, как быть, как быть? — Лавиния так сильно дрожала, что ей пришлось ухватиться за перила, чтобы не упасть.
«Эта еще почище больна, чем хозяйка», — со свойственной ей холодной трезвостью подумала мисс Кресс.
— Что нам делать, мисс Кресс? Олух Джордж, он уже провел его внутрь. Ну можно ли представить себе такое?
Мисс Кресс знала, какие картины проносились сейчас в голове у Лавинии: при виде незваного гостя у миссис Джаспер ручается второй удар; мистер Энсон Уорли лицезрит ее во всей ее беспомощности и унижении; созываются все родные, они врываются в дом, восклицают, пристают с расспросами, ужасаются, негодуют… И все из-за того, что у старика Мансона память слабеет — как и у госпожи, как и у Лавинии, — и он забыл, что на сегодня назначен один из ее званых обедов. Горе какое!
Слезы бежали у Лавинии по щекам, мисс Кресс знала, что она думает: «Если дочери госпожи уволят его, а они непременно его уволят, куда он денется — старый, глухой, и вся-то родня у него перемерла. Только бы ему продержаться, пока она жива, и получить пенсию…»
Лавиния, как всегда, овладела собой гигантским усилием воли.
— Мисс Кресс, мы сию минуту спускаемся вниз, сию же минуту! Иначе произойдет что-то ужасное…
Она заковыляла к небольшому, обитому изнутри бархатом лифту в углу площадки.
Мисс Кресс сжалилась над ней.
— Пошли, — сказала она, — но только ничего ужасного не произойдет, вот увидите.
— Спасибо вам, мисс Кресс. А потрясение — страшное потрясение, когда она увидит чужого джентльмена?
