Булчу Берта - Кенгуру
текса я давно не ел. А некоторые еще петрушку в него кладут.
— Петрушка сюда не нужна. Принес бы ты пива...
— Пивом будете запивать?
— Пивом.
— Мне, конечно, все равно, только я думал, с хлебом вам вина захочется.
— Ты что хочешь? — повернулся Йоцо к Варью.
— Пить я хочу. Неделя была зверская, высушило меня на дорогах.
Йоцо снова взглянул на официанта.
— Ты, конечно, прав, Тоти, только все ж, если можно, принеси нам пива.
Бутылки запотели, от них даже на расстоянии веяло прохладой. Йоцо с удивлением взглянул на бутылки.
— Несу, Йоцо,— сказал официант. И через несколько минут вернулся с четырьмя бутылками «Радебергера».
— Я угощаю,— сказал официант.
— Спасибо, Тоти. Хороший ты парень... У вас здесь какие новости?
— Сносить нас будут.
— «Семерку треф»?
— Говорят, что и «Росу» тоже, а может, вообще все дома, всю улицу. — Официант наполнил стаканы, налил и себе.
— За тебя, Тоти, и за «Семерку треф»!— Йоцо высоко поднял свой стакан и выпил. За ним остальные.
— Вот это пиво! — восторгался Варью.
В дверях кухни показался повар и замахал Тоти.
— Скоро вернусь,— сказал официант и ушел.
Йоцо и Варью с наслаждением ели хлебцы с мясной массой. Ели, время от времени поглядывая друг на друга и мотая головой.
— Хорошая штука — этот татарский бифштекс, — заметил Варью.
— Еще бы. А ты что, не знал?
— Я, знаешь, вообще-то только хорошо прожаренное мясо могу есть. С голоду помру, а полусырое, с кровью в рот не возьму. И бифштексов не ем. Но это — первый класс.
— А ведь сырое мясо!
— Это и хорошо. Лучше совсем сырое или уж прожаренное как надо. А если ни то ни се — так пусть его будайские барышни кушают. У них желудок все выдержит.
Татарский бифштекс съели; Варью наполнил стаканы, они выпили.
— Хоть этот «Радебергер» и лучше кёбаньского пива,— сказал Йоцо,— а как вернешься домой из двух-трехнедельной поездки, так ждешь не дождешься, чтоб выпить кружку отечественного.
— Слушай, а там что люди жрут?
— Где?
— Да у этих итальянцев и французов?
— Все. У них там отличная есть жратва. На побережье в основном рыбу едят и всякие чудеса в решете. Вроде осьминогов, например, или ракушек, морских ежей. Осьминоги мне не понравились. Все равно что хрящ в холодце. Никакого вкуса. А из ракушек я только устриц есть могу.
— Их пекут, устриц?
— Нет, сырыми едят. Капнут на них лимона и глотают.
— Ну и как?
— Мягко, скользко, но вкусно. В печеных ракушках песку много, так и скрипит на зубах. Рыба вкуснее всего. С красным вином. Жареную рыбу они готовят отлично. Попадешь в какую-нибудь паршивую корчму, грязную, заплеванную, а все равно несут тебе на подносе несколько рыбин: мол, которую изволите? На какую укажешь, ту и приготовят. И кухни отдельной нет — рыбу тут же жарят, на очаге. Угли там раскаленные, кругом старые сковороды, медные, чугунные. Кастрюли... Жареная рыба — отличная. Жареная рыба с вином — лучшего нечего и желать.
— Хорошо тебе...
— Хорошо? Может, и хорошо... Только если ты все время в дороге, так обязательно у тебя в душе какое-то беспокойство скапливается. На дороге ведь все может случиться. Мотор сломается. Переправу закроют, или дорогу, или фирма начнет придираться. В мире теперь столько всего... Недавно вот в Италии прилип ко мне какой-то серый автомобиль. В нем — четверо. Два дня не отстают: то впереди, то сзади. Я встану и они встанут. Я поеду — и они поедут. Зайду в бистро кока-колы выпить — двое тоже заходят, пьют кока-колу, а другие двое в машине ждут. Не знаю, чего они хотели. Жуткий был рейс, нервы у меня в тот раз на пределе были.
— И чем кончилось?
— Ничем. На третий день они меня вдруг обогнали и ушли этак на ста сорока — ста шестидесяти. Так я и не понял, в чем дело. Может, спутали с кем-то. У них ведь, что ни день, взрывы; не поймешь, что и делается.
Варью долго размышлял; потом снова взял кожаную куртку, ощупал ее.
— Не мало — семь сотен?
— Надень-ка ее.
Варью встал, поднявшись над перегородками, разделявшими боксы; люди за столиками оборачивались, смотрели на него. В кафе было дымно, шумно. Да и жарко, хотя двери на улицу были распахнуты и вовсю работала вентиляция. Варью надел куртку, расправил плечи, поднял руки.
— Точно по мне. Словом, не останешься в накладе?
— Нет. Я три куртки привез, две уже загнал по две тысячи за штуку.
— Неплохой бизнес.
— Для тебя — неплохой. Для меня это не бизнес. Просто подвернулись под руку, я и купил: не пропадать же валюте. А если б я бизнес хотел делать...
