Сосэки Нацумэ - САНСИРО
— Нашёл, нашёл! — крикнул Сансиро.
— Дайте-ка взглянуть, — наклонилась к нему Минэко. — «История интеллектуального развития…»[37] Ага, в самом деле нашлась…
— Ага, нашлась, — проворчал Ёдзиро. — Давайте быстрее сюда.
Все трое целых полчаса работали без передышки. Даже Ёдзиро успокоился и перестал торопить своих помощников. Когда же Сансиро и Минэко заглянули в комнату, то увидели, что он тихонько сидит перед полкой, скрестив ноги. Минэко слегка тронула Сансиро за плечо. Сансиро, смеясь, окликнул Ёдзиро:
— Эй, ты что это притих?
— Гм. Сижу и думаю, зачем сэнсэю столько бесполезных книг. Только хлопоты доставляет людям. Продал бы лучше да купил акции какие-нибудь. Э, да что говорить, — вздохнул Ёдзиро.
Сансиро и Минэко весело переглянулись. Раз начальник сидит без дела, почему бы и им не передохнуть? Сансиро стал листать какой-то сборник стихов. Минэко раскрыла на коленях большой альбом с рисунками. С чёрного хода доносился шум — это переругивались рикша со служанкой.
— Взгляните-ка, — тихо проговорила Минэко. Сансиро склонился над альбомом и ощутил исходивший от волос девушки аромат духов.
На фоне моря была изображена обнажённая женщина с хвостом рыбы. Она причудливо изогнулась, так что только хвост был обращён к морю. Одной рукой она придерживала длинные волосы, в другой — держала гребень.
— Русалка!
— Русалка!
Они одновременно прошептали это слово, едва не касаясь друг друга. Тут притихший было Ёдзиро вдруг спохватился:
— Что это вы разглядываете?
Он вышел в коридор, и теперь уже все трое склонились над альбомом, листая его и обмениваясь глубокомысленными замечаниями.
Наконец появился Хирота, во фраке. Он возвратился с торжества по случаю дня рождения императора. Молодые люди быстро захлопнули альбом и приветствовали его.
— Хорошо бы побыстрее управиться, — сказал Хирота.
И они с усердием взялись за дело. При хозяине дома уже неловко было работать спустя рукава. Через час всё было готово. Оставалось лишь полюбоваться аккуратно расставленными на полках книгами.
— Что не успели, завтра приведём в порядок, — заявил Ёдзиро таким тоном, будто хотел сказать: «Хватит с вас и этого».
— У вас много книг, — заметила Минэко.
— И вы всё это прочли, сэнсэй? — поинтересовался Сансиро. Возможно, ему действительно понадобилось выяснить для себя это обстоятельство.
— Кто может столько прочесть? Разве что Сасаки!
Ёдзиро почесал голову. А Сансиро совершенно серьёзно сообщил, что с недавнего времени берёт книги в университетской библиотеке, и какую бы книгу ни взял, оказывается, что она уже была у кого-то на руках. Даже в романе некой Афры Бен, который он взял на пробу, есть пометки на полях. Вот он и хочет знать, сколько может прочесть человек.
— Ну, Афру Бен я читал, — сказал Хирота, чем немало удивил Сансиро.
— Невероятно! — воскликнул Ёдзиро. — Ведь обычно вы читаете то, чего не читают другие.
Хирота рассмеялся и пошёл в другую комнату. Видимо, чтобы сменить фрак на кимоно. Минэко вышла следом за ним. Тогда Ёдзиро сказал Сансиро:
— Вот почему я и говорю, что он светило, которое не светит. Всё на свете прочёл. А отдачи никакой. Увлекался бы лучше модными новинками да был понапористее.
Всё это Ёдзиро произнёс без тени ехидства. Сансиро продолжал молча смотреть на книжные полки. Из гостиной послышался голос Минэко:
— Идите сюда! Будем чай пить!
Молодые люди покинули кабинет и коридором прошли в гостиную. Посреди гостиной стояла корзина Минэко с откинутой крышкой. Минэко доставала из неё бутерброды и раскладывала на тарелочки. Между Ёдзиро и Минэко произошёл следующий разговор:
— Вот молодчина, не забыла принести.
— Но ведь вы просили.
— Вы и корзину купили?
— Нет.
— Нашли дома?
— Да.
— Уж очень она велика. Вы, конечно, на рикше приехали? Кстати, рикшу надо было оставить, пусть поработал бы немного.
— Рикшу отправили с поручением. А такую корзинку и женщина в силах принести.
— Это вы так рассуждаете. А другая ни за что не согласилась бы.
— В самом деле? Тогда и я зря согласилась.
Разговаривая с Ёдзиро, Минэко продолжала раскладывать еду на тарелочки. Речь её лилась неторопливо и спокойно, восхищая Сансиро.
