Чжоу Ли-бо - Ураган
Когда Сяо Сян вышел на улицу, три звезды стояли уже очень высоко. Повсюду лаяли собаки. Во дворах около маленьких лачуг с соломенными крышами мелькали тени людей.
Начальник бригады, засунув маузер за пояс, направился к большому двору. Хотелось посмотреть, что там делается после ареста Хань Лао-лю. Он не взял с собой никого. Годы партизанской жизни во Внутреннем Китае научили его бесстрашию…
В темноте около лачужки с разбитой дверью и изорванными бумажными окнами промелькнула тень.
— Кто здесь?
Но не успел замереть его голос, как раздался выстрел. Пуля взрыла землю, и комок ее больно ударил Сяо Сяна по ноге. Начальник бригады отскочил, спрятался за дерево и выпустил в ответ целую обойму.
— Кто стрелял? Не попал? — крикнул подоспевший Сяо Ван с маузером в руках. Его сопровождали двое бойцов.
— Нет, — отозвался начальник бригады, пряча маузер за пояс.
Прибежал запыхавшийся Лю Шэк:
— Кто стрелял?
— Скорей, догнать преступника! — кричал подоспевший Ван Цзя.
Явился с бойцами и начальник отделения Чжан. Все наперебой настаивали на том, чтобы сейчас же обыскать весь участок, но Сяо Сян возразил:
— Не надо. Нет никакой необходимости. Мы еще как следует не знаем положения в деревне. Как бы не попасть впросак. Во всяком случае, это — предупреждение для нас. В дальнейшем надо быть осторожнее. — Он обернулся к начальнику охраны Чжану и строго добавил: — Особенно бойцам ночного дозора!
Стрелявший в Сяо Сяна юркнул за лачужку, скрылся в кустах и бросился бежать по извилистой тропинке. Пробежав около половины ли, он остановился и прислушался: все было тихо. Человек постоял, вытер рукавом длинную шею и сунул револьвер за пояс.
Когда он, крадучись, добрался до дому, восток уже алел.
VIII
В эти дни всеми женщинами и мужчинами, стариками и молодежью деревни Юаньмаотунь овладело чувство необычной тревоги. За каждым шагом членов бригады следили настороженные глаза. Они выглядывали отовсюду: из окон, из-за деревьев, из-за ивовых кустов, смотрели с кукурузных и гаоляновых полей, с огородов, с проезжавших мимо телег. Выжидали, стараясь угадать: какие произойдут события и как они развернутся.
К приезду бригады люди отнеслись по-разному, в зависимости от своего имущественного и социального положения. Одни радовались назревающим событиям, другие, напротив, старались остановить их развитие, третьи колебались, не зная, радоваться им или огорчаться. Находились и такие, которые, затаив горечь и злобу, притворялись довольными. Но не было никого, кто бы оставался равнодушным.
Едва рассвело и из очагов поднялся дым, возвещающий наступление нового трудового дня, как по всей деревне Юаньмаотунь, словно черные вороны, разлетелись слухи:
— Ты слышал, что начальник бригады выпивал вчера с Хань Лао-лю?
— Кто сказал?
— Ли Чжэнь-цзян. Сам, говорит, видел. Начальник бригады просил Ханя-шестого: «Не поможете ли нам? Мы — люди новые и здешних дел не знаем». А господин в ответ: «Сделайте одолжение, чем могу — помогу».
— А где это стреляли ночью?
— Возле большого двора.
— Я сам считал: дан! дан!.. одиннадцать раз. Думал, на деревню опять бандиты налетели.
— А правда ли болтают, будто брат господина Хань-седьмой воротился с гор Дациншань, чтобы освободить Хань Лао-лю?
— Я слыхал так: Хань-седьмой прискакал к школе, пальнул разок и говорит: «Немедленно освободить моего брата!» В ответ — молчание. Тогда Хань-седьмой выпустил целую обойму. Тут вышел Хань Лао-лю, руками замахал и говорит: «Мы с начальником Сяо порешили помогать друг другу, так что в доме у нас все спокойно, а ты, брат, езжай обратно». Тут Хань-седьмой перед начальником Сяо, конечно, прощения просил: «Простите, говорит, ошибка». И ускакал себе в горы.
Чем больше росли слухи, тем удивительнее они становились.
Уже рассказывали, что начальник Сяо и Хань Лао-лю именуют друг друга названными братьями.
— Господин Хань-шестой очень даже одобряет приезд бригады и чествовать ее собирается.
После завтрака старый Сунь снова зазвонил в гонг и обошел всю деревню:
— Идите в школу на собрание. Будем с Хань Лао-лю счеты сводить!
Чжао Юй-линь, с винтовкой за плечами прикладом вверх, явился первым.
Лю Шэн поручил ему взять бойцов отделения охраны и приготовить место для собрания.