К столу подошел низенький, смуглый парень.
— Привет, Йоцо. Вижу, вернулся, — сказал он, вежливо улыбаясь. Даже слишком вежливо.
— Выпьешь с нами пива? — спросил Йоцо.
— Спасибо, ухожу... Как раз собрался идти — и тут тебя заметил.
— Жаль. Я бы охотно выпил с тобой по кружке.
— Спасибо. Я знаю, ты добрый парень. Да идти надо. Отдыхай после дороги. Привет!
Все еще улыбаясь, смуглый парень отошел от стола, потом вдруг остановился, словно что-то вспомнив. Медленно повернулся и, опершись на стол, наклонился к самому уху Йоцо.
— Травки не привез?
— Нет. Ты же знаешь, Рафи, травку я никогда не вожу. Не сердись.
— Ну что ты! Я думал, может, так, для смеху, чуть-чуть. Нет так нет.
— Рафи, ты ведь меня знаешь...
— Знаю... О’ кей... Я ведь не потому... Да она мне и не нужна, не думай. Зачем мне на свою голову приключений искать?
— Я и не думаю, Рафи. Будь спокоен.
— Спасибо, Йоцо. Привет,— сказал смуглый и ушел.
Йоцо некоторое время задумчиво разглядывал свой стакан: тот был пуст. Сообразив наконец, что нужно делать, Йоцо взял бутылку и с пониманием дела наполнил стаканы. К столу подошел официант, поднял свой стакан.
— Будем здоровы!
Выпили. Официант наклонился над столом, взял пустую корзинку из-под хлеба, доску и тихо сказал, обращаясь к Йоцо:
— Ты этого, улыбчивого, остерегайся. Он уже на крючке, недолго ему плавать. Я видел, как он на тебя наседал.
— Спасибо, Тоти. Рафи ничего в этот раз не просил: только поздоровался, улыбнулся и ушел. Да у меня и нету ничего. Даже сигарет не привез. Зачем! И здесь купить можно.
— Принести еще пива?
— Тащи. Теперь уж будем держаться «Радебергера».
Официант еще раз обмахнул тряпкой стол и ушел, унося пустые бутылки и корзинку.
Варью с любопытством посмотрел на Йоцо.
— Слушай, а что это за трава?
— Трава — это трава...
— Парень этот травоядный, что ли?
— Точно,сказал Йоцо и расхохотался.
— Не понимаю.
Йоцо вытащил из кармана коробку длинных сигарет. «Кент»— стояло на коробке.
Варью взял одну сигарету, сунул в рот, потянулся за спичками.
— Вот в ней и есть трава.
Варью испуганно вынул сигарету изо рта и стал ее рассматривать. Под тонкой бумагой просвечивали какие-то зеленоватые крапинки.
— Что это?
— Трава... Значит, гашиш или марихуана. Вот это и был бы тот самый бизнес...
Варью с недоумением переводил взгляд с сигареты на Йоцо и обратно.
— Закури или спрячь в карман.
Варью положил сигарету в карман и покачал головой.
— Если привез, так почему ему не дал?
— Кто тебе сказал, что привез?.. Всего две сигареты. Одну мне, другую тебе. Хотел посмотреть на твою продувную рожу, когда ты затянешься. Ну, закуришь?
— Потом, пожалуй.
— Как хочешь. Тогда — твое здоровье,—сказал Йоцо и со смехом потянулся за стаканом.
— Из чего это делается? — спросил Варью, когда они поставили стаканы на стол.
— Трава-то?
— То, что в этой сигарете?
— Из конопли. Из конопляного семени или цветов.
— Конопля и у нас растет. В чем же здесь бизнес?
— Это самый большой бизнес на свете. Больше его и гнуснее не бывает. Конечно, настоящие дельцы не с гашишем работают, а с героином.
— Это тоже из конопли?
— Нет, из мака.
— Из того мака, что в калачи кладут?
— Из того самого.
— Мак у нас тоже растет. Мака у нас хоть завались. Да почему-то никто еще на нем состояние не нажил.
— Дело не в маке, а в его соке, в опиуме.
— У венгерского мака соку, что ли, нет?
— Есть.
— Так в чем дело?
— Дело в том, милый мой, что если ты начнешь тот сок добывать, то скоро в тюрьме окажешься. Если ж еще и Интерпол о деле пронюхает, так прощайся со свободой на всю жизнь. А тем турецким да сирийским мужикам, которые мак выращивают, все равно, что с ними будет. Они свое дело делают, а дальше уже работа гангстеров. Гангстеры Интерпола не боятся.
— Значит, все от турок идет?
— Не только от них. С Ближнего Востока. Где-то, может в Сирии, сидит такой аптекарь или химик и из опиума делает морфий. Морфий перевозить удобней, он в десять раз легче опиума.
— Откуда ты это все знаешь, Йоцо?
— Это все знают. На Западе об этом во всех газетах пишут. Во «Франс суар», например, все описано в подробностях. Ну, а кто хоть раз в Марселе побывает, тот еще больше будет знать. Марсель — огромный порт, и тайн там полным-полно.