Дом в степи - Сакен Жунусов
Директор совхоза, соглашаясь, покивал головой. Об условиях жизни на новых землях он был наслышан еще раньше, поэтому в последнем вагончике тракторного поезда ехало все необходимое оборудование для рабочей столовой. Больше того - перед самым отъездом председатель рабкоопа будущего совхоза познакомил его с представительной красивой женщиной - заведующей совхозной столовой.
- Работала завзалом в ресторане, в городе. Прошу любить и жаловать,- аттестовал ее председатель.
Женщина манерно протянула полную белую руку.
- Агафья Никаноровна,- нараспев представилась она, пристально глядя на директора четко подведенными глазами.
Она была старше Моргуна, но держалась с ним, как с ровесником, и с первых же минут попыталась установить легкие дружеские отношения. Федор Трофимович поморщился - все не нравилось ему в этой женщине: ее гладкое лицо без единой морщинки, манера настойчиво заглядывать в глаза, и даже какая- то вызывающая полнота, подчеркнутая тугой юбкой. Агафья Никаноровна, конечно, знала, что нравится мужчинам, и всячески старалась это подчеркнуть. Директор с первого взгляда отметил, насколько умело и экономно пользовалась она косметикой.
Впоследствии Федор Трофимович упрекнул себя за сдержанность и подчеркнуто холодный тон: нельзя же, подумал он, составлять мнение о человеке столь скоропалительно. Но, вспоминая потом людей, с которыми он успел познакомиться за последние дни, Моргун невольно поражался их непохожести одного на другого, их нескончаемому разнообразию. Ну, заведующая столовой - это, положим, одно. А вот главный инженер Райхан. Он увидел ее только вчера в кабинете секретаря райкома. Познакомились, пожали руки. Правда, часа два говорили о будущем совхозе. Но разве можно узнать человека за каких-то два часа?
Машина, мотаясь из стороны в сторону, продолжала, упрямо одолевать неровную дорогу. Федор Трофимович поглядывая на свою соседку, размышлял о том, что поразило его еще вчера во время разговора.
Он удивился, что Райхан так чисто, без малейшего акцента говорит по-русски. Его покорила ее манера излагать свои мысли кратко, сдержанно, с мужской логикой. Он никогда раньше не бывал в этих местах, как и вообще на Востоке, и представление о здешних людях было чисто книжным. Мужчины казались ему какими-то джигитующими молодцами, чем-то похожими на его любимого Хаджи Мурата, а женщины - покорными и робкими созданиями, всецело занятыми своими мелкими домашними заботами. Встреча с Райхан была первым открытием для молодого аспиранта Киевской сельскохозяйственной академии, и он еще вчера сказал себе, что мало, слишком мало интересовался он родной страной и так же непростительно мало знал ее. А вообще, если быть откровенным, то он еще ничего не знал и не сделал настоящего. Прежде, занимаясь акробатикой, даже добившись звания мастера, он был сухим и гибким, как резина, но теперь раздобрел, погрузнел и хоть в походке его, в манерах, в развороте широких плеч угадывался еще бывалый спортсмен, однако на деле спорт для него ушел в безвозвратное прошлое. Но что он знал об этих республиках? Сейчас жизнь как бы начиналась заново, на новом месте, с новыми самыми разнообразными людьми. Земля, куда он приехал, оказывается, полна самых неожиданных открытий, и он только теперь начинал всерьез задумываться, что мало, совсем недостаточно знать, где что находится и добывается. Настоящее знание жизни, ее опыт и мудрость приходят наравне со всеми этими людьми, которые приехали сюда с разных концов страны, и жизнь, судьба которых теперь в его руках, в руках его ближайших помощников.
Приглядываясь к Райхан, как к своей первой помощнице, Федор Трофимович был доволен, что судьба послала ему именно такого человека. Вчера он убедился, что главный инженер превосходно знает земли будущего хозяйства. Секретарь райкома лишь поддакивал ей, как школьник, когда они взялись составлять карту посевов и пастбищ совхоза. Моргун сам в свое время работал агрономом и считал, что к его знаниям не хватает лишь ученой степени. Вчера же он убедился, что край, куда он приехал, предстал перед ним мудреной, никогда еще не читаной книгой, и все его прежние знания не значат ничего по сравнению с тем, что знает об этих местах эта немолодая усталая женщина.
Из окна машины по обе стороны дороги видна просыхающая бескрайняя степь. Нигде ни кустика, ни горки. Изредка глаз останавливается на небольших, поросших камышами озерах. Не тронутый человеком камыш разросся здесь настолько буйно, что порой совсем не видно воды,- лишь посредине едва проблескивает крохотное блюдце.
Райхан, пригнувшись к окну, оглядывает знакомые места.
- Вон видите,- обращается она к Моргуну,- озеро Камысты-коль. А там, дальше - озера Саржан. Говорят, когда-то там было джайляу Саржана. Богатый человек... А вон - видите, чернеет? Там тальник. А возле него брошенная зимовка Есдаулета. А там, правее на холме - зимовка Салима. Были когда-то братья, богатые люди, Салим и Малим.
Федор Трофимович, всматриваясь и запоминая все, что ему показывали, заметил, что с тех пор, как они выехали из райцентра, им попалось всего два колхоза, а старых заброшенных зимовок вот уже десять или двенадцать. Похоже, раньше аулов было больше.
- Вы хотите сказать: не стало ли меньше людей?- уточнила Райхан.- Нет, население не уменьшилось.
Правда, в тридцатые годы народу сильно подсокра- тилось, ну, а в войну - сами понимаете... И все же не поэтому так редко сейчас жилье. Казахи всегда вели кочевую жизнь. Зиму они проводили на зимовках, а лето - на джайляу. И вот в тридцатых годах, в коллективизацию, народ стал переходить к оседлости. Так что все эти зимовки - это как памятники прошлой жизни. Ну, а для народа теперь - ориентиры в степи. Здесь так и считают: от зимовки такого-то до следующей столько- то километров. Луговину Есдаулета знают, лощину Салима. То же самое и с дорогами. Приметы надежные. И вам, Федор Трофимович, все это запомнить не худо. На первых порах ориентироваться только так придется. Кстати, запомните: от зимовки Есдаулета начинаются земли нашего совхоза. Вот оттуда.
Диковинные, непривычные названия здешних мест запали в память Моргуну еще вчера, когда секретарь райкома вместе с Райхан рассматривали карту земель Березовского совхоза. Переговариваясь, они то и дело упоминали какие-то зимовки, овраги, озеро и ставили на карте отметки. Федор Трофимович прислушивался и запоминал, и когда его спросили о чем-то, он свободно заговорил о
