Другой дом - Джеймс Генри
— Не обращайте на меня внимания, — сказала она сквозь слезы. — Я возьму себя в руки. Сейчас, сейчас, минутку, скоро я буду в порядке.
Тони задавался вопросом, не следует ли ему дать ей побыть одной; и все-таки счел невежливым оставлять ее в таком состоянии. Роза быстро пришла в себя, и свойственное ей беспокойство о том, что подумают люди, оттеснило боль на второй план.
— Только не говорите Джулии — это все, о чем я прошу. У каждого бывают мелкие огорчения — это сиюминутное. Просто дайте мне минутки три, и от них не останется и следа.
Она выпрямилась и даже улыбнулась, промокнув глаза скомканным носовым платком, в то время как Тони восхищался ее мужеством и умением сохранять положительный настрой.
— В одном вы должны быть уверены, Роза, — с чувством ответил он, — что бы ни случилось, сейчас или в будущем, в этом доме вас будут ждать друзья, которые готовы разделить с вами и радость, и горе.
— Ах, не говорите так! — воскликнула она. — Я едва могу это вынести! Разочарования каким-то образом еще можно принять; но как в этом мире достойно встретить великодушие? В свою очередь, и вы должны быть уверены в том, что никакие жизненные трудности не сделают меня докучной. Как раз по той причине, что ужасно боялась стать надоедливой особой, я и держала себя в узде — и это так нелепо привело меня к тому, что в конце концов я сама себя выставила дурой. Я знала, я однажды сорвусь — по крайней мере, чувствовала: что-то не так, — но надеялась, что все обойдется!
Она остановилась перед зеркалом и, будто актриса в гримерке, занялась своей внешностью, стала даже чуть подкрашиваться. Слегка подрумянила щеки и настояла на том, чтобы ее собеседник не утруждал себя заботами о ней.
— Не жалейте меня, не обращайте на меня внимания и, главное, не задавайте никаких вопросов.
— Ах, — сказал Тони с дружеским упреком, — вы так мужественны — просто не знаешь, как вам и помочь!
— Не пытайтесь мне помочь — даже не думайте. И не говорите глупостей. Тише! — продолжила она уже другим тоном. — А вот и миссис Бивер!
Вошла хозяйка Истмида, предшествуемая дворецким; официально доложив о ее появлении, он тут же известил собравшихся, что ланч подан, причем сделал это таким вызывающим тоном, как будто все до сих пор не садились за стол только потому, что дожидались, когда она, наконец, явится. Слуги, как в Баундсе, так и в Истмиде, умели напомнить ей, что в другом доме они прислуживать не нанимались.
— Ланч — это очень хорошо, — сказал Тони, — но кто, скажите на милость, будет его есть? Прежде чем вы сядете за стол, — продолжал он, обращаясь к миссис Бивер, — я должен вас кое о чем спросить.
— У меня тоже есть к вам один вопрос, — добавила Роза, в то время как дворецкий удалился, подобно добросовестному премьер-министру, уходящему в отставку, будучи не в силах отстоять в парламенте должный состав кабинета. Она обратилась к соседке по имению, и при этом на лице ее, к удивлению Тони, не было ни малейшего признака недавних волнений. — Разве мистер Видал не вернулся вместе с вами?
Миссис Бивер и бровью не повела.
— Именно так! — твердо ответила она. — Мистер Видал сейчас здесь, в саду.
— Тогда я позову его на ланч. — И Роза уплыла, оставив их обоих стоять друг против друга в молчании, прервавшемся только тогда — поскольку Тони утратил дар речи, изумленный проявленным Розой присутствием духа, — когда миссис Бивер убедилась, что ее никто не слышит.
— Она порвала с ним! — со всей ответственностью заявила эта леди.
Ее собеседник возразил.
— Она? Откуда вы знаете?
— Знаю, потому что он сам мне об этом сказал.
— Уже? За эти несколько минут?
Миссис Бивер помедлила.
— Конечно, я первая спросила его об этом. Мы встретились на мосту, я видела, что он потрясен.
— Это Роза пережила потрясение! — возразил Тони. — Это он ее бросил.
Миссис Бивер уставилась на него.
— Это она так сказала?
Тони задумался.
— Практически — да.
И снова его гостья заколебалась, но только на мгновение.
— Значит, один из них лжет.
Тони посмеялся над ее проницательностью.
— И это точно не Роза Армиджер!
— И точно не Деннис Видал, милый вы мой; я ему верю, — сказала миссис Бивер.
Веселое изумление ее собеседника возросло.
— Вы делаете поспешные выводы.
— Хорошо, пусть так. Я пригласила его к себе.
Тони приподнял брови.
— К вам?
— Да, пока он не уедет — завтра, на поезде. Он не может здесь оставаться.
Тони взвесил ее слова.
— Я понимаю.
— Да господи ты боже мой — ничего-то вы, как всегда, не понимаете! Он мне нравится, он в моем вкусе. И что-то мне подсказывает, что я тоже пришлась ему по вкусу!