В центре школьной площадки между двумя тополями соорудили из столов и досок трибуну. На деревьях прилепили две полосы бумаги. На одной написали: «Собрание, посвященное перевороту в деревне Юаньмаотунь», а на другой: «Борьба с помещиком-злодеем Хань Фын-ци». Оба текста были творением Лю Шэна.
Площадка постепенно начала наполняться народом. Все были в остроконечных соломенных шляпах. Некоторые обнажены до пояса. Одни, окружив трибуну, глазели, как Лю Шэн расставляет столы, другие с интересом слушали человека, рассказывающего смешную историю о том, как медведь рвал кукурузу:
— Оборвет пару початков, подмышку себе сунет и прижмет. Оборвет еще пару, поднимет лапу и туда же. Первая пара, конечно, вываливается, а он и не видит. Опять рвет и опять кладет подмышку и опять рвет. До тех пор не успокоится, пока за ночь ни одного початка кукурузы на стеблях не оставит, а в лес только с парой початков и уйдет.
Люди смеялись и одобряли рассказчика, которым был, конечно, возчик Сунь.
Старый Тянь тоже пришел, одиноко сел на корточки у стены школы и поник головой. На нем была все та же старенькая соломенная шляпа.
Ребятишки карабкались на наличники окон, с любопытством разглядывая сквозь стекла арестованного помещика.
О борьбе с Хань Лао-лю никто не говорил, но вопрос этот волновал все сердца, и крестьяне с нетерпением ждали начала собрания.
Члены семьи Хань Лао-лю, его родственники и друзья — все были здесь. Они толкались в толпе и, хотя ни с кем не разговаривали, зорко приглядывались к каждому. Крестьяне, напуганные их присутствием, старались показать вид, что зашли сюда случайно и вовсе ничем не интересуются.
Ли Чжэнь-цзян, подсев к старику Тяню, завел разговор о посевах.
— Как у тебя соевые бобы?
— Пропали. Сорняк задавил, а меж грядками все вода стоит… — рассеянно ответил Тянь. — И кукуруза пропала…
Старику хотелось отвести сердце и сказать, что во всем повинны проклятые чанкайшистские бандиты, налеты которых сорвали полевые работы. Но, поглядев на Ли Чжэнь-цзяна, он вспомнил, с кем имеет дело: Ли Чжэнь-цзян — однофамилец, а может быть, и родственник управляющего Ли Цин-шаня, а Ли Цин-шань — всем известно кто — лазутчик бандитов. Старик удержал слово, вертевшееся на кончике языка, и только вздохнул.
— Ничего, старина Тянь, — шепотом заговорил Ли Чжэнь-цзян, оглянувшись по сторонам. — Ты не тужи. Господин посулил в нынешнем году не брать с тебя платы за аренду. Если тебе сейчас нечего есть, пойди к господину и займи у него зерна. Он не откажет.
Ли Чжэнь-цзян смешался с толпой и принялся уговаривать других крестьян.
Хань Длинная Шея между тем поспевал всюду, что-то нашептывал людям и с улыбкой хлопал всех по плечу.
На трибуну поднялся Лю Шэн. Крестьяне стали подвигаться ближе, все время поглядывая на двери школы. Наконец Чжао Юй-линь вывел Хань Лао-лю и велел ему подняться на трибуну. В дверях школы показался Сяо Сян. Он оглядел безучастные лица крестьян, прошелся по площадке и, заметив подозрительно снующего Ли Чжэнь-цзяна, подозвал Ван Цзя:
— Скажи этому пройдохе, что, если он будет нарушать порядок, его выгонят.
При появлении Сяо Сяна Длинная Шея юркнул в толпу. Сяо Сян не знал его. А люди, хотя и знали, что Длинная Шея — прихлебатель помещика, выдать его боялись.
Хань Лао-лю увидел в толпе свою семью, родственников и друзей, Ханя Длинную Шею и Ли Чжэнь-цзяна. Все были в сборе. На побледневшем лице помещика мелькнула улыбка. Он достал из кармана папиросы и предложил одну Лю Шэну, сидевшему на столе. Тот молча отвернулся. Тогда Хань Лао-лю закурил сам и пристроился рядом. Беззаботно пуская колечки дыма, он делал вид, что с ним ровно ничего не случилось. В толпе пошли разговоры:
— Гляди, гляди, вместе сидят!..
— Недаром говорят, что ночью начальник Сяо выпивал с Ханем Большая Палка.
Люди стали расходиться. Сяо Сян послал Вань Цзя предупредить Лю Шэна, чтобы тот не сидел рядом с помещиком, и открыл собрание.
Лю Шэн приблизился к краю трибуны:
— Этот Хань Лао-лю ненавидим всеми. Бригадой от жителей деревни получено на него немало жалоб. Утверждают, что Хань Лао-лю угнетал и эксплуатировал людей. Вчера вечером мы вызвали его в бригаду, а сегодня должны обсудить, как нам рассчитаться с ним.
После краткого вступления Лю Шэн перешел к делу:
— У кого какие обиды на помещика, пусть, не боясь, высказываются!