Служанка принесла чай. Все уселись вокруг корзинки и принялись за еду. Воцарилось молчание. Первым его нарушил Ёдзиро.
— Позвольте вас спросить, сэнсэй. Недавно вы упоминали о какой-то Бен. Верно?
— Афре Бен?
— Да. Так вот, кто, собственно, она такая?
— Талантливая английская писательница семнадцатого века.
— Семнадцатого? Чересчур далеко. Материал для журнала из этого не сделаешь.
— Далеко — это верно. Зато она первая женщина, ставшая профессиональной писательницей. И этим знаменита.
— Ещё и знаменита? Это меня совсем не устраивает. Тогда скажите, пожалуйста, что она написала.
— Я читал только «Оруноко». Кажется, под таким названием этот роман входит в её собрание сочинений. Так, Огава-сан?
Всё это Сансиро забыл и попросил Хироту напомнить ему содержание романа. Как выяснилось, в романе шла речь о негритянском короле Оруноко, который был обманут и продан в рабство английским капитаном и перенёс много лишений и страданий. Считают, что Афра Бен была свидетельницей этих событий.
— Интересно. Скажите, Сатоми-сан, вас не привлекает идея написать о таком вот Оруноко?
— Привлекает, но, к сожалению, я не была очевидицей подобных событий…
— Если вам в главные герои нужен негр, то за него вполне сойдёт Огава-кун. Он с Кюсю, и кожа у него тёмная.
— Что за злой язык, — сказала Минэко, беря под защиту Сансиро, и тут же повернулась к нему: — Разрешаете?
Встретив её взгляд, Сансиро вспомнил, как утром девушка вошла в калитку с корзинкой в руках. Воспоминание это его опьянило, и он не мог произнести даже вежливое: «Пожалуйста, прошу вас».
Хирота закурил.
— Дым и то выпускает как философ, — съязвил Ёдзиро. И в самом деле, курил Хирота тоже по-особому, через равные промежутки времени лениво выпуская из ноздрей две густые струи дыма. Созерцая эти струи, Ёдзиро сидел молча, слегка касаясь спиной перегородки, Сансиро рассеянно смотрел в сад. Всё это походило не на переезд, а скорее на дружескую встречу небольшой компании. Беседа шла легко и приятно. Минэко, стоя за спиной Хироты, аккуратно складывала снятый им европейский костюм. Пожалуй, и кимоно она помогла ему надеть.
— Кстати, я вам сейчас расскажу об этом Оруноко. А то по рассеянности Ёдзиро может всё перепутать, — заметил Хирота, перестав попыхивать сигаретой.
— О, я охотно послушаю, — с готовностью откликнулся Сансиро.
— По выходе в свет этого романа некто по имени Саузерн[38] сделал из него драму и издал под тем же названием.
Но это совершенно самостоятельное произведение и путать их нельзя.
— А я и не путаю.
Минэко, складывавшая костюм, бросила взгляд на Ёдзиро.
— В этой пьесе есть замечательная фраза: «Pitys akin to love»[39], - продолжал Хирота, снова энергично выпуская свой «философский» дым.
— В японской литературе, кажется, тоже есть нечто подобное, — вступил в разговор Сансиро, и все его поддержали. Но что именно — никто не мог припомнить. Потом каждый пытался перевести английскую фразу, но ничего не получилось.
В конце концов Ёдзиро высказал суждение, весьма для него нехарактерное:
— Перевести можно только в форме народной песни. Сам дух этой фразы народный.
После такого заявления решено было поручить перевод одному Ёдзиро. Подумав немного, Ёдзиро сказал:
— Что, если так… Не совсем точно, правда… «Милого жалею — потому люблю».
— Что за пошлость! — поморщился Хирота. — Нет, нет, не годится.
Это было сказано с такой забавной брезгливостью, что Сансиро и Минэко рассмеялись. Как раз в этот момент скрипнула калитка, и вошёл Нономия.
— Ну что, навели порядок? — спросил он, подойдя к веранде.
— Нет ещё, — быстро ответил Ёдзиро.
— Помогли бы немного, — подхватила Минэко.
— А у вас, я вижу, весело, — с улыбкой заметил Нономия. — О чём-нибудь интересном беседуете?
С этими словами он присел на край веранды вполоборота ко всем.
— Я перевёл тут одну фразу, а сэнсэй меня отчитал.
— Фразу? Какую же?
— Да так, пустяки, «Милого жалею — потому люблю».
— Что такое? — Нономия повернулся к Ёдзиро, — Это о чём, собственно? Не понимаю.
— Никто не понимает, — вмешался Хирота.
— Да нет, я просто в стиле песни сделал, а если точно перевести, то получится «Жалеть — значит любить».
— Ха-ха-ха. А как в подлиннике?
— Pitys akin to love, — сказала Минэко. У неё оказалось великолепное произношение.