— Не сочтите за облеченное в учтивую форму оскорбление, если я скажу, что вы приходитесь по вкусу всем и каждому, — заметил Тони. И мгновение спустя поинтересовался: — Он сильно страдает?
— Он в полном ошеломлении. Он ничего не понимает.
Тони снова задумался.
— И я понимаю не больше. Но вы сможете утешить его, — добавил он.
— Сначала я его покормлю, — сказала соседка. — Заберу его к себе на ланч.
— Не очень-то вежливо с вашей стороны, вы не находите?
— Не очень-то вежливо по отношению к вам? — перебила его миссис Бивер. — Это как раз то, о чем он меня спросил. Я сказала ему, что договорюсь об этом с вами.
— И вы, я вижу, уже «договариваетесь». Но как вы его заберете, если Роза ведет его сюда?
Миссис Бивер немного помолчала.
— Да не ведет она его. Она не за ним пошла. Она ушла из-за меня.
Тони удивленно посмотрел на нее.
— Вы снова делаете поспешные выводы, — повторил он. — Я застал ее в минуту явного потрясения.
— А я застала ее в точности такой, как обычно.
— Ну, это тоже было из-за вас, — сказал Тони. — Она держит свое разочарование в тайне.
— Тогда я очень признательна вам за то, что вы открыли мне глаза.
— Я сказал вам это, чтобы уберечь ее от вашего осуждения. Но все так запутанно, — добавил молодой человек с внезапной усталостью в голосе. — Я сдаюсь!
— А я нет… мне нужно все уладить. — Миссис Бивер говорила очень решительно. — Но сначала я должна увидеть вашу жену.
— Конечно! Она все это время только вас и ждет. — Он открыл дверь. Поравнявшись с ним, миссис Бивер остановилась. — Доктор у нее?
— Да, по ее просьбе.
— Как она?
— Совсем с ума спятила! — воскликнул Тони и, поскольку его гостья повторила за ним последнее слово, продолжил: — Я имею в виду ее ужасную навязчивую идею: именно из-за нее бедному Рэймиджу пришлось уступить свои позиции, именно она является прямой причиной обращения Джулии к вам.
Маленькие глазки миссис Бивер, казалось, видели больше того, что содержалось в его словах, прозревали нечто поистине чудовищное.
— Что у нее за ужасная навязчивая идея?
— Она сама вам расскажет. — Он отстранился, чтобы дать миссис Бивер пройти, и она скрылась за дверью, но в следующее мгновение снова возникла на пороге.
— Да, хотела только сказать, что это дитя с минуты на минуту может подойти.
— Какое дитя? — Он уже обо всем забыл.
— Ох, ничего-то вы не помните!.. — Миссис Бивер с чисто женской непоследовательностью едва на него не обиделась.
Но Тони сумел быстро исправить свою оплошность.
— О, ваша племянница? Конечно, я помню… у нее такие чудесные волосы.
— Она мне не племянница, и волосы у нее отвратительные. Но если она все-таки придет, отправьте ее прямиком домой!
— Всенепременно, — сказал Тони.
На этот раз его гостья исчезла и уже не появлялась.
XII
С минуту он походил по холлу, потом, чувствуя, что страшно утомлен и остро нуждается в отдыхе, опустился на диван и вытянулся, закрыв глаза. Он был рад, что остался один, а больше всего рад тому, что теперь сможет без помех полежать в тишине и покое. Тони старался убедить самого себя, что нисколько не нервничает; он имел твердое намерение не двигаться с места до возвращения миссис Бивер. Обстановка в доме сложилась странная, ланч накрыли, можно сказать, с помпой, а сесть за стол некому. У бедной Джулии одно горе, у бедной Розы — другое, а бедный мистер Видал, который сейчас натощак слоняется по саду, — в положении еще более горестном, чем они обе. Тони вздохнул, подумав об этих несчастных, рассеянных по разным уголкам имения, но еще решительней вытянулся на своем диване. Он не хотел садиться за стол в одиночестве, и общество, состоящее только из миссис Бивер, тоже не доставило бы ему удовольствия. Потом ему пришло в голову, что еще меньше он обрадовался бы обществу ее маленькой приятельницы, того самого «дитяти», каковое он обещал отослать назад, как только оно здесь появится; по всему по этому Тони издал вздох, говоривший отчасти о его невзгодах, отчасти о готовности покорно их сносить, отчасти же о печальном осознании того факта, что за всю свою жизнь — жизнь человека, всегда наслаждавшегося отменным здоровьем, — он еще ни разу не ощущал столь полной потери аппетита. Тем временем, однако, попытка перестать слоняться по комнате увенчалась успехом: ему показалось, что, закрыв глаза, он сумел подавить пугающие мысли. Он остыл, успокоился, а кроме того, ему нравился запах цветов в полумраке. Забавно, что стоило ему расслабиться, как его одолела страшная усталость; навалилась на него ни с того ни с сего и показала, как внезапная тревога — а он ведь таки был встревожен — может за какой-нибудь час лишить человека половины жизненных сил. Тони пришло в голову, что, если его еще хотя бы несколько минут не станут беспокоить, это расслабленное состояние завершится блаженной потерей сознания.
